Случилось так, что Луиза Тюлье прибыла из Монса на несколько часов раньше, чем предполагалось. Когда её допрашивали в квартире Бокка, она назвала себя "Лежен"; но имела неосторожность носить с собой записную книжку с фамилиями и адресами многих своих сотрудников. Фальшивое удостоверение личности, подписанное патюражским комиссаром Туссеном, дало немцам первую нить к обнаружению центра, находившегося вне Брюсселя.
Спустя четыре дня, 15 августа, агенты секретной службы уже стучались в дверь школы сестер милосердия и арестовали Эдит Кавелль. Был арестован Кавио. В одиночные камеры угодил ещё 31 человек, за исключением герцога Реджинальда де Круа, который успел скрыться. Не мудрствуя лукаво, немцы говорили каждому арестованному, что все остальные сознались, чтобы избежать высшей меры наказания, и ему (или ей) лучше поступить так же. Некоторые попались на эту удочку, так что германский военный прокурор Штобер явился в суд со множеством улик.
Многочисленных обвиняемых защищали два немецких и три бельгийских адвоката: Браун, Браффор и Сади-Киршен. Они разделили между собой защиту тридцати пяти обвиняемых, причем мисс Кавелль попала в группу Киршена. Штобер приступил к работе, остальное было уже простой формальностью. Свидетелями обвинения выступали немецкие агенты Берган и Пинкхофф. Восемь обвиняемых оправдали. Двадцать два других были приговорены к каторжным работам на разные сроки, от трех до десяти лет. Мадмуазель Тюлье, Луи Северена, графиню де Бельвиль, Бокка и Эдит Кавелль приговорили к смерти. Впоследствии первым троим смертную казнь заменили пожизненным заключением.
К американскому посланнику Бранду Уитлоку, который в то время представлял в Бельгии интересы английского правительства, обратились с просьбой о заступничестве. Узнав об этом, немцы вынесли приговор в 5 часов вечера и назначили казнь на рассвете следующего дня. Но Уитлока каким-то образом известили об этой жестокой и невероятной торопливости; и хотя он лежал в постели серьезно больной, все же им было направлено германским властям срочное ходатайство о помиловании; первому секретарю миссии Хью Гибсону было поручено подать это ходатайство лично. Гибсон действовал заодно с испанским послом, маркизом де Вильялобар. После некоторых затруднений им удалось добраться до главы германского политического департамента в Брюсселе барона фон дер Ланкена. Этот ветеран европейской дипломатии уверил гостей, что сочувствует им и сделает все возможное; но потом заявил, что не сможет ничем помочь. Смягчение приговора, помилование и все другие виды милосердия могут исходить только от фон Биссинга, наместника кайзера, которого немецкие пропагандисты в ту пору именовали "наместником бога". Испанский посол и Гибсон поспешили обратиться к генерал-губернатору. Но фон Биссинг в тот вечер был не в духе, и на рассвете Эдит Кавелль и Филиппа Бокка расстреляли.
В составе секретной службы союзников находились умные люди, мысль которых упорно работала над тем, как бы нанести немцам эффективный ответный удар. Французская шпионская служба, организованная в Роттердаме Жозефом Крозье, необычайно успешно добивалась освобождения своих сообщников из бельгийских тюрем. Эдит Кавелль и её товарищи были брошены в брюссельскую тюрьму Сен-Жиль, и агентам Крозье удалось вызволить из тюрьмы одного из членов этой группы. По словам Крозье, некий "аббат де-Л.", сотрудничавший с ним и с мисс Кавелль, предложил помочь ей бежать из тюрьмы до суда. Крозье согласился сделать попытку, но предупредил аббата, что какой бы то ни было шум, поднятый вокруг её дела, окажется роковым для осуществления побега. Осторожный подкуп нужных лиц и ведение яростной пропаганды союзниками в данном случае были несовместимы.
День или два все шло хорошо. И вдруг английская разведка наотрез отказалась стать на этот путь. Крозье, которого потихоньку отговорил от этого дела его начальник полковник Вальнер, заключил из этого, что "заинтересованные инстанции в лице людей, постоянно ведущих работу, уже располагают средствами, необходимыми для успешного выполнения плана, и чья-либо дополнительная помощь является излишней".
