Второй чин получал варево ежедневно, имел по одной мантии, одной рясе, одной шубе зимой и кожаные сандалии. Работу делал полегче и почище.
Третий чин имел даже калачи, постоянно рыбное, по две одежды всякого рода и по три шубы. Составляли сей чин в основном бывшие князья, бояре и иные знатные, благородные. Из князей звенигородских был инок Дионисий, из смоленских - Нил Полев, правая рука и "светлейший в синклите державного владыки Иосифа", как писалось в монастырских документах. Квашнин, по прозванию Невежа, происходил из тверских бояр. Из бояр же бывший дядька-воспитатель сыновей волоцкого князя Иона, носивший кличку Голова. Герасим Черный и Вассиан Босой были из благородных. И главный монастырский книгописец из города Путивля Фаттей.
Почти все они входили в синклит Иосифа и начальствовали в обители: кто келарем, кто казначеем, кто большим чашником, уставщиком, большим хлебником. Один князь звенигородский Дионисий сам себя определил пожизненно в пекарню месить тесто и печь хлебы ежедневно на двести-триста человек, так как кормили еще постоянно многочисленных нанимаемых монастырем работников и милостыню подавали обильную нищенствующим, а в голодные годы и окрестных крестьян подкармливали. И кроме того, Дионисий по собственному обету клал ежедневно по три тысячи поклонов. По три тысячи! За что прозывался в обители Трудолюбцем.
И все-таки, несмотря на такие жесточайшие порядки и безжалостные наказания за малейшее их нарушение, несмотря на столь откровенное и, по сути, совершенно недопустимое в христианской обители сословное разделение, его братия росла и росла как на дрожжах, в считанные годы перевалила за сотню, и монастырь Иосифа Волоцкого стал в восьмидесятые-девяностые годы славнее многих монастырей, включая первейший Троицкий, Симонов, Пафнутьев...
Это прежде всего потому, что не только Денис, но очень многие чувствовали необычайную силу, напор, крепость и неодолимость неистового игумена и знали, что в его обители они во всех смыслах всегда будут за крепчайшей каменной стеной - он оградит и защитит от чего угодно, ибо, как никто другой, убежден, что "ангельский чин - превыше всего! И хулить монаха - значит хулить Христа!". Постоянно повторял это. А стало быть, воинство Христово ни в чем не должно знать нужды, не должно думать о хлебе насущном, а лишь служить Богу, молить его о спасении душ, кои этого достойны. И кроме того, "если у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричься? - вопрошал он, имея в виду под честными и благородными, разумеется, только князей, бояр и дворян, которым ведь не подобает, пусть даже в иноческом, ангельском чине, добывать хлеб свой своими руками-то! - А если не будет честных старцев, то откуда взять на митрополию или архиепископа, или епископа и на высшие честные власти? А если не будет честных старцев, то и вера будет поколеблена!"
Во как! Сама вера будет поколеблена! Не из благородных даже и не представлял себе, что могут быть честными и возглавлять митрополию или что пониже.
Дары, пожертвования и вклады текли в Волоцкую обитель в первые годы рекой. Иван Васильевич Третий давал по триста и по сто рублей, великая княгиня по сто пятьдесят. Князь Волоцкий и сын его давали села с пажитями и деньги. Архиепископ Новгородский Геннадий отписал две деревни с людьми и всеми угодьями. Да еще одарил бесценными иконами и книгами.
Иосиф повелел вести специальный мартиролог, в котором сотни таких дарственных, иногда просто поразительных по своей щедрости: князь, боярин, а то и простолюдин жертвовал буквально все, становился нищим и сам уходил в монахи. Мало того, монастырь и сам стал покупать земли, деревни, многое.
И уже через шесть лет после основания обогател настолько, что в восемьдесят шестом вместо деревянной церкви Успения Богородицы там возвели огромный великолепный каменный собор, который расписал знаменитый Дионисий. В самом расцвете сил был мастер, несказанной красоты и волшебства исполнены его фрески с прозрачными, будто неземными, поющими голубыми красками, снежно-белыми, ласково-розовыми. Помогали Дионисию, как всегда, старец-изограф Паисий, два сына да два племянника Иосифа Волоцкого Вассиан и Досифей - иноки, которые позже тоже стали знатными иконописцами и церковными иерархами.
Ни в одном монастыре не было тогда столь богатого и прекрасного собора, стоившего совершенно неслыханную сумму - тысячу рублей.
Собор в Кирилло-Белозерском обошелся всего в двести пятьдесят. На годовое содержание Волоцкого монастыря, включая питание, одежду и прочие нужды братии, уходило сто пятьдесят. А две деревни с людьми и пустошью стоили пятнадцать. Добрый княжеский конь с богатым седлом и уздою - шесть рублей.
* * *
Полно Иосифов устав назывался "Духовная грамота многогрешного и недостойного и худого игумена Иосифа о монастырском и иноческом устроении подлинно же и пространно и по свидетельству Божественных писаний".
Месяцев за пять Денис выучил весь устав назубок - память оказалась крепкой. И жил, существовал уже только по его строжайшим правилам.
Летом и зимой, в погоду и непогодь, на зорях и в кромешной тьме, под ливнями и в лютую стужу всегда одним из первых входил в церковь. Отстаивал, не шелохнувшись, часы и на ногах, и на коленях. Клал в келье сотни поклонов, творя молитвы и не поднимая глаз. В трапезной не слыхивали даже, как он и жует. Послушания и работы выпрашивал самые тоскливые и изнуряющие: месил тесто в пекарне и глину на стройках, таскал в поварню горы дров, копал вместе с работниками канавы для сточных вод и нечистот, чистил выгребные ямы, валил лес. Читал ночами Псалтырь над отпеваемыми в монастыре. Уже носил, не снимая, власяницу. Спал в хилой келье еще с одним послушником прямо на голом полу, безо всякого покрытия и изголовья. Даже самолично изнурял себя голодом, по два-три дня не вкушая ничего, кроме воды, и порой доходило до того, что, прошептав- всенепременнейше прошептав до самого конца! - предсонную молитву, падал ниц уже с закрытыми глазами - уже спал, и нечистый уже не приходил, не терзал его - отступился наконец.
И кроме того, он все же постоянно находил время и расспрашивал всех, кого только мог, о владыке. В первую очередь, разумеется, старцев, знавших его давно: некоторые так чуть ли не всю жизнь прошли с ним вместе и рассказывали охотно, ибо тоже благоговели перед своим редкостным наперсником. И через полгода Денис знал о нем, кажется, уже буквально все. Знал, что у того не было, пожалуй, и дня, когда бы он с кем-нибудь и с чем-нибудь не боролся. И почти всегда побеждал: сначала новгородских и окопавшихся возле великого князя еретиков, потом митрополита Зосиму, потом заволжских старцев-нестяжателей. Сам грозный Иван Васильевич и тот явно его боялся. Потом архиепископа Серапиона свалил и князя Волоцкого наверняка бы одолел, если бы тот вдруг не помер и дело не решилось само собой, но опять же в его, Иосифа, пользу. То есть опять победил!
