Скорей бы Игорь из Воркуты позвонил! Даже если он не сообщит ничего важного по поводу криминальных занятий и связей задержанных, любая бытовая фактура из их тамошней жизни поможет в расколе…

Распахнулась дверь, в коридор выглянул Соловьев. Шилов подумал, что он хочет сообщить о звонке по межгороду, дернулся ему навстречу и остановился, услышав:

– Тебя шеф разыскивает. Велел срочно зайти.

Кабинет начальника Управления уголовного розыска имел не по должности скромные размеры и был обшит светлыми панелями под дерево. На стене над головой Громова висел российский герб на фигурной дощечке, среди бумаг на письменном столе возвышалась модель танка Т-72. Танк блестел гладким корпусом и воинственно топорщился пушечкой, будто угрожая скатиться с фанерного постамента и проутюжить широкими гусеницами разложенные перед ним документы, а заодно и судьбы упомянутых в них людей.

Подсаживаясь к Т-образному столу для совещаний, Шилов вопросительно посмотрел на начальника:

– Звали?

Громов хмуро кивнул:

– Реализуешься?

– Так, работаем помаленьку.

– Задержанные есть?

– Да ничего особенного.

– Опять темнишь?

– Почему? Получится что-нибудь – обязательно сообщу.

– Роман, ты как руководитель должен больше уделять внимания административным функциям, а не бегать по оперативным встречам.

– Но я же не руководитель! Я просто старший опер по особо важным делам и врио начотдела, который не виноват, что все командиры одновременно рванули на пенсию. Что ж мне теперь, опером перестать быть?

– Врио, опер, не виноват! – Громов раздраженно посмотрел на модель танка, в круглой башне которого отражался свет люстры. – Мне говорят, что ты своих задержанных у Моцарта получил и пытал их с его быками в подвале.

– Кто говорит? УБОП? Арнаутов напел? – Шилов прищурился и налег локтями на стол. – А хоть бы и у Моцарта! Я в жизни никого не пытал, я головой привык работать.

Коротко постучав, в кабинет зашел полковник из управления кадров:

– Юрий Сергеич, минута есть? Я наградные согласовал…

Громов раздраженным жестом предложил кадровику остаться, и тот присел на стул около двери, чинно положив на колени тяжелую папку.

Громов перевел взгляд на Шилова:

– Рома, не заводись. Я все понял. Иди работай.

Шилов встал, молча сделал пару шагов к выходу из кабинета. Потом резко развернулся и навис над столом, опираясь на него кулаками:

– А как «не заводись»? То, что Арнаутов свидетеля по своему последнему делу подставил, – это как, нормально? Дать прочитать всей банде его показания до конца следствия – странно, что его после этого завалили! А, ну конечно, он же бандит. Мир стал чище!

– Хватит! Я сказал – ты запомнил. Все докладывать мне, любой шаг! Сейчас не те времена, чтобы… – Какие именно сейчас времена, начальник УУР не пояснил; успокаиваясь, он посмотрел на стол и помассировал переносицу: – На Арнаутова не гони, он мужик неплохой…

Шилов был уже около двери. Посмотрев на сидящего полковника-кадровика, лысый череп которого казался таким же крепким, как башня танка, он вздохнул:

– Неплохой. Только писается и глухой. – После чего вышел из кабинета, довольно бесцеремонно захлопнув за собой дверь.

Кадровик, до этого момента никак не проявлявший своего отношения к происходящему, оживился, пересел к столу и, сжимая в руках тяжелую папку, с деланым недоумением спросил Громова:

– И это его ты хочешь согласовать на начальника убойного отдела?

– Он работает лучше всех, – устало ответил начальник УУР.

– Работает! Сергеич, я тебя умоляю. – Кадровик покачал головой. – Если мы по этому принципу будем начальников отделов назначать, то что получится! И потом, ты же знаешь, что…

Когда Шилов вернулся в свой кабинет, Краснов отвечал на вопрос Соловьева о том, как выглядел неизвестный мужик, заказавший им слежку за Моцартом:

– Кавказец, лет сорока…

Соловьев повернулся к Роману:

– Тебе Игорь звонил.

– Черт! Давно?

– Только что. Обещал перезвонить.

Шилов присел на угол своего стола и начал слушать, то и дело оглядываясь на телефон. Наконец тот зазвонил.

– Серега! Покури с Мишей в коридоре.

