Не дождавшись Леонида, ветер вернулся и захлопал крыльями возле окна, обдавая лицо и грудь мелкими холодными брызгами.
- Не сразу, - строго сказал ему Леонид. - Сразу я не могу, пора бы уже запомнить. - (Ах, если б это было возможно: сразу, без подготовки - в эту сырость и пустоту, в промозглое слякотное ничто...) - Сразу я не могу, повторил
Леонид. - Я, брат, тяжёл на подъём. - Сказал и порадовался двусмысленности последней фразы, и присвистнул, взглянув на часы: без четверти три. - Пора, пора, - пропел он негромко. - Пара-ам, пам-пара...
Он аккуратно задвинул табуретку под стол, вышел на середину кухни, постоял, строго глядя перед собой и выравнивая дыхание, потом медленно выдохнул и потянулся, приподнимаясь на носки и пытаясь достать руками белый плафон над головой.
Не достал, конечно.
С первой попытки это никогда не получалось, но без неё, чёрт возьми, нельзя было сделать вторую.
Леонид подошёл к окну и, поёжившись, вытянул руку в ночь. Дождик оказался меленьким. Если бы не холод - едва ощутимым. Но стараниями ветра на подоконнике уже скопилась порядочная лужа. Леонид нерешительно посмотрел на неё, махнул рукой и лёг грудью на подоконник. Ветер, умница, осознал временную тщету своих приставаний и затих, не мешая всматриваться. Всматриваться, собственно, было не во что - ничего, кроме смутных световых пятен, Леонид не разглядел. Прямо перед ним, далеко на северо-западе, небо озарялось неверными красноватыми сполохами: факел Ближнего месторождения сжигал почём зря попутный газ. Совершенно бесплатно грел атмосферу. На той стороне проспекта Нефтяников начинался двухэтажный микрорайон, и слабые отблески зарева плясали по его мокрым крышам. А прямо внизу, уходя далеко влево и далеко вправо, ничего не освещала редкая цепочка огней - экономные фонари вдоль проспекта. Вот и всё. Справа - ещё правее того места, где цепочка огней обрывалась во тьме, должно быть второе зарево - газовый факел центрального товарного парка, но его заслоняют стены девятиэтажек. Тому, чей взор не огражден этими стенами, оба факела могут служить прекрасным ориентиром... Ну, это уж вряд ли, подумал Леонид. Во всяком случае, не сегодня. Сегодня ничего выдающегося не будет. Холодно. Поздно. Дождь. Опущусь на проспект и вернусь домой. Ножками.
Однако, пора делать вторую попытку.
...И вторая, и третья попытки оказались столь же безрезультатными. Только на четвёртый раз его ладони, наконец, ощутили тепло, исходящее от стосвечовой лампы в белом плафоне. Не поднимая головы, всё так же строго глядя перед собой, Леонид слегка развёл руки, затаил дыхание и, помогая себе всем напряжённо вытянутым вверх телом, отвоевал ещё два или три сантиметра. Тепло в ладонях усилилось. Леонид пошевелил пальцами, нащупал нагретые края плафона и, борясь с желанием ухватиться за него, медленно, очень медленно подтянул колени к груди. Потом отвёл пальцы рук от плафона, медленно, очень медленно опустил руки и обхватил ими колени. Сцепив пальцы в замок, он позволил себе передохнуть. Теперь будет легко, и чем дальше, тем легче, вплоть до окна, за которым - ветер.
Не изменяя позы, Леонид перевернулся на спину, расцепил пальцы и медленно выпрямил ноги в сторону окна. Оглядевшись, он убедился, что висит горизонтально, навзничь, в полуметре от плафона - и висит довольно устойчиво. Он даже позволил себе немного расслабиться и подумать о постороннем.
