Ах, Нинико, Нинико, неспетая песня... Перед глазами вдруг возникла давняя и жгучая картина: Нинико, выходящая морозным утром из желтой "шестерки" Безуглова, здесь рядом у стоянки машин, такая откровенно счастливая, что он мгновенно тогда все понял.
Теперь застарелая ревность, как открывшаяся рана, снова обдала болью.
Он покосился на водителя, тот напряженно смотрел вперед, в потоке машин ему было не до прохожих. Саватеев тронул его за плечо:
- Леша, сдай вправо, я сойду.
Машина медленно притормаживая, послушно притормозила у тротуара.
- Извини, Нинико, я - на машине, улицы забиты...
- Не страшно, Евгений Степанович, я только подошла.
- Замечательно выглядишь...
- Спасибо.
- И давай на ты, хорошо?
- Попробую, - она слабо улыбнулась.
Глава 5
У входа в ресторан сидел на стуле разморенный жарой и хмельными напитками пожилой краснолиций швейцар.
- Мест нет, господа, - но, узнав Саватеева, поднялся со стула и приложил руку к козырьку:
- Здравия желаю!
- Вольно! - ответил Саватеев. - Мареничев на месте?
- Обязательно. Как штык, - швейцар качнулся.
- Кто такой Мареничев? - спросила удивленная Нинико, когда они оказались в вестибюле.
- Администратор. Мой приятель, Валера. Кстати, бывший доцент. Специалист по теории вероятностей.
Нинико промолчала, сегодня она уже ничему не удивлялась.
Валера оказался плотным рыжеватым мужчиной в строгом черном костюме.
- Познакомься, - Саватеев представил Нинико: - Нина Корнеевна. Для друзей - Нинико. Столик на месте?
- Как всегда.
Ресторан был заполнен, в воздухе слоился сигаретный дым. Мареничев провел их к боковому столику у окна, принес два стула. Мгновенно рядом оказался официант, как из-под земли вырос.
- Две бутылки шампанского... - начал Саватеев и вопросительно посмотрел на спутницу. Подавленная видом переполненного зала, гулом голосов, Нинико подняла на него растерянные глаза.
- И что-нибудь перекусить... На твой вкус.
За столиком у следующего окна сидел Роберт Донован с белокурой манекенщицей Эльзой, которую он подцепил для компании на презентации в доме моделей. Место Донован выбрал не случайно. Он уже побывал здесь несколько раз, подружился с администратором-доцентом Валерой, определил и дежурный столик, за который Мареничев обычно усаживает ученых друзей. Заметив, что сегодня он провел к столу моложавого крепкого интеллигентного вида мужчину с красивой женщиной - это были Саватеев и Нинико, Донован выставил на окно дипломат с встроенным диктофоном и развернул его в их сторону.
- Мешается под ногами, - пояснил он Эльзе.
Теперь сверхчувствительный микрофон направленного действия смотрел точно на Саватеева. Потягивая пиво, Донован развернув блокнот и начал набрасывать карандашом портрет своей новой знакомой. Кукольное её личико кокетливо улыбалось, длинная черная сигарета в отставленных пальчиках чадила на отлете.
- Ты такая грустная... - Саватеев наклонился к Нинико: - Может хватит? Хочешь, расскажу тебе одну историю?
Она едва заметно кивнула.
- Так вот. У меня есть один знакомый. Нормальный, в общем, парень. Влюбился, женился, обычная история. Она была прелестна, моложе его на семь лет. А он работал с утра до глубокого вечера. Был помешан на электронике. И вот однажды, когда они сдали в серию очередной прибор, он, как на крыльях, примчался домой - поделиться радостью. На кухонном лежала записка: "Прости, мой дорогой, и прощай. Сердцу не прикажешь." От неё остались только домашние тапочки. Они сиротливо стояли в ванной, будто извинялись за хозяйку. Началась маята. Лекарство от любви всем известно...
- Новая любовь? - она улыбнулась, её забавлял рассказ.
- И он так думал. А потом понял: нет, не новая любовь...
- А что же? - Нинико заинтересовалась всерьез.
