- Мы контролируем железные дороги в их тылу, - улыбнулся Брюнинг. - Они гоняют пустые эшелоны и хотят создать видимость переброски крупных частей.
А на станции Раменское через день выгружается одна и та же артиллерийская бригада.
- Что вы думаете об этом? - спросил Канарис.
- У русских мало юмора. Такой видимостью Жуков пытается отсрочить наше наступление.
- Кто передает сведения?
- В-П... Лейтенант Штрекер.
- Представьте его к награде.
- Что-то случилось, господин адмирал, - второй офицер с погонами капитана, сидевший за рулем, беспокойно оглянулся.
Канарис уже видел и сам на дороге тупоносые грузовики, бегущих цепью солдат. Из леса доносилась частая автоматная трескотня. Бронетранспортер впереди остановился, закрывая кормой легковую машину.
- Узнайте, Брюнинг, - сказал адмирал, - неужели партизаны?
Брюнинг распахнул дверцу и легко выскользнул из машины. Канарис глядел на лес. Оттуда, проваливаясь в снегу, группа солдат в темно-синих шинелях тащила к дороге убитых.
- Так здесь итальянцы! - воскликнул он.
- Фельдмаршал использует гвардию дуче как охранные войска, - заметил капитан, сидевший у руля, и его невыразительное, будто стертая монета, лицо язвительно покривилось. - Только называются солдатами, а удирают еще до атаки русских...
- Не забывай, Фриц, - мягким тоном отозвался Канарис, - что с такими солдатами Цезарь побеждал всех...
А как здесь думают насчет русских?
Капитан Фриц Крамер был одним из тех людей, которые выполняли самые доверительные поручения адмирала. Поэтому говорить они могли только наедине.
- Москва будет крутой горкой, - сказал Крамер.
- Почему же? Бок имеет пятьдесят одну дивизию и полторы тысячи танков.
- Я беседовал с генералом фон Тресковым...
- Вот как! - отозвался адмирал.
- Если нам и удастся обойти Москву, то растянутость фронта превысит наши возможности. Генерал обеспокоен тем, что в Берлине мало думают о возможностях.
Взгляд Канариса оставался мягким, добродушным; и ничто не выдало сразу возникшего интереса.
- Да, Фриц, - сказал он, - практика быстро исправляет наши иллюзии, но лишаться иллюзий трудно. Вот что и ведет к большим катастрофам. Глупых людей слишком много на земле, чтобы с ними бороться. Можно, правда, использовать глупость, уверяя, что в ней скрыта истина.
По лицу капитана адмирал заметил, что тот ничего не понял, хотя и силился выразить глубокомысленную догадку. Высказанные же Канарисом фразы были завуалированным, искаженным отражением его мыслей о том, что в Берлине сидят не очень умные деятели, но и адмирал и все генералы находятся с ними в одной колеснице. Поэтому здесь, в России, им всем нужна победа любой ценой, ибо в случае поражения никто не уйдет от гнева масс и ответственности за это поражение.
Они замолчали, так как подходил Брюнинг. Капитан торопливо развернул газету.
- Это не партизаны, господин адмирал, - доложил Брюнинг. - Регулярная часть. Но всего десять или пятнадцать штыков. Итальянцы блокировали лес, только русским опять удалось вырваться. Захвачен пленный.
- Мне бы хотелось допросить его, - сказал Канарис. - Где найти переводчика?
- Это легко... Крамер владеет русским языком.
- Ах вот как! - улыбнулся адмирал. - Не сочтите за труд, капитан...
III
Итальянские солдаты угрюмо разглядывали немцев.
Вымокшие, усталые, они подпрыгивали, чтобы согреться на холодном ветру, и переругивались, так как молчать итальянец более двух минут не в силах... Адмирал хорошо знал итальянский язык.
- Эй, Люкино, ты еще не князь Боргезе, - говорил один. - Что же прятался за меня, когда русский начал стрелять?
- Я подумал, что твой лоб, как броня.
- Только и закапываем своих, - говорил другой, с характерной тосканской певучестью, в которой будто скрывались шорохи пальм и ленивые порывы сирокко. - Девять человек... А эти немцы раскатывают на "мерседесах".
- Ты бы видел, как они жрут, - сказал другой.
- Помалкивайте! - рявкнул капрал.
