- Очнулся? - спросил Мефодий. - Помоги.
Он говорил сквозь зубы. Зубы у него оказались заняты - зубами и левой рукой Мефодий затягивал жгут на Савкином предплечье. Ни черта у него не получалось: обрывок портьеры был слишком толстый, и Мефодий тщился затянуть его поверх рукава. У Савки не было кисти правой руки, из культи хлестало, сам он пребывал в обмороке.
Так жгут не делают...
Я поискал глазами, нашёл свою ночную сорочку, разодрал, обломком ножа распорол на Савке рукав и сделал все как надо.
- Ищи обрубок, - сказал я, закончив. - Ещё не поздно срастить, я попытаюсь. Где он?
- С-сгорел, - ответил Мефодий.
- Не морочь мне голову!.. - заорал я. - Пока не поздно, я могу попробовать срастить - но я не могу вырастить ему новую кисть, это не зубы! Где обрубок?
- Ты нож видел? - спросил Мефодий.
- Ну? - сказал я, заставляя себя успокоиться.
- А он туда руку сунул.
- Куда? В раковину?
- Если бы. Дальше. Нож сейчас у Люськи в запаснике, на "Луаре". А вот где рука...
Я посмотрел ему в лицо и сразу отвел взгляд. Мефодий не врал - он действительно не знал, где рука. И ему было крайне интересно узнать, где она.
"Кино... - подумал я. - Значит, не кино".
Я поверил. Что мне ещё оставалось?
И ещё я подумал, что Мефодий Щагин страшный человек. Он только что вырвал у мироздания какую-то тайну. С кровью вырвал - Савкиной кровью и кровью тех, не знаю, как их назвать. Если у них была кровь. И не успокоится, пока не вырвет новую тайну, в которую уперся... И так далее, ломая асимптоты.
- Дядя Бен был Колумб? - сказал я, глядя в его заляпанные Савкиной кровью колени. - Только не тешь себя мыслью, что ты - Америго Веспуччи. Ты - Кортес.
- Браво, потомок!.. - произнес он чуть напряженным голосом. Продолжай в том же духе. Говори то, что думаешь.
Свежая капля крови упала ему на колено. Подняв глаза, я увидел, что он зажимает пальцы правой руки в кулаке левой.
- Что с рукой? - спросил я.
- Ерунда... подушечки пальцев... - Он расслабил кулак и, скрипнув зубами, снова сжал. - Остались там.
- Только подушечки?
- Займись лучше Дарьей, - попросил он.
Я оглянулся на Дашку. Она была бледна, но дышала ровно.
- Дашь ей понюхать спирту, - сказал я, - и пусть она займется тобой. Но мне нужна помощь, так что сначала зови своих лекарей... государь-самодержец.
25
Савку увезли. Нам сказали, что в госпиталь. Я предпочел поверить. Крови он потерял не так уж много: если и умрет, то не сей минут и не от этого.
А когда-нибудь - все помрем...
Нам было не до Савки, потому что стали досаждать бояре, лишенные его чуткого руководства. Сначала они досаждали просто так - одним лишь назойливым фактом своего наличия. Потом нам пришлось выдержать публичное принятие пищи в присутствии тех же бояр. Ладно хоть Дашка стояла рядом и шёпотом подсказывала: кому послать чарку со своего стола, из чьих рук благосклонно принять тарелку, к чьим устам преклонить ухо и покивать (слушать не обязательно), на кого зубом цыкнуть, а на кого как на пустое место посмотреть... В общем, это было даже забавно. Если действительно не слушать. Одного я послушал: он просил у меня дружину в десять тыщ ратников с парализаторами, обещая за три дня усмирить Марс Посполитый и бросить к моим стопам сие малое царствишко. Я припомнил статистический раздел путеводителя, где было написано, что в СМГ всего лишь сорок тысяч полноправных (или "православных"?) граждан, плюс три-четыре тысячи беспаспортных эмигрантов, и цыкнул на него зубом. А надо было покивать...
Кстати, о зубах: вот где мне было бы море увлекательной работы! И, если судить по одежде бояр, не бесплатной... Увы, на это, разумеется, не приходилось рассчитывать.
До одури нацыкавшись, накивавшись, насмотревшись как на пустые места и между делом насытившись, мы с Мефодием Первым дали понять, что пора и честь знать. И в окружении полудюжины добрых молодцев с алебардами двинули сквозь расступившихся бояр к выходу из терема (обедали не в гостевом, а в государевом). Мефодий баюкал на весу свою правую руку с забинтованными большим и указательным пальцами - похоже, он оставил "там" не только подушечки.
Бояре были вполне удовлетворены и больше не приставали, однако на крыльце нам досадил сам господин Волконогов. Правда, не лично, а через третьих лиц. Их было четверо. Они передали Мефодию Васильичу униженное по форме и настоятельное по сути напоминание господина Волконогова о формальной необходимости повторить отречение-с. Мефодий ответил господину Волконогову через тех же лиц, употребив самые понятные слова из рабочего жаргона такелажников. После чего потребовал (через них же), дабы господин Волконогов вернул ему его "ханьян". Желательно с Марьяном. Поскольку из-за травмы он, Мефодий, вряд ли сможет управлять турбокаром, а через два часа ему, кровь из носу, надлежит быть на кухне "Вояжёра", дабы не потерять любимую работу подавальщика, то бишь официанта.
(Тут я впервые возымел повод задуматься: почему Мефодий выбрал себе такую профессию, отнюдь не совместную с его монаршьим достоинством? Но не желая утруждать голову на сытый желудок, решил, что как раз поэтому - из вредности.)
Третьи лица откланялись, мет[/]я песок разноцветными буклями и кружевными манжетами, а мы велели добрым молодцам держаться в отдалении и направились к восточной стене усадьбы, где протекала речка. По дороге я скинул с плеч осточертевший кафтан и повесил его на какую-то балясину, оставшись во фрачной паре. Дашка избавилась от кокошника и на ходу вытирала румяна. Мефодию не от чего было избавляться: он так и обедал в мятом-перемятом комбинезоне, который Дашка по-быстрому застирала. А может быть, велела застирать - не знаю. Я в это время обрабатывал Савкину культю и отбивался от государевых лекарей, которые пытались мне помогать. Удивительно, как это государь ещё жив при таких лекарях: надо полагать, они его не часто пользуют.
Речка, таки оправдав мои подозрения, оказалась канавой. Мы шуганули от водоема добрых молодцев, граблями убиравших с его поверхности ряску, и расположились на травке, под кустиком. Наши алебардщики расположились в двадцати шагах от нас, под другим.
Охрана или конвой? А пес их знает.
