Она попробовала посмотреть на свою руку, но рука оставалась невидимой в этой абсолютной черноте.

«А может, я ослепла? — подумала она с ужасом. — Может быть, вообще все пришло к концу и я навсегда останусь в этой темноте. А может, я уже умерла?»

Потом она подумала:

«Как же я во все это впуталась? Что со мной случилось? Как это все началось?

Почему я пришла с Беном?

Чтобы разобраться с космическими демонами.

Почему они нас преследуют?

Эндрю напустил их из компьютера.

Как я туда попала?

Эндрю меня заставил.

Как?

Он попросил меня прийти к нему.

Зачем я пошла?

Я хотела помочь Бену.

И еще?

Я хотела напустить одного из них на Линду.

Ага!

А что такого в Линде?

Она избалованная. Она гадко обращается со мной. Я ее не люблю.

А за что?

У нее есть мама, которая о ней заботится, а у меня Нет.

Ну вот, кое-что проясняется», — подумала Элейн.

И начала с другого конца:

«Почему я так обошлась с Эндрю?

Потому что я была зла на него.

А почему?

Потому что он задается…

И еще?

Потому что у него такой хороший дом.

Почему у меня нет такого дома?

Потому что мой папа просто верзила, а моя мама…

О черт! Опять я прихожу к тому же самому! Мама, — подумала она в отчаянии. — это все ты виновата. Ты сбежала от меня, и я никогда этого не переживу! Я могу просидеть тут весь остаток жизни, все равно я ничего в жизни не добьюсь. Все против меня. Я могла бы уж и сдаться!»

Вдруг она услышала голос, похожий на эхо:

— Нет… нельзя сдаваться… игра должна быть доиграна до конца.

Голос звучал приглушенно, но она его узнала. «Это Эндрю! — подумала она с удивлением. — Он здесь, в игре. Я больше не одна».

Эта мысль очень ее поддержала. Она ощупала свое лицо.

— Нет, я не космический демон, — сказала она себе твердо. — Я — это я, Элейн Дженнифер Тейлор. Может, еще все обойдется.

Она начала потихоньку двигаться в том направлении, откуда доносился голос.

Вскоре они прямо налетели друг на друга. Он вытянул руку, в темноте что-то пушистое и легкое мазнуло его по руке. Он не видел, но мог себе представить, какое это «что-то» рыжее.

Элейн взвизгнула и замахала руками.

— Ой! — сказал Эндрю.

— Это ты, Эндрю?

— Это мой глаз, — сказал он. — Эй, я пришел тебя спасать.

— И чего ты пришел? — сказала Элейн сердито. Она не удержалась, это у нее вырвалось. — Может, еще мне придется тебя спасать.

Она тут же пожалела о сказанном.

«Не годится, — подумала она. — Я должна поладить с Эндрю. Если б только он не раздражал меня так ужасно!»

— Не сердись и не спорь, — сказал Эндрю. — Здесь это опасно.

— Ну так давай выберется отсюда, — сказала Элейн. — Что нужно? Перестрелять всех демонов? Дай мне пистолет.

— Все не так просто, — сказал Эндрю. — Демоны уже теперь не демоны. Они теперь — Марио, и я не знаю, поднимется ли у меня рука стрелять.

— Так что же нам делать?

Эндрю пожал плечами. Элейн не видела этого в темноте, но почувствовала, потому что держала его за руку. Она даже не поняла, как на это решилась. И отдернула руку.

— Все в порядке. — успокоил ее Эндрю. — Держись за руку. Может, тебе не будет так страшно.

— Мне не страшно! И я не буду держать тебя за руку.

Эндрю не хотел ее сердить. Она должна была сохранять спокойствие.

— Прости меня.

— Что?

— Я сказал: прости меня. Прости, что я загнал тебя в игру. Прости, что я злился на тебя. Прости за то, что я наговорил тебе.

Он был благодарен темноте — легче было все это говорить.

Элейн просто онемела.

— Почему ты это говоришь?

— Потому что, если мы будем по-прежнему беситься от злости, мы отсюда никогда не выберемся. Поэтому давай думать вместе.

Он нащупал в темноте ее руку и слегка пожал ее.

Элейн сказала то, что отягощало ее душу:

— И ты меня прости. Мне жаль, что я сказала про твоего папу.

— Но это правда. Они разошлись.

И сам удивился, как спокойно это произнес.

И поскольку он молчал, она продолжала:

— Мне жаль, что я тебе сказала. И мне жаль, что так у тебя получалось. Тебе, наверно, тяжело.

