- Еще бы ,не тютелька, такие деньги заграбастали за ерунду, - деланно возмутился он и вдруг захохотал.
Мужчина подозрительно покосился на него и проговорил:
- Это хорошо, что вы в настроение.
И тронул машину с места.
Ехали долго. Он успел подремать в теплом салоне машины и в чутком неглубоком сне увидел красные маки на зеленой солнечной лужайке, и проснулся как раз вовремя. Машина остановилась. Он огляделся, почистил рукавом запотевшее стекло: огромный, занесенный снегом, темный пустырь. Он моментально все вспомнил, встряхнулся, чтобы прогнать остатки сна и проговорил.:
- Смотрите же, если не исполните последнее желание, бог вас накажет. В бога верите? То-то... Я не хочу валяться в морге бесхозный...
- Думаете, под землей лучше? - сострил мужчина.
- Смешно, - сказал он без тени улыбки. - У вас какая система. Я не хочу умирать от какого-то дешевого "макарушки"...
- Все честь честью, - улыбнулся мужчина такой привередливости клиента. Выходите.
Он вышел и стал возле машины, но мужчина в шапке, подойдя к нему отвел его подальше от "жигуленка".
- А тут чем плохо? - спросил он, продолжая привередничать.
- Машину мне забрызгаете, - пояснил мужчина, - Мне еще в город возвращаться.
- А, - сказал он. - Да, да...
Мужчина посмотрел на него в упор, именно так, как он не любил.
- Что? - заносчиво спросил он.
- Шапку бы сняли, - попросил мужчина.
- Холодно, - нерешительно сказал он. .
Мужчина хмыкнул. Тогда он снял и отбросил от себя шапку.
- На колени станьте, - вежливым голосом попросил мужчина.
Он стал на колени на снег пустыря, почувствовал, как моментально брюки на коленях вобрали в себя колючую морозную влагу, и тут же ощутил на затылке у себя холодное дуло пистолета. Щелкнул затвор.
- Нет! - вдруг резко обернулся он, не поднимаясь с колен и хватая мужчину за руки. - Нет! Погодите...Я не совсем... Я сейчас...
Мужчина молча озверело отбивался от него, ударил его по лицу рукояткой пистолета, но он с удясетеренными силами повалил мужчину на землю, вцепился ему в горло и, не соображая, что делает, защищая свою жизнь, стал изо всех сил душить его, будто в самом деле ему следовало защищать свою жизнь. Оба молча, остервенело дрались, хрипя катались по снегу, били и душили друг друга, вкладывая в каждый удар первобытное желание уничтожить противника, а самому выжить. Наконец, мужчине удалось оторваться от него, ударив его по голове и на минуту оглушив. Он торопливо вскочил на ноги, поискал в снегу свой пистолет, и не найдя, плюнул, поднял шапку и быстро, чертыхаясь, забрался в машину, стал отъезжать. Залитый кровью, он лежал в снегу, негромко охая, но как только услышал шум отъезжающей машины, тут же приподнялся с холодной земли и крикнул след удалявшимся красным огонькам, однако, из горла его вырвался неразборчивый хрип, еле слышный даже ему самому. Он поднялся и на неверных ногах пробежал несколько шагов за стремительно удалявшейся машиной, протягивая к ней руки и, внезапно обретя голос, закричал что было мочи.
- Эй! Куда вы?! - истошно кричал он вслед машине. -Вернитесь! Это нечестно! Вернитесь, я прошу!..
Но машина уже растаяла вдали. Тогда он упал на колени посреди занесенного снегом пустыря и страшно, по звериному завыл, уже на середине этого воя почувствовав, что кажется, делает не то, что ему сейчас хочется. Он перестал кричать, встал, пошатываясь и, забыв про шапку, поплелся прочь от этого места. Мысли медленно возвращались к нему.
Драка, борьба за свою жизнь потрясла его, перевернула в нем все мысли. Что же это я хотел, что? Какой же я осел, подумал он. Конечно, слов нет, я тряпка, безвольная тряпка, вот что! Сам не мог решиться..
