Он не мог применить к своему непосредственному руководству мер физического воздействия и совершил единственно возможный поступок - оскорбил полковника, чем хотел морально его изничтожить, хотя грубая лексика никогда не была у капитан в чести.
Но выпад подчиненного вызвал у начальника неожиданную реакцию. Маргел Юросович пьяно и заливисто расхохотался, сначала искренне, а потом уже с нажимом, но все равно открыто и беззлобно, так родители смеются над шалостями и глупостями малолетних детей.
Укачанный алкоголем, он тяжело поднял с кресла увесистый зад, не выпуская сигары, подошел к Смоковницыну почти вплотную. "Сейчас не сдержусь, решил последний, вдарю, как есть вдарю, справа вдарю, хуком, и будь что будет!"
- Не надо, не надо, - прошлепал толстыми губами полковник, словно читая мысли Петра, - бить меня, Петя не надо. Я вот что тебе предложу. Давай-ка, заходи как-нибудь ко мне. Я недалеко здесь живу. Посидим - поокаем. Ты мне что-нибудь расскажешь, я тебе расскажу. Ведь ты - прямой, честный, я люблю таких. Ты мне еще тогда понравился, хороший ты мент, только непонятливый. Заходи ко мне - попьем вина, закусим хлебом... Так вроде бы у поэта, да?
Смоковицын отрицательно и очень энергично завертел головою, не знаю, мол, как там у поэтов, отстань. А сам от злости позеленел весь.
- Да...- сам с собою согласился Арутюнов, - приезжай на вороной своей кобыле, в дом гетер под городскую нашу стену, дай им цену за которую любили, чтоб за ту же и оплакивали цену... Жаль, что не знаешь, Смоковницын, жаль. А ты бы Бродского погонял бы в то время, ой, погонял бы!..
И он снова заливисто расхохотался. Петр хотел развернуться и уйти уже без позволения, но начальник цепко схватил его за рукав кителя, и вполне трезво, совсем другим тоном, не допускающим возражения, произнес, выдыхая спиртные пары прямо в лицо:
- К губернатору не суйся! Не суйся. Оставь все как есть. Сунешься пожалеешь!
"Запугивает", решил Смоковницын, дернул плечом и ушел.
- Осторожнее на тротуарах - закричал вслед доморощенный полковник, внимательней, не нарвись на растяжку, итак, служить уже некому, всех в расход отправили. И еще отправят... А мы им будем "рахмат" кричать, "рахмат"!
Последние слова он произносил почти шепотом.
ФАЙЛ ПЯТЫЙ.
Мелкий вредный дождь, с утра моросящий, несмотря на свою несолидность, успел - таки основательно вымочить грунтовку. Дорога и вчера оставляла желать лучшего, а теперь и вовсе стала не проезжей.
Веня еще умудрялся как-то двигаться вперед, большей частью даже не по дороге, а по кромке поля, плотно заросшей травой. Густая трава стлалась под колеса, создавала вполне приемлемый щит, по которому не без сложностей, с переменным успехом, но можно было покорять расстояние.
Мучиться оставалось недолго. В трех-четырех километрах, судя по карте, проходила новая супермагистраль с подвесными ярусами и жестким каучуковым покрытием особой шершавости с подогревом.
Ранним утром стрингер распрощался с гостеприимным добродушным Поликарпычем, чмокнул на прощанье чуть смущенную Маринку (у них прошла бурная ночь), пообещал на днях обязательно появиться, завел "Седан" и был таков.
Двинулся предусмотрительно не на старую московскую трассу, откуда спешно ретировался сутки назад, а в противоположную сторону.
Поликарпыч снабдил Веньку, готового, как считал старик, партнера по бизнесу, подробной картой местности, подсказал, как лучше выбраться на модную магистралку.
Во время путаных стариковских объяснений Венька - не будь лопухом, косился глазком на свою пассию и искренне удивлялся. Та менялась в цвете, то отчаянно неуправляемо краснела, то желтела внезапно, то становилась полотняно-белой, рисовала ножкой что-то застенчиво на земле, крутилась возле мужиков, то совсем близко подходила, заглядывая через отцовское плечо на отмеченный в карте маршрут, то отходила в сторонку, отворачивалась спиной, стояла молча, не двигалась. Но плечи вздрагивали.
