- Не для того выбирал нас народ! (Шумные аплодисменты справа.) Наше время принадлежит не нам, а народу! (Бурные аплодисменты справа.) Для этого рода дел имеются другие учреждения, в данном случае, например, суд, который сам отлично разберется. Вмешиваться в его функции значило бы не доверять не только суду, но и конституции ВДР. (Аплодисменты справа.) Это является оскорблением ВДР, каковое действие, несмотря на всю его чудовищность, становится объяснимым, если вспомнить, от кого оно исходит. (Бурные аплодисменты справа, сильный шум слева.)
Далее Кэрс взял под защиту прокурора, на которого нападал Рони, но тут же заявил, что он не согласен с мнением прокурора об отсутствии прецедентов. Наоборот, известны случаи превращения женщин, если и не в старух, то... некоторые другие случаи, а если возможны одни превращения, то почему невозможны другие? Кэрс заявил, что он опирается на такое авторитетное свидетельство, которому никто не смеет не поверить.
В напряженной тишине он потряс над головой толстым томом и воскликнул:
- Это свидетельство - библия! (Бурные аплодисменты справа.)
Так как Кэрс начал с первой страницы, ничего не утаивал, читал не спеша, с выразительностью, какой позавидовал бы любой актер, то добрался до интересовавшего его прецедента лишь к концу пятого дня. Этим прецедентом оказалось превращение жены Лота в соляной столб. При этом сообщении некоторые депутаты сами чуть не превратились в соляные столбы. Но затем, сообразив, какой неопровержимый аргумент выдвинул Кэрс, депутаты наградили его бурной овацией.
Выступивший вслед за Кэрсом депутат Дэбон выразил свою радость по поводу того, что замечательная речь его почтенного товарища по партии внесла в дело полную ясность.
- Вряд ли кто-нибудь посмеет теперь толковать о мошенничестве. Впрочем, можно ожидать, - язвительно заметил Дэбон, повернувшись в сторону Рони, - что красные опустятся до кощунственного отрицания свидетельств библии!
Когда появившийся на трибуне Рони действительно продолжал упорствовать, возмущенный зал проводил его криками:
- Долой красного врага библии!
Депутат Бустель, декан юридического колледжа, известный знаток вопросов частного права, доказал, что вмешательство парламента в частноправовые споры граждан Эдварда Чьюза и Эльги Оллис явилось бы вопиющим нарушением принципов свободы...
Несмотря на всю глубину парламентской дискуссии, интерес к ней заметно охладевал. Не только хоры для гостей пустовали, но и в зале осталось так мало депутатов, что когда на десятый день прения исчерпались, принять резолюцию оказалось невозможным из-за отсутствия кворума.
Не ожидая исхода парламентской дискуссии, имевшей чисто теоретический характер, суд начал разбор иска о возврате похищенной юности.
26. Дело о похищенной юности
Разве мы не видим здесь самой серьезной после средневековья попытки разрушить образование? Единственная разница в том, что подсудимый не может быть сожжен сейчас, как сожгли бы его тогда. Но как знать? Быть может, мы еще к этому вернемся.
Защитительная речь адвоката Дорроу на "обезьяньем процессе" в Дайтоне, США, июль 1925 г.
Чьюз все-таки еще не верил, что суд состоится, - он казался ему более нелепым, чем все те нелепости, через которые ему уже пришлось пройти.
- Вы знаете, я иногда чувствую себя не живым человеком, - говорил он Ношевскому, - а героем какого-то сатирического произведения.
- Вероятно, так же чувствовал себя тот, кого осудили за преподавание теории Дарвина, - заметил Ношевский. - Если был возможен тот процесс, то почему невозможен этот? Согласитесь, профессор, теория Дарвина пользуется еще более всеобщим признанием, чем ваше открытие. Не забывайте и того, что уже в двадцатом веке слушались дела о "ритуальных убийствах".
- Так что же, мы, по-вашему, живем в средневековье? Может быть, меня сожгут на костре, как ведьму?
- Нет, зачем же? - улыбнулся Ношевский. - В двадцатом веке существуют более усовершенствованные способы устранения опасных людей. Впрочем, если вы окажетесь в руках "рыцарей" или "золотых рубашек", то можете угодить и на костер!..
