Пленный вдруг о чем-то заговорил, будто всхлипывая и сильно картавя.

- Что болтает? - спросил капитан.

- Говорит, что их обманули... немцы обманули, - сказал боец. - Вроде обещали, что на парад в Москву едут.

Лицо этого бойца показалось Невзорову очень знакомым. А француз торопливо произнес еще несколько слов.

- Про каких-то сумасшедших говорит, - -перевел боец. - Я же французский плохо знаю.

- Ша, браток. Подполковнику спросить кой-чего требуется. Да мы ни в зуб ногой... Уяснил?

Боец улыбнулся, поглядывая на Невзорова:

- Мы знакомы... Шубин я. Ну еще у Галицыной тогда были.

- Да. да, - отозвался Невзоров. - Конечно, вспомнил.

- Ну вот... Елки-моталки! - воскликнул капитан, удивленный тем, что Невзоров без радости, отчужденно и холодно принял встречу со старым знакомым.

- Как пленного взяли? - спросил Невзоров.

- Да сам он и взял, - ответил капитан. - Молодчага парень!

- Наступали они, - проговорил Шубин. - А мы в контратаку. Элементарно.

Француз напряженно следил за их лицами, очевидно пытаясь угадать, что говорят и как решится его судьба.

Острый кадык его дергался, будто, не раскрывая рта, он поспешно глотал что-то.

- Меня интересует, - сказал Невзоров, - где перехватили наших? Сколько было там генералов?

Шубин, растирая толстым пальцем лоб, начал медленно строить фразу. На шее у него висел автомат, за брезентовым поясом торчала граната. И лишь то, как он растирал лоб, напоминало прежнего чудака-студента.

- Je veus supplio! [Я вас умоляю! (франц.)] - воскликнул пленный и стал что-то быстро объяснять.

- Говорит, что не знает... Слышал об этом... И еще:

можно ли наказывать за то, чего не совершил он... Справедливость должна быть выше... предубеждений, - коротко перевел Шубин и спросил у Невзорова: - Давно из Москвы?

- Часа три.

- Сила! И Галицыну видели?

- Нет, не видел, - сухо проговорил Невзоров. - Что ж, капитан, с этим "языком" бесполезно терять время. Куда его денете?

- Мыслишка есть, чтобы отпустить, - хитро щурясь, сказал капитан. - В целях культурно-массовых общений... Утихнет немного, и отведем его за передок.

И будь здоров.

Невзоров понял, что решило так более высокое начальство, имея определенную цель. Но было странно думать, как пленный уйдет назад, где ему вручат автомат или огнемет. И главное, ни у капитана, ни у Шубина это не вызывает протеста.

- Что ж, - сказал он, хмурясь. - Идемте, капитан.

V

У оврага разорвались два снаряда. Потом на склоне холма, заслоняя небо, метнулись черные султаны дыма.

Невзоров едва успел спрыгнуть в траншею.

Позиции, хорошо видимые раньше, окутало завесой гари; казалось, и воздух там стал черным. А с юга плыли немецкие самолеты в белых облачках разрывов. Гул их моторов даже не был слышен.

Командарм теперь надел каску и в бинокль разглядывал "юнкерсы". Штабной полковник занял его место у телефонов.

- Танки на стыке прорвались, - доложил он.

- А, черти! - сказал командарм. - Нашли лазейку... Выдвигайте артиллерию.

- "Тополь"... "Тополь"! - закричал полковник в трубку. - Гости с коробочками идут. Увидел? Выдвигай музыкантов на прямую дорожку. Что гостей считать? Лишь бы огурцов у тебя хватило...

Этот нехитрый шифр, ясный любому, но упорно используемый для телефонных разговоров, чтобы враг, который сумеет подслушать, не догадался, означал:

танки где-то на стыке миновали рубеж, идут далее и замаскированной батарее приказано встретить их. Лица командиров, стоящих здесь, обрели выражение тревоги.

Невзоров пытался увидеть что-либо в дымной завесе, а там лишь блестками клубились огни. На этот же дым "юнкерсы" высыпали бомбы. Полковник то и дело сообщал командующему об атаках танков на разных участках.

- 322-й полк обошли...

- Пленного на участке 133 взяли. Мотодивизия СС "Райх" атакует...