- Черт! Елы-палы! Блин казанский! Перестарался! - клял себя мысленно Веня, - Переусердствовал. Влюбилась. Втюрилась морковка, что теперь? Ну что теперь, делать-то с ней?..
К такому обороту стрингер не был готов. Хотя еще ночью после жаркой с травами бани ощутил нечто не хорошее - его насторожило поведение случайной знакомицы - Марина демонстрировала высший пилотаж. Причем, Веня - честный малый - сразу предупредил, что платить ему нечем ни за ночлег, ни за дополнительные услуги. Гонорары большие в Московии, а малых, мол, денег самому маловато. Та лишь покривилась. И вот тебе на - теперь!
Пришлось стрингеру включать максимальные авральные обороты чувственной лести. Обещать - ничего не обещал, кроме скорого приезда ненадолго, но растряс слов ласковых в результате на три короба.
Маринка расчувствовалась, в прощальном экстазе лизнула в ухо, шепнула что-то нежное, Венька и не расслышал, а головой закивал - ладно, ладно! Буду, буду! - только б смыться, потом уже неважно, возвращаться в теплый дом он, понятно, и не думал. Другие дела, заботы у него другие.
Ждет его странная страна с широкими проспектами, высокими домами, богатыми горожанами, где жизнь в трех уровнях - надземном - развязки и высотки высотные; в прямом смысле - земном, что ни на есть, земном; и подземном - метро, стоянки - понятно, а теперь - и рестораны, и заведения всякие - коридоры, коридоры, завороты, залы, вниз-вверх, ой, кто не был в нижней Московии - обязательно надо б туда опуститься, обязательно!
В нежном детстве, когда Веня не знал, что Подмосковьем называют географически близкие к столице населенные пункты, думалось ему, что это то, что непосредственно под Москвой находится.
Он представлял себе селения и города, где живут обычные люди, пашут, сеют, в праздники водку пьют. Представлял себе как сказку о царствах подземных, откуда герой вылетал только с помощью волшебной птицы, прикармливая ее собственным мясом.
Все там есть в подземном мире. Все. Только солнца нет. Впрочем, оно там и не нужно. Без него хорошо. Некогда тамошним жителям еще и на солнце любоваться. Красоты и так хватает.
"Седан" внезапно затянул гнусаво и визгливо пронзительный жалобный аккорд, захрюкал утробно, затрясся, гукнул раз движком и остановился уже в полном безмолвии. До трассы не дотянул всего ничего.
Вон она - рядышком, раз шагнуть, кажется. Повисла на желтых столбах, похожих на курьи ноги, замерла острой длинной стрелою над размокшей землею. Редкие, пока еще утро, машинки проносятся - туда-сюда мелькают, поскольку скорости бешенные, меньше ста верст и двигаться запрещено. Чуть поодаль еще в паре верст Венечка и въезд рассмотрел, как Поликарпыч обещал, без понтовый. Только электроника на турникете - пешеходам вход закрыт.
Такой подлости от своего автомобиля стрингер не ожидал. Чем хорош был "Седан", так тем, что никогда без предупреждения не ломался. Как только в нем заводилась какая-нибудь неисправность он начинал истошно, будто дикое животное, выть и стонать, уведомляя владельца, что сил мало осталось. Веня бросался к ремонтникам и те уже парились над хитроумным устройством. Теперь посреди славной дикорастущей русской природы Веня кумекал, как ему поступить.
Вариантов, прямо сказать, немного. Возвращаться в Николо-Царевну бессмысленно и сложно. Веня успел отмахнуть, если верить приборам, тридцать с гаком километров. Идти вперед еще смешней - на трассу не попасть, а попадешь, так все одно - никто не остановит; чем прелестна магистраль - даже патрулей нет на ней, до самого Янска никто не тормознет, даже если очень захочет. Первый блок-пост на повороте в город.
Но что делать? Шариться лесом - занятие опасное, в первую очередь, и ни к чему не ведущее, во вторую. Проплутать в здешних местах можно всю жизнь, так и не выйдя из леса.
Последнее, что оставалось - установить связь с большой жизнью. Но и здесь возникали проблемы. Первое - Веня не зарядил батарею, дом у Поликарпыча без лампочек, а энергии оставалось ровно на один звонок и то непродолжительный, второе, более важное, как только возникало соединение, сигнал телефона фиксировался, а значит, его преследователи могли тут же воспользоваться этой информацией.