Только одно обстоятельство все-таки подбодряло Чьюза. Пока в парламенте шло чтение библии, авторитетная научная комиссия произвела исследование Y-лучей и снова пришла к заключению о том, что они совершенно безвредны для человека. Таким образом, Чьюз мог опереться на официальное научное решение, которое нельзя было так просто отвести, как это было сделано с заключением комиссии "Ассоциации прогрессивных ученых".
Одновременно с выступлением прогрессивных депутатов парламента буря протестов против предстоящего процесса поднялась как в самой стране, так и за ее пределами. Количество телеграмм, резолюций ученых обществ, рабочих организаций, профсоюзов, научных институтов все увеличивалось; телеграммы на имя правительства требовали не допустить фарса, позорящего страну. Не было уже уголка на земном шаре, откуда бы не шли эти телеграммы. "Горячие новости", "Рекорд сенсаций" и подобные им газеты сначала пробовали величественно игнорировать это движение, но и они не выдержали, когда "Рабочий" опубликовал открытое письмо Чьюзу от академий, научных институтов, научных организаций и профсоюзов Коммунистической страны. В этом письме выражалось соболезнование профессору Чьюзу по поводу того, что ему приходится жить и работать в стране, которая еще не вышла из полосы средневековья и где ученых судят, как колдунов и ведьм. "Неслыханное оскорбление!", "Коммунисты смеют нас учить!", "Вмешательство во внутренние дела!" - наперебой закричали газеты "Рекорд сенсаций" и "Горячие новости". Газета "Руки по швам!" требовала немедленного разрыва дипломатических отношений, объявления войны и воздушной бомбардировки коммунистической столицы. "Мы им покажем средневековье! - кричали "Руки по швам!" - Наша авиация и бомбы докажут им, что мы самая передовая страна!""
Свобода" была несколько умереннее."
Всему миру известно, - писала газета, - что в Коммунистической стране академии и научные институты являются государственными организациями. Поэтому заявление от их имени представляет собой не что иное, как попытку вмешательства Коммунистического государства во внутренние дела Великой Демократической республики. Иск гражданки Оллис к гражданину Чьюзу - частный спор двух свободных граждан Великой Демократической республики и, как таковой, подлежит рассмотрению нелицеприятного суда. Письмо коммунистических академий и институтов является недостойной попыткой оказать давление на свободный суд, что противоречит принципам и традициям великанской демократии. Факт посылки вышеназванного письма доказывает, что в Коммунистической державе эти великие демократические принципы попираются, но Великая Демократическая республика и все цивилизованное человечество свято чтут их. Вышеназванное письмо нарушает основные права человека, свободу совести и прочие демократические свободы. Если у Чьюза осталась хоть капля патриотизма, он сам должен потребовать, чтобы оскорбительное письмо было взято назад".
Чьюз не заставил себя долго ждать. В "Рабочем" появился его ответ: "Друзья и коллеги! - писал он ("О, он называет коммунистических ученых друзьями!" завопили "Горячие новости"). - Я благодарен вам за поддержку и сочувствие. Конечно, нашу страну оскорбляете не вы. Ее оскорбляют те, кто смеет обвинять ученых в колдовстве. Но я верю в наш народ и поэтому верю, что судебная комедия будет разоблачена".
Через несколько дней последовал взрыв, не менее оглушительный: "Рабочий" перепечатал интервью, данное профессором Чьюзом-младшим журналистам в коммунистической столице."
- Меня спрашивают, возможен ли все-таки этот чудовищный процесс, - сказал профессор Чьюз-младший, - это нелепое "дело о похищенной юности"?
Самый этот вопрос показывает, какая пропасть разделяет наши социальные системы. Что бы вы ни слышали, что бы вы ни знали о нашей стране, вам все-таки кажется невероятным, что ученого, средь бела дня, в столице крупнейшего государства, гордящегося своей цивилизацией, могут обвинять в том, что правильно названо в письме ваших ученых колдовством. А для меня, родившегося и прожившего много лет в этой стране, понятно другое: в нашей стране уже нельзя обойтись без таких процессов, наш социальный строй не может без них существовать. Вы помните, как в течение нескольких лет весь мир защищал двух никому неведомых людей. Невиновность их была очевидна, и все-таки наши правители посадили их на электрический стул. Подумайте о том, что наши судьи не засудили Дарвина только потому, что он не мог попасться им в лапы, но они сделали это посмертно в лице одного из его последователей. Они даже не подозревают, что человека оскорбляет родство не с обезьяной, а с ними, господами судьями. Нет, такие процессы у нас неизбежны: большой обман проходится подпирать малыми обманами.