И Невзоров догадался, что немцы осуществляли искусный тактический прием, рассчитанный штабами до минут: одновременный удар артиллерии, бомбардировщиков и танков. Он мысленно поразился четкости развития этого удара.

- На участке 17-го полка глубокий прорыв, - доложил полковник. Полосухин сообщает: 32-ю дивизию рассекли...

Кто-то сказал, что пора двинуть резерв - танковую бригаду, оставленную на крайность, ибо крайность уже наступила. Лелюшенко молчал, покусывая губу и не опуская бинокля.

В двух километрах от наблюдательного пункта выкатывали на огневую позицию противотанковые пушки. А сверху к ним устремились "юнкерсы". Пелена дыма немного раздвинулась, образовался коридор, где было и горящее село и двигалось множество низеньких танков. От них летели цветные ракеты - сигналы авиации.

- "Тополь".. "Тополь"! - закричал полковник осевшим голосом - Видишь?.. На деревню смотри.

В этот же момент появился запыхавшийся полковник - интендант с мотоциклетными очками на фуражке - и торопливо начал докладывать командарму о вагоне овса, который разгружают.

- Какой овес? - изумленно перебил командарм. - Вы что?

- Для лошадей. Этот не гнилой .. Сам ел, как вы приказали!

Капитан-разведчик около Невзорова точно подавился смехом. Лелюшенко, должно быть, наконец вспомнив, что приказывал этому интенданту, только махнул рукой и отвернулся. Интендант отошел.

- Что вы, Никодим Федотыч, - весело сказал капитан - Еще овес?.. Танки вон.

Интендант хлопнул себя ладонью по красной шее- Танки что... А этот овес у меня вот где!

Танки быстро увеличивались в размерах и, как бы сбрасывая остатки дыма, четко проявлялись на заснеженном поле. "Юнкерсы" пикировали с вибрирующим гулом моторов и ревом сирен.

- Двадцать пять танков! - крикнул наблюдатель. - Шесть остановились. Горят!

- Молодец, - сказал полковник. - Ох, молодец!

Железные нервы. Воюет как бог!

- Что у Полосухина?

- Держится, - ответил полковник. - Держится 32-я.

Эта 32-я сибирская дивизия прикрывала шоссе на Москву, и там будто горела, дымилась земля на всю глубину обороны. Но вдруг полковник доложил:

- У Полосухина фланг смяли...

Невзоров увидел, как из жерл танковых пушек вырвались бледные лоскуты огня. И мгновенно оглушительный треск разрывов свалил его. В долю секунды пересох рот, казалось, треск вонзился с затылка.

- Сигнал танковой бригаде! - распорядился командарм.

Невзоров уже встал, комкая фуражку. Никто и не глядел на него. Капитан тормошил сидящего интенданта, у которого изо рта и ноздрей текла кровь, а лицо обрело неестественно бурый цвет. Взрывная волна оказалась гибельной при его полнокровии.

- Вот и овес, - проговорил капитан.

Часть танков обтекала высоту, а часть шла на батарею, расстреливая ее. Десяток танков горели, выбрасывая клубы жирной копоти. Снег вокруг точно обугливался. Автоматчики группами бежали по этому черному снегу. Капитан скрылся в землянке и появился уже с ручным пулеметом и винтовкой. Винтовку он кинул Невзорову:

- Берите, подполковник! Разминка от штабных сидений...

А танки уже давили батарею. Гул моторов, лязг железа просекали выстрелы. За щитком единственной уцелевшей еще пушки, среди груд издолбанной, выпроставшей рыже-глиняное нутро земли, Невзоров видел артиллериста. Снопик огня из пушки уперся в танк, и гусеницы размяли орудие, точно спичечный коробок.

Брызгами отлетали колеса, щепки патронного ящика, латунные гильзы. Но и танк застыл, крутнувшись на месте. А другие уже ползли к наблюдательному пункту. Казалось, ничто не остановит стальные машины с грохочущими зевами орудий, с блещущими, точно исподлобья, огоньками пулеметов. И следом за танками бежали автоматчики.

Невзоров испытал щемящую жалость к себе: умереть вдруг от пули рядового немецкого солдата, которому не дано, как ему, оценивать события масштабами фронтов... Он выстрелил в бегущего автоматчика и заметил с каким-то облегчением, что попал, убил его.