О том, например, что вот Прохоровы, его соседи по лестничной клетке, никогда себя так не уродуют, чтобы оторваться на полтора метра от пола, а делают это легко и непринуждённо. Правда, сначала им надо повозиться в ванной, налаживая свой агрегат, и дождаться, пока из краника кап-кап-кап - не потечёт тонкой струйкой, распространяя отвратительный аромат, тёпленький крепенький первачок. Тогда Пашка подставит под краник пластмассовую мензурку, нацедит тридцать граммов и передаст её Зинке. А Зинка, благоговейно держа мензурку левой рукой и сжимая в правой две алюминиевые вилки с наколотыми на них крепенькими сопливенькими маслятами, будет с восторженно-подпольным видом следить, как он нацеживает вторую порцию - себе, а, дождавшись, заговорщицки подмигнёт Пашке и протянет ему закусь богов. Они снова перемигнутся, оглянутся зачем-то на дверь ванной и, ещё не пригубив, воспарят - восторженно и осторожно, стараясь не расплес... Н-да. После первого стаканчика они будут весело тереться задницами о потолок в своей ванной. После второго ванная станет для них тесна, и они пойдут оставлять следы потёртостей на стенах и потолке кухни. А после третьего, когда они уже переберутся в "залу" и врубят свой старый, хрипатый и голосистый, магнитофон, у них начнётся весьма банальная драка. На полу. Или на диване, или на столе - куда упадут. Зинка на тычках вынесет Пашку на лестницу, где он, может быть, и заснёт. А если не заснёт, то будет стучаться во все двери подряд, и нам, всей лестничной клетке, придётся дружно выйти из своих квартир, хором агитировать Зинку за гуманизм и стращать милицией... И ведь не для того они ладят свой агрегат, чтобы легко и весело порхать по квартире! Вот ведь в чём штука. Сие порхание для них процесс обыденный и побочный; смешной и милый результат подпольно-восторженного состояния духа, каковое состояние и есть их наиглавнейшая цель в жизни. Да разве только Прохоровы? В одном только Шуркино, не считая деревень и промысловых посёлков, - не менее полутора дюжин странных людей, порхающих у себя в квартирах, а то и прямо на улице. И делают они это столь же легко и весело, по самым различным, зачастую весьма нелепым, причинам. А во всей Усть-Ушайской области таких людей наберётся сотни три, если не больше. А те, кто воспаряет нерегулярно, хотя бы раз в жизни? Легионы влюблённых! Отряды сдавших сессию студентов! Начинающие поэты, впервые расписавшиеся в гонорарной ведомости! А школьные выпускные балы? А новогодние утренники в детских садах? А... А я сам лет девять тому назад? Наши с Люсенькой пируэты над крышами стройотрядовского палаточного городка?..
Но кто, кроме меня, Ленида Левитова, (кто - в целом мире!) сможет взлететь без всякой на то видимой причины, без глупого щенячьего восторга по какому бы то ни было поводу - взлететь просто потому, что прикажет себе: "Лети!"?
То-то.
Леонид скорбно улыбнулся и протянул руки к плафону. Обжигаясь и шипя сквозь зубы, вывернул лампочку. (Выключатель был в коридоре, за утеплённой дверью, которую не стоило открывать). Потом он довольно ловко перевернулся в воздухе со спины на грудь и на ощупь сделал несколько пробных кругов по кухне. Ветер был тут как тут и сразу увязался за ним, хлопая и тычась по углам: ему было тесно. Но бельё теперь не мешало - Леонид парил над.
Убедившись, что чувствует себя уверенно и может контролировать все свои движения, Леонид приблизился к верхнему краю оконного проёма и занял стартовую позицию: лицом вниз, головой к окну, ногами к плафону. Вытянул руки подальше вперед и ощутил тыльными сторонами ладоней дождевую морось. Ветер хлопал крыльями и брызгался, но не сильно: ждал. Абсолютно непредсказуемый товарищ.
- Ну что, поборемся? - спросил он у ветра. - Главное - не задеть балкон, - пробормотал он озабоченно, - остальное переживём... Вперёд! скомандовал он себе и нырнул - в ночь, в морось, в ледяные вихри заоконной тьмы.
Ветер пал на него откуда-то сбоку - бороться, - и Леонид сразу провалился на полтора этажа вниз. Балкон при этом он всё же задел, пребольно стукнувшись лодыжками о перила, но как раз балкон оказался мелочью. Ветер тащил его вдоль стены, норовя прижать и растереть. Ему-то что - он играет. Он думает, что это такая игра. Ему что Леонид, что бумажный змей... в проводах... Кстати, о проводах - до них всего полтора этажа вниз и неведомо сколько вдоль. Леонид попытался оттолкнуться от стены руками, ободрал ладони и потерял ещё один этаж. Так больше нельзя... Ветер внезапно притих - готовился к новому броску. Игрун. Леонид - сам - быстро прижался к стене, перекатился и подтянул колени к подбородку - будто горизонтально уселся на корточки. Сделал глубокий вдох и оттолкнулся ногами. Позади загудел-таки потревоженный провод. Пусть. На сегодня это последняя неудача. Ветер навалился, но поздно: от стены до Леонида уже не меньше двадцати метров. Шалишь - прозевал, дружок. Прощелкал. А высота что, высоту наберём. Можно бы, конечно, считать программу выполненной и опуститься на проспект. Но зря я, что ли, дважды травмировался? Это надо компенсировать. И мы это компенсируем.