Убитые итальянцы лежали около грузовика. Пленный без сапог, в дырявых носках и разорванной куртке летчика стоял на мокром, грязном снегу. Из простреленной шеи сочилась кровь. Губы его запеклись, почернели. Маленький смуглый итальянец, выразительно жестикулируя, пытался объяснить, что его сейчас расстреляют и теплые штаны больше не понадобятся, к господу богу вполне прилично явиться без штанов. А он дает за них сигарету. Русский непонимающе косился, затем наклонил голову с крутым затылком:
- Иди ты к!.. Я бы и вас перестрелял, но автомат заело.
- За-а-эло, - нараспев повторил итальянец это удивившее его мрачной звонкостью русское слово.
К немецким офицерам выбежал молодой франтоватый лейтенант. Он торопливо начал докладывать, путал фразы.
- Говорите по-итальянски, - остановил его Канарис.
- О, синьор! - радостно воскликнул тот. - Как это приятно! Вы бывали в Риме? Я чувствую это...
Канарис только улыбнулся и спросил, как захвачен русский Оказалось, этот летчик прикрывал других, а те увели с собой в лес итальянского офицера. Вероятно, им нужен "язык", чтобы идти к фронту. Летчик захвачен как партизан, и есть приказ коменданте [Генерал (тал.).] расстреливать таких на месте.
- Узнайте, Крамер, - нахмурился адмирал, - где его сбили?
Русский выслушал, и белые молодые зубы его как-то опасно сверкнули в короткой усмешке. Он бросил несколько фраз.
- Говорит, что его не сбили, - перевел Крамер. - Он сбил "юнкере" и таранил второй самолет. А теперь ругается Сожалеет, что у него здесь отказал автомат.
Русский, подняв голову к небу, вдруг тихонько запел.
- Да он поет, - сказал Крамер адмиралу. - Что-то про косы русской девушки и бантики.
Слушая капитана, адмирал глядел на русского. В такие минуты людям свойственно укрывать страх за истерической бравадой. Но лицо русского было спокойным. Канарис отвернулся и зашагал к "мерседесу".
- Синьор колонель! [Господин полковник! (итал.)] Лейтенант-итальянец остановил Брюнинга, начал уговаривать, чтобы забрали этого русского. Мешая итальянские фразы с немецкими, он зтолковывал, как неприятна ему роль обыкновенного палача, тем более что в Италии палача не считают даже за человека.
- Это ваше дело, - поняв наконец его, рассердился Брюнинг. Отпустите-ка мой рукав.
Захлопнув дверцу машины, Брюнинг возмущенно качнул головой:
- Итальянцы не способны усвоить элементарной дисциплины. Какая бестолковая нация!
- Всякой нации, - засмеялся Крамер, - что-то плохо дается: американцам - вежливость, русским - точность, французам - постоянство... А немцам школьные уроки истории... Извините, господин адмирал. Это еще студенческий каламбур.
Бронетранспортеры и "мерседес" тронулись, объезжая убитых. Адмирал взял газету, лежавшую на сиденье. В ней был напечатан "документальный рассказ"
о поединке немецких солдат и русских танков. С первых строк захватывало какой-то суровой мужественностью. "Земля и небо горели. Дым изрыгал смерть.
И двигались танки..." Адмирал читал, как германские солдаты среди подожженных машин приняли бой, все погибли в огне. А русские танкисты бежали, охваченные суеверным ужасом. Рассказ был написан Оскаром Тимме.
- Брюнинг, - проговорил адмирал, - вы читали?
- Нет. Очень мало времени.
- Эффектно, героично... Но командующего армией за такие бои надо судить.
- - Ведь эта газета для солдат, - уточнил Брюнинг.
- Ах так? - Канарис лишь теперь посмотрел название газеты, шевельнул бровями, как бы осуждая свою рассеянность. Две глубокие складки от его крупного носа спускались к уголкам рта, отчего верхняя губа точно провалилась между щеками.
На шоссе делалось все теснее. По лесным просекам из деревень выезжали самоходные орудия, колоннами шли пехотинцы в белом снаряжении, на обочинах стояли танки, грузовики. Фельдмаршал уже дал распоряжение, и штабной механизм группы армий "Центр" заработал с немецкой пунктуальностью. Эта переброска войск должна создать у русских впечатление, что готовится отсюда наступление, а не охват Москвы. План, разработанный абвером, намечал также массовую заброску диверсантов.
