Можете представить себе мое удивление, когда в лазарете я узнал, что вся команда подлодки приказом фюррера награждена железными крестами.
Оказалось, мы, сами того не подозревая, установили мировой рекорд автономного плавания!
Через месяц в Берлине фюррер лично вешал на грудь членам отличившегося экипажа кресты. Я стоял в середине шеренги награждаемых. Повесив крест, фюррер каждому пожимал руку и говорил несколько теплых слов. Я немного волновался, не узнает ли он меня. Но шанс такого поворота дела был очень мал, потому что я был худощав, подтянут и гладко выбрит, а Гитлер знал меня как оплывшего жиром аристократа с пышными усами, лихо закрученными вверх на пухлых щеках. И все же, когда он дошел до меня и, прицепив крест, заглянул мне в лицо, в его глазах сверкнули любопытные искры.
- Где я вас раньше мог видеть? - спросил он, неожиданно краснея.
- Извиняюсь, нигде, - отрапортовал я. - Я этнический немец из России, в Берлине впервые.
- Ну-ну, - фюррер по-отечески потрепал меня по щеке. - Отечество благодарит вас за службу.
"Служу Советскому Союзу!" - мысленно ответил я ему.
Штирлиц живет этажом выше (глава девятая, в которой рассказывается о
том, как я стал Шелленбергом, о моей роковой страсти к фрау Гейдрих, о
вербовке Мюллера и о "Семнадцати мгновениях весны") В Германском руководстве было крайне мало образованных людей. Поэтому когда встал вопрос о моем продвижении по службе, меня стали рвать на части Гестапо, Шутцштаффель (СС) и Зихерхайтсдинст (СД). Да и то сказать: герой-подводник, кавалер железного креста и полиглот! Связи с Центром у меня тогда не было, не успел наладить после "автономного плавания", поэтому пришлось выбирать самому. Наиболее интересным ведомством в плане доступа к секретной информации мне показалась служба безопасности (СД).
СД тогда только-только возглавил Рейнхард Гейдрих. Прежнего шефа этой службы, оберфюрера СС доктора Мельхорна, по навету Гейдриха Гитлер снял с должности и отправил в бессрочное кругосветное путешествие под видом филателиста, с заданием сообщать ему о ситуации "на местах". Таким оригинальным путем мудрый фюрер намеревался убить сразу двух зайцев:
обновить коллекцию иностранных почтовых марок и восполнить пробелы в политической географии.
Когда я впервые увидел Гейдриха на собеседовании по поводу приема на работу, его внешность произвела на меня определенное впечатление. Он был внушительного роста, с необычайно высоким широким лбом, маленькими звериными глазками, хищным вытянутым носом, широченным ртом, толстыми мясистыми губами, длинными тонкими руками и непомерно большим задом.
Голос его был очень высоким, на истеричных нотах, речь - нервной и прерывистой, и он почти никогда не заканчивал предложений.
Я рассказал ему байку про немецких родителей, которой меня научил командир подводной лодки. Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что сообщенные мной сведения будут проверяться, но я надеялся в скором времени выйти на связь с Центром, а уж они позаботятся и о папе с мамой, и о бабушке, и о дедушке, и можно не сомневаться, что в скором времени в Кенигсберге появится дружное семейство Сидороффых. Гейдрих выслушал мою историю с интересом и посоветовал сменить фамилию на более арийскую.
- Как звали вашего немецкого прадедушку, который вышел из Германии, чтобы поселиться...? - спросил он.
Я на секунду задумался. Единственным прадедушкой, которого я знал, был Алексей Гребнев. Гребнев Леша. На немецкое имя не похоже... А если задом наперед? Ашелвенберг... Уже кое-что! А имя возьмем папашино, Валентин, и переделаем на немецкий манер.
- Вальтер Шелленберг, - не моргнув глазом, ответил я.
- Вот и отлично! Я договорюсь с "Рассе унд Зидлунгсхаумптамт", чтобы вам выдали новый аусвайс. Там большие специалисты по... Теперь давайте поговорим о музыке. Вы играете на каких-нибудь...
- Я играю на...
Никогда я еще не был так близок от провала. Дело в том, что когда я жил в семье Лениных (так называли в Кремле семейство Ленина и Крупской), Ильич научил меня играть на балалайке. Но не мог ведь я признаться в этом отъявленному фашисту!
- ... на мандолине, - сказал я, решив, что переучиться в случае чего будет совсем несложно. - А вы сами на чем играть изволите?
- На скрипке, - гордо заявил Гейдрих. - У меня, знаете ли, дома есть...
Да, невероятно, но факт: этот несуразный человек с внешностью голодного паука оказался превосходным скрипачом! По выходным он устраивал в своем доме вечера камерной музыки, и я неизменно подыгрывал ему на мандолине и на гитаре. Впоследствии к вящему удовольствию шефа я освоил и арфу. Но это так, к слову.
Знание иностранных языков обеспечило мне высокую должность в СД: меня назначили начальником службы внешней разведки. Кабинет, который мне выделили, был, по сути, неприступным бастионом, хотя внешне выглядел весьма роскошно: дорогая мебель из ценных пород дерева, пушистый персидский ковер на полу, антикварный шкаф со справочной библиотекой, широкий стол с разноцветными телефонами: белый - простая связь, серый - засекреченная, коричневый - прямая связь с Гиммлером и черный - с Гитлером. Окна, однако, были затянуты не гобеленами, а проволочной сеткой под высоким напряжением. В стол были вделаны два пулемета, которые автоматически наводились на посетителя. Стоило нажать потайную кнопку в ножке стула - и они изрешетили бы любого неполюбившегося мне гостя. Раз уж речь зашла о технических деталях, нельзя не упомянуть о том, что в моем служебном "Мерседесе" был установлен коротковолновый радиопередатчик прообраз сотового телефона, при помощи которого я мог связаться с любым своим сотрудником и впоследствии - с женой из любой точки в радиусе 40 километров от Берлина.
Собственно говоря, моя карьера в СД или службе безопасности СС (с 1939 года - "Рейхзихерхайтсхауптамт" или Главное управление имперской безопасности), включая тайные операции по внешней разведке, осуществлявшиеся под моим руководством, была описана мной в книге мемуаров "Лабиринт", вышедшей сразу после моей официальной смерти. Как Вальтер Шелленберг я умер 31 марта 1952 года в Клинике Форнака, в Турине. А на самом деле в то время, когда меня отпевали в Италии, я сидел во Владимирской тюрьме под следствием. Что и говорить, мемуары были написаны мной по приказу свыше, но как ни странно, вышли в свет практически без купюр. Видимо, сыграло свою роль то, что они были опубликованы на Западе, а не в СССР, и НКВД не хотело выдавать своей причастности к авторству.