Как только они вышли, Шилов сорвал трубку:

– Да! Удалось что-нибудь?.. Так, так… – Под диктовку воркутинского опера Шилов записал на бумагу основные моменты коротких биографий Краснова и Селиванова. – Все? Не густо! Слушай, а что за район, где они жили? А есть там места, которые всем известны? Угу… Спасибо!

Положив трубку, Шилов немного подумал, потом крикнул:

– Серега!

Соловьев вошел в кабинет, конвоируя Мишу. Проходя мимо Шилова, Краснов, видимо, догадавшись, что звонок имел к нему непосредственное отношение, тревожно посмотрел на опера.

– Кавказец, значит, лет сорока? – весело спросил Шилов. – Небритый такой, с усами и по-русски говорит с акцентом, да?

– Ну… – подтвердил Миша, осторожно устраиваясь на стуле перед столом Соловьева и спиной к Шилову.

– А как ты с ним связывался?

Миша посмотрел через плечо. Опустил глаза.

– Он со мной… На трубу мне звонил.

– Когда последний раз звонил?

– Не помню.

– А машина у него какая? Не знаешь?

– Не видел.

– А фильмы про партизан ты смотрел?

– Фильмы? – Миша даже вздрогнул от неожиданной смены темы. – Фильмы смотрел. А чего?

– Да ты напоминаешь мне героя в плену у фашистов. Сейчас встанешь и заорешь: «За нашу бандитскую родину! Стреляй меня, мент поганый!»

Соловьев, чувствуя, что начинается разговор, в котором третий может быть лишним, вышел в коридор. Глядя на Шилова, Краснов даже не заметил его ухода.

А Шилов, соскочив со своего стола, пересек кабинет и присел теперь уже на край стола Соловьева, нависая над Мишей.

Миша смотрел на него снизу вверх из-под закрывающей лоб толстой повязки и внимательно слушал.

– А за кого ты бьешься? За тех, кто тебя послал? Нужен ты им! Таких, как ты, – очередь. Хочешь, я все про тебя расскажу? Ты родился в маленьком городке, где много шахт и водки. Батя твой бухал и работал, а мама мечтала каждое лето вывезти тебя на Черное море. От скуки ты ходил качаться в соседний подвал и мечтал уехать в большой красивый город. Я прав?

Миша, растерянно поморгав, опустил взгляд.

– Потом из Питера приехал твой одноклассник и рассказал, как там круто. Рассказал про серьезных пацанов, про бабки, про телок, про «мерсы». И про то, как вас ждет братва. И вы с Димкой рванули в Питер. Вас познакомили с шефом, он хлопнул с вами рюмашку и сказал, какие вы замечательные пацаны. Вам выдали тачку, мобильник, вы сходили в пару клубов, сняли проституток и поняли: жизнь удалась! Только одного вам, Миша, не показали. Аллею на кладбище, где вас потом зарывают. Знаешь, сколько там таких, как вы, лежит? Ты – пешка! Ты – расходный материал. Шеф же не приехал вас вчера к Моцарту выручать? Это мы вас, идиотов, с того света вытащили. И мы единственные, кто не заинтересован, чтобы вы обратно вернулись. Думаешь, шеф станет вас выручать? Адвокатов дорогих нанимать, передачи слать в камеру, семьи ваши, в Воркуте оставшиеся, кормить? К судье пойдет договариваться, чтобы тебе дали «условно»? Да на хрена вы нужны! Ему проще заплатить полкосаря, чтобы вас ночью в «Крестах» удавили, а потом пригласить из Воркуты новых рекрутов.

– Новых – кого? – Краснов поднял голову. В глазах у него появилось что-то новое по сравнению с тем, что Роман видел до начала своего длинного монолога.

Роман объяснил, кого называют рекрутами. Заодно, мимоходом, назвал адрес подвала, в котором Миша качал железо. Упомянул первую девушку Миши, которая три года назад перебралась в Москву, а теперь, сторчавшись на героине, работала уличной проституткой. Перечислил кое-каких школьных товарищей: двое сидят, двое померли, один круто поднялся и ездит на джипе, один в розыске за бытовое убийство. Немногочисленные сведения, полученные от Игоря, Шилов расходовал экономно, стараясь давать поменьше конкретики и побольше создавать впечатление, что ему известно о Краснове и Селиванове буквально все, вплоть до интимных подробностей.