- А у него есть дети?
- Он упоминал о сыне от первого брака. Ему сейчас около двадцати лет. В настоящее время Виктор Артемьевич разведен, живет один, в хорошей квартире в центре Санкт-Петербурга, занимается каким-то бизнесом. А каким именно, я тоже не уточняла. Мне ни к чему...
- И последний вопрос, Алла Андреевна, - растягивая слова и глядя в глаза собеседнице, произнес Игорь. - Почему Виктор Артемьевич Литовченко сказал мне, что ваш муж Самарцев Петр Васильевич в застойное время сидел в тюрьме за диссидентство и даже, вроде бы, совершил оттуда побег?
Что-то дрогнуло в лице Самарцевой, а затем она деланно расхохоталась.
- А вот зачем он вам сказал эту нелепость, неплохо было бы спросить у него самого, - выпалила она. - Я-то тут причем?
- Просто маленькая ложь рождает большое недоверие, - заметил Дьяконов.
- Я же вам сказала, что плохо знакома с Литовченко. Может быть, он и непорядочный человек, не мне об этом судить... А какое все это имеет значение для вашего дела?
- Имеет, имеет, в нашем деле все имеет значение, мелочей не бывает. Теперь, пожалуй, все, - встал с места Игорь. - Теперь я вас покидаю...
- Думаю, через полчасика вы снова появитесь, я уже не верю, что без вашего присутствия вообще можно как-то существовать..., - язвительно заметила Самарцева.
- Только в случае крайней необходимости, - улыбнулся Игорь.
Выйдя из дома Самарцевых он направился к Гордеевым. Там, при открытой двери, за занавешенными окнами лежал несчастный, внезапно осиротевший Олег.
- У вас открыто, извините, я зашел. Мне надо с вами поговорить, Олег, - сказал Дьяконов.
- Говорите, - глухо ответил Олег, отрывая лицо от подушки.
- Скажите, Олег, в каких отношениях был ваш отец с Самарцевыми?
- С Петром Васильевичем в натянутых, слишком уж различны их политические взгляды. А вот мама с Аллой Андреевной дружили, она хорошая, хлебосольная женщина. И сильная духом, она всегда поддерживала маму, если ей было трудно.
- А ей бывало трудно?
- Да, отец был очень нервным, горячим человеком. Он много перестрадал, и порой прошлое тяготило и мучило его. Я же говорил о том, что он ударил эту... этого здоровенного и наглого Веревкина... Вот тот его и...
- Это не он, - решил сказать Дьяконов.
- Почему вы так считаете? - привстал с постели Олег.
- Потому что Веревкина убили сегодня утром. И инсценировали самоубийство. Причем, крайне топорно инсценировали...
- Ах вот как... , - насторожился Олег, встал с кровати и стал ходить по комнате взад-вперед.
- Да так, Олег. Так что, полагаю, что Веревкина кто-то подставил. Скорее всего, он просто зашел утром к вам в дом, и увидел мертвого Геннадия Ивановича. Зашел, возможно, для того, чтобы выяснить отношения. Но... увидел его труп... А потом, испугавшись, что заподозрят его, ушел. Сел на свой "Запорожец" и уехал. По пути чуть не столкнулся со мной, потом устроил мне аварию, потом снова уехал, а потом...
- И кто же его? - напрягся Олег, сильно побледнев.
- Не знаю... Пока не знаю... Ясно одно - это сделал тот, кто убил и вашего отца. И сделал это тот, кто знал, что мы заподозрили в убийстве Веревкина. У него нашли записку, в которой было написано: "Я больше не могу. Степан." Только экспертиза ещё не установила, он ли это писал, а если он, то когда писал.
- Так что, вы подозреваете Петра Васильевича? - раскрыл рот Олег, начав нервно ходить по комнате.
- Все может быть в нашей сложной жизни... Дело в том, что ваш отец Геннадий Иванович вчера звонил по телефону мне, и именно поэтому я утром поехал в Саблино. Эх, надо было с вечера ехать! Впрочем, вашего отца я все равно бы не сумел спасти, его убили, не дав ему даже договорить и рассказать мне, кого он подозревает...
- В чем подозревает?
- В том, что это беглый убийца Данилов. Который проживает здесь, в поселке Саблино, и которого он узнал... Раньше он вам ничего об этом не говорил?