И к чему вообще все это? Глупо, глупо... Есть жизнь и есть смерть, и смерть приходит только тогда, когда жизнь кончается, и она все равно когда-нибудь кончается, зачем же торопить смерть, зачем она должна придти до поры, отведенной богом? Пусть все идет своим чередом, разве не в этом высшая мудрость, и не огромная ли ошибка и глубочайшая глупость торопить события? И разве каждая прожитая минута на земле это не счастье для человека в моем положении, разве теперь я не научился мудро распознавать каждую минуту и каждое мгновение и наполнять их смыслом, которого они не удостоятся ни в чьей другой жизни? Разве это не делает мою жизнь полнее, весомее?.. Все своим чередом, и каждая минута на земле -счастье, это значит - еще раз видеть снег, солнце, небо, звезды, родных, говорить, осязать, смотреть, чувствовать, даже боль чувствовать - все-равно это жизнь, все-равно это не смерть, потому что в смерти нет ничего, даже боли... Знать, что ты еще жив - вот счастье. Зачем же я хотел прекратить все? Пусть даже месяц...
В нем тридцать дней и бесчисленное множество минут, и все минуты и мгновения я могу, наполнить смыслом, то есть, прожить, прожить... Время - это Бог... Мысли обожгли, пронзили его. Он стал посреди пустыря, как вкопанный... Все, что отведено мне богом, все прожить до последней секунды, прожить! Слово-то какое долгое, ясное - прожить Какой же я осел, - подумал он опять, и как хорошо, что все так благополучно завершилось. Он прекрасно себя чувствовал сейчас, и вспомнил о боли, как о чем-то очень далеком, имевшем весьма отдаленное отношение к нему. И он даже не мог понять, какое именно отношение имеет к нему боль, что такое боль, к чему?... В голове после недавней драки шумело, будто молотом били, он все еще бурно переводил дыхание, в ухе запеклась кровь, он стоял посреди пустыря с разбитой головой, опухшим от ссадин лицом и улыбался, будто только что его, приговоренного к смерти, неожиданно помиловали, отменив казнь, к которой он уже был готов, и теперь впереди у него еще долгая, хорошая, насыщенная жизнь...
Он не слышал, как сзади в двух шагах от него остановилась машина, и мужчина в песцовой шапке, не выходя из своих "жигулей", выстрелил ему в спину. Боль, о которой он только что думал как о чем-то почти несуществующем, пронзила его, но падая, он еще не понимал, что случилось, так как плохо слышал и не понял хлопок выстрела, но когда возле себя, лежащего на снегу, орошая его кровью из своей раны, увидел ноги в сапогах, приподнял голову и увидел стоявшего над ним мужчину в шапке, он вмиг все понял, и хотел крикнуть, объяснить, что он передумал, что отменяет свой заказ, что принял другое решение, что прежде смалодушничал, а теперь... теперь он понял что такое жизнь, и что такое смерть тоже понял, прочувствовал продрогшими внутренностями, и как бы он ни умирал от приступов невыносимой боли, он все таки выбирает жизнь, предпочитает все отведенные ему минуты наполнить несравненным смыслом и великолепным, совсем далеким от смерти, содержанием; хотел все это объяснить, закричать, чтобы дошло до этой тупой песцовой шапки, как дорога ему жизнь даже теперь, когда он валяется еле дыша, на занесенном снегом ночном пустыре, хотел прокричать, но было поздно: вместо крика по губам его покатилась струйка крови, темная, почти черная, сгущаясь и твердея на крепком морозе.
Мужчина в шапке для верности еще раз выстрелил ему в голову, потом спокойно уселся в машину и уехал, оставив на пустыре остывающее тело заказчика.
Хорошая работа, - подумал мужчина, удовлетворенно потянувшись и хрустнув плечами за рулем. - Хоть и досталось мне... Что ж, везде свои издержки... А что брыкался - это само собой, это бывает, все же с жизнью человек прощается, не шутка. А наше дело довести до конца, честь по чести, как договорено было, думал он и знал, что в точности исполнит волю заказчика - устроит телефонный звонок, чтобы тело нашли родные и похоронили по-человечески. А то как же...