Крозье полагал, что ему придется потратить не меньше тысячи фунтов стерлингов. Английская разведка нашла эту цену чрезмерной, хотя имела в своем распоряжении неограниченные кредиты и готова была, например, израсходовать две тысячи фунтов на одну поездку в Германию некоего "нейтрального" дельца. Крозье реалистически смотрел на секретную службу и не боялся сознаться, что ему случалось казнить осведомителей и опасных противников. Он без стеснений или притворного ужаса выражает свое мнение, что англичане не столько боялись высокой стоимости подкупа персонала Сен-Жильской тюрьмы, сколько учитывали действительную цену спасения мисс Кавелль - утрату сильнейшего аргумента в пользу союзников в войне, и именно эту цену считали чрезмерной, то есть недопустимой. Это, пожалуй, объясняет, почему после казни Кавелль многие британские офицеры не переставали уверять, что её казнили в строгом соответствии с законами военного времени.
Последнее письмо, написанное мисс Кавелль, было адресовано, по-видимому, "аббату де-Л.". Отчаявшись спасти друга, аббат кинулся с этим письмом к представителям высшей британской власти в Нидерландах. Аббату предложили расстаться с этим драгоценным письмом "на несколько дней", но так его и не вернули. Аббат читал это письмо Крозье, и Крозье дает понять, что по его личному убеждению, англичане просто бросили мисс Кавелль на растерзание палачам. Ходатайства посланника Уитлока и испанского посла, хотя и были горячими и искренними и даже поощрялись Лондоном, все же представляли собой всего лишь дипломатическую формальность. В тот период войны протесты нейтральных стран не могли, конечно, изменить мнения германских военных властей. Итак, генерал-губернатор фон Биссинг был не одинок в своем отказе спасти мисс Кавелль. И если главные выгоды от её казни достались англичанам, то это стало не столько следствием дипломатической небрежности, сколько результатом мастерского ведения пропаганды.
До решения президента Вильсона объявить войну Германии англичане старались на каждый пароход, отправлявшийся в опасную зону действия немецких подводных лодок, сажать хотя бы одного матроса - американца. Пропаганда была таким же средством борьбы, как отравляющие газы. И раз англичане проливали свою кровь в Галлиполи, у Лооса и на Сомме, то жизнь сестры милосердия или простого матроса становилась лишь добавочным оружием, которое при необходимости можно было пустить в ход.
Французы, например, до конца войны безжалостно казнили женщин-шпионок. Мата Хари расстреляли после громкого судебного процесса. Казнили немало и других шпионок, действовавших из чисто патриотических побуждений.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Подлинная "фрейлейн Доктор"
Из женщин, работавших на немцев, наиболее известна сотрудница секретной службы, которую французы и бельгийцы прозвали "фрейлейн Доктор".
Так как её, в отличие от Мата Хари, ни разу не арестовали, не допрашивали, не фотографировали и не расстреляли, то о ней распространялось много небылиц. В действительности жизнь этой авантюристки протекла настолько "нормально", насколько это было возможно для её профессии в военное время.
В начале августа 1914 года эта молодая студентка Фрейбургского университета бросила свою исследовательскую работу и принялась писать письма по одному и тому же адресу - "Верховному главнокомандованию", т. е. в германскую ставку. Когда немцы вступали в Брюссель, ответа она ещё не получила.
Это и была "фрейлейн Доктор", Эльзбет Шрагмюллер. Она родилась в старинной вестфальской семье и в детстве часто ездила с бабушкой на заграничные курорты. Девушка владела английским, французским и итальянским языками, а во Фрейбургском университете получила степень доктора философии. В 1914 году в Карлсруэ вышла её диссертация о старинных немецких цехах, в университете её считали исключительно одаренной. В то время ей исполнилось 26 лет; с войной она была знакома лишь по книгам, но слыла человеком настойчивым, изобретательным и решительным. Поставив себе новую цель, она разузнала фамилии офицеров, тесно связанных с разведательным бюро генерального штаба - "Нахрихтендинст". Письмо свое она адресовала майору Карлу фон Лауэнштейну, но тот был слишком поглощен интригами на Востоке и даже не ответил. Тогда с настойчивой просьбой дать ей работу на фронте она обратилась к подполковнику Вальтеру Николаи.