- Нет... Никогда не говорил. Он вообще в последнее время был в прекрасном настроении. Вчера утром он поехал на дачу, хотел писать мартовские пейзажи. Он очень любил раннюю весну, хотел посидеть на даче в одиночестве и поработать... И вот...
- Скажите, а зрение у вашего отца было хорошее?
- Нет, не очень, нет... Он плохо видел в даль, и поэтому носил сильные очки. Которые, кстати, постоянно ронял и разбивал. Не везло ему очень с очками...
- Эх, мне бы побеседовать ещё с вашей мамой... Полагаю, она могла бы тоже кое-что рассказать... Может быть, с ней Геннадий Иванович был более откровенен, чем с вами.
- Ну если это нужно для того, чтобы найти убийцу отца, тогда мы можем поехать к ней в больницу.
- Может быть, и стоит. Только нас не пустят, ей ведь очень плохо...
- Я не знаю, насколько ей плохо...
- Вы что, не присутствовали при том, как её забирали в больницу?!
- Нет, когда я увидел труп отца, я нашел в себе силы пойти позвонить к Самарцевым, а потом, после отъезда милиции, мне стало плохо. И Алла Андреевна дала мне какого-то лекарства. И я заснул. Проснулся совсем недавно. А сейчас уже четвертый час идет...
- Ну? Проснулись и что?
- Записка на столе. "Маму забрали в больницу, у неё плохо с сердцем. Алла Андреевна." Да вот она...
- Так, - прочитал записку Дьяконов. - Любопытно... Очень любопытно...
В это время раздался звонок по мобильному телефону Игоря.
- Алло!
- Интересные новости я узнал, Игоряха, - услышал он голос Порошина. От нашего драгоценного Родиона Петровича.
- Эксперта?!
- Да... Так вот, Игоряха... Веревкин был убит с расстояния сорок восемь сантиметров из того самого обнаруженного рядом с трупом пистолета Макарова. На пистолете отпечатки пальцев самого Веревкина, и больше никаких отпечатков нет. Но убийца мог вполне быть в перчатках. А около трупа следы женских сапог тридцать восьмого размера и мужских сорок четвертого... Ну, это довольно приблизительно, сам знаешь, какой шел тогда снегопад, но все же...
- Ах вот как... - Игорь бросил быстрый взгляд на Олега.
- Еще вот что... На обочине следы протекторов импортной резины "Кондор". Там под большой густой еловой веткой было место, куда не попадал снег.
- На БМВ Литовченко была резина "Кондор"! - крикнул Игорь, вскакивая с места. - Все, Лева, спасибо тебе, спасибо! Беги к прокурору, пусть на Литовченко объявят розыск, требуй, добивайся!
- И на Самарцева тоже? - решил уточнить Порошин.
- Перезвоню, перезвоню, - загадочно произнес Игорь.
- Да, вот ещё что - ту записку "Я больше не могу. Степан." Веревкин написал этой самой дамочке, с которой мы беседовали. В этом она уверена. Они пару дней назад поссорились, он приехал к ней и положил записку в почтовый ящик. Она её с собой и привезла. Причем, как она припомнила, записка целый вечер лежала на столе, за которым они пировали...
- Понятно, понятно, утром настоящий убийца зашел в дом Веревкина и обнаружил на столе эту записку, - говорил Игорь, не стесняясь присутствия Олега Гордеева, внимательно глядящего на него с каким-то остекленелым лицом. - Она ему очень пригодилась... Кстати, не узнали, кто такие ночные гости Веревкина Саша и Зина? Их показания могли бы нам очень пригодиться.
- Нет, пока не узнали. Яшин ведет следствие, это его дело отработать связи убитого Веревкина.
- Понятно... Все, Лева, я побежал. Некогда, я перезвоню...
Игорь побежал к выходу, буркнув что-то Олегу. "Только бы успеть, только бы успеть... Все они заодно, это одна банда", - лихорадочно думал он.
... Дверь дома Самарцевых была заперта. Сильным ударом ноги Игорь выбил дверь и ворвался в дом. Никого не было. Он стал обходить все комнаты - никого... Тишина, зловещая мертвая тишина... Кухня, ванная, туалет - никого... Он поднялся на второй этаж, там были две маленькие комнатки - тоже никого...
У Игоря засосало под ложечкой от волнения и напряжения. Он чувствовал, что находится на верном пути... И ноги сами несли его в кухню, где он заметил дверь, ведущую в подвал.