- Новая любовь - это потом. А вначале - презрение и месть Он рисовал в своем воображении эту месть... И ей, и своему сопернику. Он видел её раскаявшуюся, раздирающую рубашку на груди с криком - прости! Конечно, он и не пытался мстить, они уехали в другой город, их было не достать. Но даже слепой ярости и презрения оказалось достаточно: любовь сгорела в этом огне, и он перестал мучиться. А потом у него появились и новые подруги, и новая любовь. Тебе неинтересно?
- Выходит, лекарство от любви - презрение?
- Точно. Почти математическая формула, - он замолчал, и она вдруг поняла, что он говорил о себе. Утешал её, предлагал себя в товарищи по несчастью.
- А лекарство для любви существует? Не против, а для.
- А как же?! Могу поделиться, - Саватеев наклонился к ней:
- Шампанское, милая Нинико. И деньги. Но в большом количестве.
- И только?
- С хорошими деньгами мужчина чувствует себя увереннее, и, если он не дурак, легко завоюет её сердце. Он может покупать ей цветы и подарки, ужинать с ней в ресторане, уехать с ней к морю... Деньги все упрощают до предела.
- Это уж слишком, - возразила Нинико, - грустно, если это так. Грустно, обидно и неприятно.
- Большие деньги это нечто другое, чем просто деньги. Это как раз тот случай, когда количество переходит в новое качество. Скоро они у меня будут. Я сделаю аппарат, которого нет нигде в мире. Абсолютно нигде. И потом я покажу тебе весь мир, и ты убедишься, что жизнь прекрасна. Подожди немного.
- Ладно. Я подожду, - она невесело улыбнулась. - Мне ведь все равно ничего другого не остается.
На небольшой эстраде заиграл оркестр: пятеро молодых парней в пестрых цветных сорочках и джинсах; звуки скрипки, тревожный перестук барабана, легкие переливы рояля. Кудрявый молодой гитарист наклонил к себе микрофон, тронул гитару и запел:
...В пустых институтах наука пылится,
Ларьками покрыта родная страна.
Не падайте духом, профессор Голицын,
Доцент Оболенский, налейте вина....
- Выпьем-ка еще, для расслабухи, как теперь говорят, - он наполнил бокалы, поднял свой, их взгляды встретились, Нинико не отводила глаз. Она чувствовала теперь благодарность к Саватееву. Что бы про него не говорили, она убедилась насколько это умный и тактичный человек. А ведь он, скорее всего, знает о прошлых её отношениях с Андреем. И ни единого намека.
Потом они танцевали, ей было спокойно и приятно, Саватеев нежно и уверенно обнимал её, она чувствовала его сильные руки и отдавшись во власть музыки и охватившего её ощущения близости, боясь спугнуть это ощущение словами, молчала.
...Листает судьба наши дни, как страницы,
Луна равнодушная смотрит с небес,
Как миллионеры, профессор Голицын,
Твоих аспиранток ведут в "Мерседес".
Когда они вернулись, к их столику подошел покачивающийся высокий парень и ухватил Нинико за локоть:
- Потанцуем?
Нинико подняла на него глаза и отрицательно качнула головой. Парень попытался присесть за их столик.
- Слушай, дорогой, не мешай нам, - Саватеев спокойно достал из кармана купюру в пятьдесят рублей и вложил её в ладонь незнакомца. - На закажи себе пива, - и Саватеев кивнул в сторону бара.
- Да ты что, в натуpе, - парень тупо уставился на деньги, он явно ничего не понял и был сбит с толку. Наконец, он поднялся и направился к приятелям вглубь зала.
Донован за соседним столиком насторожился. Спутница с удивлением взглянула на его посерьезневшее лицо и невольно повернулась в сторону его взгляда.
- Роберт, я смотрю, тебя волнуют жгучие брюнетки, - она обиженно надула губки.
- Что ты, Эльза, просто мне кажется, этого парня я где-то встречал. Ты его не знаешь?
Она посмотрела на Саватеева, заодно обмерив взглядом и Нинико, и отрицательно покачала головой.
Нинико была встревожена не на шутку.
- Может быть, уйдем? Они нас в покое не оставят, - прошептала она.
- Да это мой дом родной. Не волнуйся. И не смотри в их сторону.
Появился официант и торжественно разложил перед ними металлические овальные тарелки с бастурмой.
