Что касается официального "Шелленберга", жизнь его была скоротечна: в 22 года вступил в нацистскую партию, в 24 - в СД, в 31 назначен начальником 6-го Управления РСХА (внешняя разведка), в 35 приговорен Нюрнбергским трибуналом к шести годам тюрьмы, в 41 освобожден по состоянию здоровья, в 42 скончался. Был дважды женат и оставил после себя ребенка.
Итак, остановлюсь на том, о чем по разным причинам было недоговорено в мемуарах.
Во-первых, в 1952 году я лишь смутно намекал на свои особые отношения с фрау Гейдрих. Мол, верховая езда, концерты, бридж и прочие невинные развлечения. На самом деле у меня с этой нордической красавицей был бурный роман, который чуть было не стал для меня гибельным. Однако в мемуарах я замолчал этот роман отнюдь не из-за НКВД, но чтобы не доставить горьких минут моей верной жене, которая в то время еще была жива. А роковой для меня эта страсть едва не стала после одного неприятного случая.
Началось все с того, что на острове Фемарн в Балтийском море собралась объединенная конференция СС и полиции, а жена Гейдриха была как раз оттуда родом и отдыхала там в то время на летней вилле. Сразу по окончании конференции Гейдрих вылетел на личном самолете в Берлин, а его супруга уговорила меня остаться с ней еще на один день. Конечно, это было полным безумием, спать с женой своего начальника, одного из самых могущественных людей Третьего Рейха, но любовь лишила меня разума, и я остался на острове. Чтобы не попадаться на глаза прислуге, доносившей все Гейдриху, я отправился с возлюбленной на автомобиле на озеро Пленер, где она бегала еще пацанкой, по ее собственному выражению. Это была райская ночь: мы купались голышом в теплом озере, жгли костер и без устали кувыркались на свежескошенной траве.
Разумеется, не успел я вернуться в Берлин, Гейдриху уже было обо всем известно. Я ожидал возмездия, но Рейнхард был внешне спокоен. Зловещим симптомом его чрезмерного раздражения выступало лишь то, что он избегал общения со мной. Тем более, я обеспокоился, когда начальник четвертого управления группенфюрер Генрих Мюллер сообщил мне, что Гейдрих хочет пройтись с нами вечером по городу в штатском. Такие походы по кабачкам случались неоднократно и ранее: мой шеф любил "сообразить на троих" после работы, - и все же на этот раз я предчувствовал западню.
Сначала мы зашли в один изысканный и очень уж приличный ресторан, а после отправились в маленький кабачок-гадюшник на Бендлерштрассе, возле военного министерства. Мюллер заказал свое любимое баварское пиво и подал мне кружку. Гейдрих потребовал крепленого рейнского вина и неожиданно стал травить байки из жизни летчика-истребителя. Я сильно сомневался в правдивости его рассказов, поскольку мне доподлинно было известно, что он служил не в авиации, а на флоте, в чине кадета на крейсере "Берлин" под командованием Канариса, будущего адмирала. Морским лейтенантом он так и не стал, потому что попал как кандидат в офицеры под суд чести по обвинению в личной нечистоплотности (онанизме). Да, я знал, что мой шеф нагло врет, но ведь я не мог ему сказать в лицо:
"Рейнхард, дружище, ты гонишь!" Я с серьезным видом слушал историю о неравном воздушном бое с французами, а бесцеремонный Мюллер, которому еще лучше была известна биография нашего начальственного собутыльника, позволял себе мерзко хихикать, пуская пузыри в пивную кружку. Наконец, и я не выдержал и усмехнулся уголком рта - и в этот самый момент коварный Мюллер неожиданно спросил меня, прерывая рассказ Гейдриха:
- Ну и как ты, Вальт, трахнул русалочку на озере Пленер?
Я от такой беспардонной наглости поперхнулся пивом, а Гейдрих сильно побледнел.
- Мужики, что это значит? - спросил я как можно беззаботнее.
- Во-первых, я тебе не мужик! - позеленел от злобы Гейдрих. - А во-вторых, Генрих по моей просьбе подсыпал в твое пиво яд, и если ты во всех подробностях не расскажешь, что вытворял на озере с моей женой, то умрешь в страшных му... - от волнения он не смог докончить фразы.
- А если расскажу? Умру быстро? - попробовал отшутиться я.
- Тогда я прощу тебя и дам тебе противоядие, - хмуро заявил мой босс.
Он явно брал меня на испуг. Не стал бы он всерьез травить меня при Мюллере! Хотя, черт его знает, на что способны обманутые мужья в приступе ревности - сам я и не такое вытворял. Как бы то ни было, больше всего меня волновало то, как к моим развлечениям отнесется мой настоящий начальник, тот, который на Лубянке, ведь рано или поздно, дойдет "сигнал" о моем "моральном разложении" и до него. Делать было нечего: я сделал вид, что поверил Гейдриху, и дал ему слово, что больше никогда не подойду к его жене. Он по инерции все еще настаивал на подробностях, но Мюллер уговорил его сдаться и заказать мне "бокал противоядия" - огромную рюмку мартини. Так я предал Любовь. А это почти то же самое, что предать Родину.
Другой малоосвещенный в мемуарах момент - сотрудничество Мюллера с советской разведкой. Та книга писалась по горячим следам, и нельзя было разглашать все подробности, связанные с его работой против фашистов, поскольку могли пострадать завербованные Мюллером люди, его бывшие подчиненные, которые теперь работали против Англии, Франции и Америки.
Начну издалека: в начале 1943 года при активном участии шефа гестапо была разгромлена "Красная капелла", советская разведсеть, действовавшая на всей территории германской империи, от Норвегии до Пиренеев и от Атлантики до Одера. Берия был так взбешен этим неслыханным провалом наших агентов, что тут же собрал коллегию НКВД, которая вынесла Мюллеру смертный приговор. Единственным человеком, который мог реально осуществить его, был я. Безопаснее всего было отравить Мюллера какой-нибудь гадостью из коллекции чекистского токсиколога академика Муромцева, но Центр и слышать не хотел про такой простой способ ликвидации, неумолимо настаивая на расстреле. Делать было нечего, пришлось идти на риск.
Весной 1943 года в средневековом замке в австрийских Альпах проходило совещание атташе по делам полиции в иностранных государствах. Как обычно, днем делегаты заседали, а вечером вволю расслаблялись, предаваясь обильным пиво-вино-шнапсовым возлияниям. На третью ночь Мюллер так напился, что мне пришлось тащить его на себе в его комнату.