— Да ладно, — ответил Эндрю беззаботно, — такова жизнь. Со многими это случается. И что тут можно поделать?

— Тебе разве все равно? — удивилась она.

— Конечно, не все равно. Меня это просто бесит. Но я не позволю испортить себе жизнь. Вообще-то еще недавно я думал, что я из-за этого просто кончусь. Но я этого не допущу.

— Как же ты это сделаешь?

— Ну, для начала я не буду себя ни в чем обвинять. Это не моя вина, ко мне это не имеет отношения. Они сами так решили, пусть сами и разбираются.

— У меня вчера вышел с папой скандал, — поделилась Элейн. — Он не очень-то любит говорить про маму, но вчера много чего сказал. Оказывается, она меня никогда не любила. — И тоже подивилась своему спокойствию.

— Ну это она зря, — заявил Эндрю. — Матери должны заботиться о своих детях. Ты-то уж тут ни при чем. Не виновата. Это ее проблемы. И я ни в чем не виноват. И нечего нам разваливаться на части из-за, того, что наши родители не могут поладить друг с другом. Мы будем в порядке. Мы выживем.

— Если мы когда-нибудь выберемся отсюда. — напомнила Элейн.

— Никогда, — произнес некий голос с издевкой.

Элейн крепче сжала руку Эндрю.

— Боже, что это?

— Не обращай внимания, — успокоил ее Эндрю. — Это в программе игры. Она пытается заставить нас сдаться. Не хочет, чтобы мы играли дальше. Она знает, что мы победим. Знает, что проиграет.

— Вы уже проиграли, — сказал спокойный голос. — Вы уже никоим образом не можете победить.

— Это правда? — спросила Элейн в тревоге.

— Нет, она врет, — сказал Эндрю с уверенностью в голосе, далекой от его истинных мыслей. — Не слушай!

— А если мы сдадимся, что с нами будет?

— Мы не будем сдаваться! — твердо заявил Эндрю. — Мы доиграем до конца.

— Если вы признаете свое поражение, то спокойно вернетесь к себе, заверил их голос программы.

— Хорошее известие, — обрадовалась Элейн. — Почему бы нам не признать, а, Эндрю?

— Ты не должна верить ни одному слову, — сказал он упрямо. — А потом, как же с Марио? Его-то ведь, наверное, не вернут?

— Мы сожалеем, — произнес голос холодно. — Нам нужна энергия. Он не может быть возвращен.

Эндрю поймал себя на том, что подумал: «А кто будет о нем жалеть? Спишут его, как еще одного парня, удравшего из дома».

Элейн думала почти так же:

— Мы могли бы легко выбраться из этой каши. Нам надо только признать свое поражение. Марио в конце-то концов такая крыса! Мы бы только оказали услугу его родным. Никто бы и не расстроился.

Но одна упорная крошечная мысль все пробивалась и пробивалась на поверхность сознания: «Джон расстроился бы». Она постаралась эту мысль подавить. Голос программы настаивал:

— Сдавайтесь!

Искушение становилось все более и более сильным.

«Если бы я не так устал… — размышлял Эндрю. — Если бы только не было так темно… если бы только… Право, у меня нет сил дальше бороться. И к тому же надо подумать об Элейн…»

Но глубоко внутри его существа что-то сопротивлялось и не позволяло сдаться.

— Сдавайся, — повторил голос.

— Заткнись! — крикнул ему Эндрю. — Пошли, Элейн.

Они двигались в темноте. Элейн стало легко на душе.

— Я думала, ты сдашься, — сказала она. — Я чуть было не сдалась сама. Я как-то вдруг забыла, что Марио — живой человек. Я решила, что он один из этих, которых мы столько в тот раз постреляли. Стереть с пленки — и нет его. Но я вдруг поняла. Ведь он живой! У него есть семья. Они там все тревожатся о нем. Джон с ума сходит.

— Я и сам не знаю, как это я удержался и не признал себя побежденным, — поделился с ней Эндрю. — И я думал обо всем этом тоже. Эта игра так влияет на человека. Она заставляет думать, будто ничто не имеет значения, люди не имеют значения — они нужны просто как составная часть игры. Я не от благородства не сдался, — признался он честно. — Для меня просто невыносимо проигрывать. Но как только я сказал, что не сдамся, тут же вспомнил о Марио и понял, что он мне не безразличен. Знаешь, мне действительно в нем много нравится.