обрывками талантливейших фраз.
Зачем винить себя или кого-то?
Опровергают тщетность бытия
моя любовь, моя судьба,
работа моя.
* * *
Жили-были дурак и работа
и взаимно любили друг друга.
Это было бы счастьем. Но кто-то
им завидовал до испуга,
ревновал и поблизости шастал,
надоедливый, как покойник...
"Работа -- дурак -- начальство" -
трагический треугольник.
* * *
Поэт переводит поэта -
по зыбкому мостику смыслов
над гибельной бездной безвестности,
над радугами, над порогами -
слепец переводит слепца.
* * *
Всегда осторожно
к чужой прикасается боли
старый поэт -
безногий сапожник,
помнящий про мозоли,
которых нет.
* * *
Геройство, или преступленье -
писать стихи о буйстве чувств,
когда слабеют слух и зренье,
когда отказывает вкус?
* * *
На Бога не пеняй, живя убого:
Бог всем даёт. Не все берут у Бога.
* * *
Сальери.
Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?
Моцарт (бросает салфетку на стол).
Довольно, сыт я.
Александр Пушкин.
Я есмь энергетический вампир.
Мы обществу нужней, чем горлу гланды.
Нас много. Мы слетаемся на пир,
когда творить пытаются таланты.
Они пылают творческим огнём
бездымно и вполне безрезультатно,
а мы их биополе жадно пьём,
нам делается сытно и приятно.
Они, потея, мучась и мечась,
кантуют Слово, как Сизиф свой камень,
а мы, насытясь, в этот самый час
шедевры лепим левыми ногами.
Они бесславно выгорят дотла,
истлеет терпеливая бумага,
а мы свершим великие дела
во славу нашу и себе во благо.
Конечно, мы рискуем головой:
зло истребимо. Но не в полной мере!
Один из нас высасывал Сальери,
пока не выпил кубок роковой.
Другой, об этой драме возвестив,
упал с свинцом в груди и с жаждой мести.
Кто ядом, кто "лепажем", кто бесчестьем -
всяк норовит вампира извести.
За что? За наш дурной, но верный глаз?
За легковесность гениальной строчки?
За то, что травят нас поодиночке,
не в силах ликвидировать как класс?
Разговор книгоиздателей о поэте
(Драматическая рубайка)
Издатель NN:
-- Почитайте старого поэта!
Издатель КК (снимает шляпу, садится за стол, пристраивает рядом издательский портфель):
-- Можно. Чем он осчастливил нас?
Издатель NN:
-- Вот-с! -
(кладёт перед КК папку с рукописью)
Издатель КК (пытается на ощупь определить толщину):
-- Однако... Резв его Пегас!
Издатель NN (выкладывает из папки исписанные листы):
-- Стансы, рубаи, венок сонетов,
семь -- по дням недели -- триолетов,
две баллады, дюжина куплетов,
акростих, либретто для балета
и патриотический романс!..
Будете читать?
Издатель КК:
Прочту сейчас.
(придвигает к себе рукопись, читает).
Издатель NN (нервно курит, ходя из угла в угол, наконец не выдерживает):
-- Ну-с, и что вы скажете на это?
Издатель КК (охотно отрывается от чтения):
-- То, что говорил уже не раз:
Слог неровен, рифма не шикарна...
Издатель NN (горячо подхватывает):
-- Скушно править! Стыдно издавать!
Издатель КК (доставая из портфеля бутылку):
-- Что поделать -- это наша карма:
старого поэта почитать.
(Откупоривают водку, пьют и плачут).
* * *
Покинем свет, а миру -- хоть бы что.
Исчезнет след, а миру -- хоть бы что.
Мы отойдём, а он и был, и будет.
Нас больше нет, а миру -- хоть бы что.
Омар Хайям.
Покину свет -- и мир умрёт со мной.
Исчезнет след -- и мир умрёт со мной.
Я жив -- и мир живёт в моём сознанье.
Умру -- и целый мир умрёт со мной!
Но мне Омар Хайям не возражает:
"Ты прав, -- мне голос говорит его. -
Тот целый мир в могилу забирает,
кто не оставил миру ничего!"
...и обо мне
* * *
Рождённый между львом и раком,
по гороскопу я никто:
мне совестно бросаться в драку
и страшно пятиться потом.
* * *
Меня довольно просто
заставить прыгнуть с моста.
Достаточно сказать:
"Не прыгайте! Нельзя!"
* * *
Что мне ум и смазливая рожа?
Я терзаюсь душой непростой:
не чрезмерно ли я хороший,
и не слишком ли я святой?
Слово птицелова
...Иногда в кошмарах снится,
что единожды живём...
Улетай, моя синица,
вслед за вольным журавлём!
Матерись по-птичьи звонко
из-под белых облаков!
...Далеко ещё ребёнку
до умелых дураков.
* * *
Нет, я умру не на дуэли:
заклятый друг и верный враг
не по злобе меня пристрелит,
а просто так.
* * *
Ведь это чудачество -
искать по ночам
новые качества
милого города
в устало прижмуренных
окнах-очах,
в горящих кошачьих
глазах светофоров.
Ведь это чудачество -
каждою ночью
спешить на свидание
с Томушкой-речкой,
на звёзды смотреть,
чуть рисуясь и молча,
пыхтеть папироской
и думать о вечном.
Полезней, наверно,
засесть за диплом,
чем шляться бесцельно,
беседуя с ветром.
Ведь это чудачество -
ЗВАТЬСЯ поэтом.
Ведь это ребячество -
СЛЫТЬ чудаком.
* * *
Я не люблю просить. Прошу -- так сразу много,
особенно у тех, кто смотрит сверху вниз.
Вселенная! Прошу: не обойдись без Бога.
Пожалуйста, имей хоть маломальский смысл!
* * *
Захочется плакать -- поплачу.
Захочется петь -- спою.
Захочется жить иначе -
сломаю судьбу. Свою.
Живу -- никому не должен,
любого святоши святей,
и встречные судьбы корёжу
в изломах судьбы своей.
* * *
Пошлая фраза: "Я -- поэт!" -
прошлая фаза. Возврата нет.
* * *
Белые вороны
сбились в стаю.
Я меняю цвет и улетаю.
* * *
Я буду жить сейчас и здесь,
не прогибаясь под эпоху.
Меня заботит, что я есть,
а как я выгляжу, мне всё равно.
Сукины сыны
Государственной заботе
о чём бы то ни было (ну, вот
хоть и о культуре) посвящается.
1.
Кому охота быть домашним псом?
Да каждому бродячему охота!
Им снится счастье: человечий дом,
где псу есть место, миска и работа,
где можно из тепла не вылезать
и, догрызая тапочки от скуки,
заглядывать хозяину в глаза,
лизать его заботливые руки:
"Ты добрый. Ты меня от стужи спас.
