- Звуки утра, - бормотал мужчина, - звуки утра...
- Да, да, - сказал парень; с беспокойством поглядывая на мужчину.
- Он их не слышал, - продолжал бормотать мужчина, - А ведь они были, были без него... как всегда...
- Жизнь идет, - сказал многозначительно парень. - Она ведь не может остановиться от того, что кто-то умер.
- Я чувствую, что... - начал мужчина и не договорил.
- Что? - спросил парень, немного подождав.
- Ничего... - сказал неохотно мужчина, - не знаю...
ЗАВТРА, ЗАВТРА...
Парень внимательно посмотрел на него, немного с опаской. Потом чуть подталкивая в спину, повел мужчину к скамейке в тени деревьев. Мужчина шел машинально, весь опять уйдя в себя, как большой изношенный механизм. Он сел на скамейку, положил руки на колени, и посмотрел на свои руки. Ему вдруг показалось, что руки у него мертвые и на них сверху падает земля, жирная, черная земля, которой засыпают его люди сверху, люди с лопатами. Голова его с безжизненными глазами выпукло белела на дне ямы. Земля падала сверху, осыпалась с боков могилы. "Почему они так меня хоронят? подумал он, - разве я уже умер?" И тут он почувствовал, что рядом лежат другие мертвецы, наполовину, как и он засыпанные землей. "Значит, я не один тут", -подумал он, и это мысль почему-то принесла ему успокоение. "Но как жарко, очень жарко и светло... закопали бы поскорее, что ли... земля прохладная..."
И только он так подумал, как люди сверху стали теребить его, грубо вытаскивая из могилы. "Они вытаскивают меня лопатами, - уже сонно и безразлично подумал он. -Вытаскивают, как будто я - это какие-то нечистоты, что-то грязное". И тут он вспомнил о сыне. "Давно я мальчика не видел, подумал он. - Почему я так давно не видел его? Я по нему соскучился... мой сын... у меня есть сын..."
- У меня есть сын, - неожиданно проговорил он вслух, будто пробуя, насколько правдивыми и достоверными получатся эти слова. Парень с опаской поглядел на него.
- Тебе плохо? - спросил парень.
Мужчина раскрыл глаза. Он чувствован, как приближается это ужасное состояние ломки, как накатывается бесшумная, страшная, каждый раз убивавшая его волна, когда он терял человеческий облик. Внезапно он почувствовал, что не вмещается в свое тело, в свою телесную оболочку, его всего скрутило, появилась сильная тошнота, но блевать было нечем, он повалился на скамейку, тихо застонал, заскрежетал зубами. Он хотел вырваться из своего тела, вылететь и раз и навсегда избавиться от этих страшных мучений.
- Тебе плохо? - парень помог ему сесть, протянул папиросу, начиненную анашой, - Покури, может полегчает...
От неосторожного движения мужчины папироса упала и закатилась под скамейку. Парень полез ее доставать.
- Мне надо уколоться, - прохрипел мужчина, гримасничая и скрипя зубами.
- Где же я тебе найду? - вылезая из-под скамейки с папиросой в руке, сказал парень. - Вот покури лучше.
Перед ними, словно возникнув из горячих струй воздуха, стоял глухонемой и улыбался. Они посмотрели на глухонемого. Тот был похож на растение. Это потому что у него взгляд такой, подумал мужчина. У глухонемого не было никакого взгляда, не было ничего в глазах, даже, когда он улыбался. Так могла бы смотреть стена.
- Дай ему тоже, - еле проговорил мужчина, переводя дыхание, в страхе ожидая вторую волну ломки.
- Но ведь, - стал возражать парень, - такая хорошая мастырка получилась.
- Ничего, дай, - повторил мужчина. - Он курит. Потому и шел за нами. А мне все равно это не поможет. Уколоться надо.
- Я сам закурю, ладно? - спросил парень разрешения.
Мужчина кивнул. Парень закурил папиросу, начиненную анашой, осторожно, бережно держа ее в пальцах, как какую-то драгоценность, сделал подряд три глубокие затяжки и передал глухонемому. Тот благодарно взял, обнюхал папиросу, лизнул мундштук, глухо и коротко взвыл от радости и жадно припал губами к папиросе.
-Эй, эй, потише, - жестами остановил его парень, - не казенная, кури потише. Глухонемой тоже несколько раз затянулся с наслаждением, закрыв глаза, и с сожалением, не отрывая глаз от папиросы, передал ее мужчине. Так они передавали папиросу по кругу, жадно следя, как она становится все меньше.
- Недавно, - вдруг медленно начал говорить мужчина, будто разговаривая с самим собой, - Я чуть человека не убил...
Он помолчал. Парень смотрел на него покрасневшими глазами.
- Бог спас, - продолжал мужчина, - Не совершил грех... . Грузовик ударил, деньги нужны были на ремонт... А тут и ломка подкатила. Крутит меня - хоть ложись, помирай. Ампулу нужно купить. Я взял анаши. Не помогло. Покурил еще хуже стало. Тут, вижу, мужик передо мной, из дорогой тачки выходит, идет в подворотню. Никого нет рядом, тихо. Нож у меня в кармане. Иду за ним. Поймал его в подъезде, нож к горлу приставил: бабки давай, говорю. А он крутой мужик попался, не трус - не дам, говорит. Прямо в лицо мне, с ножом у горла - не дам говорит, нахально. Кровь ударила мне в голову, еле сдержался, чтобы не пырнуть его... В тот момент, помню, так и трясло меня - перерезать ему горло, обшманать карманы, и бежать! Сдержался. Бог спас меня от греха.
- Ну, а он что? - спросил парень, докуривая папиросу.
- Что он? Домой ушел, - сказал мужчина.
- А ты?
- Как видишь, жив... к сожалению... - произнес мужчина.
- До следующего раза...
Он поднял голову и блаженно зажмурился на ослепительно чистое небо. Вздохнул облегченно.
ЗАВТРА, ЗАВТРА, ВЕДЬ ЗАВТРА ОБЯЗАТЕЛЬНО...
Было очень жарко. С моря пахло нефтью. Понедельник. Четверть второго.
ПО САМЫМ КРАСИВЫМ ДОРОГАМ
- Нет, ничего, - сказал мальчик, - Мне не больно. Ни капельки не больно.
- Дай перевяжу, - сказал мужчина, - А то кровь запачкает рубашку. Мальчик послушно протянул порезанную руку, и мужчина крепко обвязал тонкие пальцы ребенка своим нечистым носовым платком.
- Так не туго? - спросил он.
- Нет, совсем не туго, - ответил мальчик, хотя кончики пальцев у него заметно побелели.
Они прошлись по мокрой от недавнего дождя мостовой, свернули в сквер. Сели на еще влажную скамейку рядом, оба на краешке, чтобы не очень замочить брюки. В сквере от деревьев остро и приятно пахло сыростью.
- Ты больше так не делай, ладно? - сказал мужчина, глядя прямо перед собой.
Мальчик некоторое время не отвечал, потом сказал:
- Ладно.
- Ты еще слишком маленький, чтобы судить о таких вещах, - назидательно произнес мужчина.
Мальчик кивнул послушно. У мужчины сжалось сердце.
- Можешь иногда не слушать ее, это можно. Но осуждать не надо.
Это ее дело, как жить, - сказал мужчина, слушая свой голос, свои слова, и ему казалось, что он говорит умные и нужные слова, какие и должны, наверно, говорить родители своим детям.
- Я ее ненавижу, - почти неслышно проговорил мальчик, и мужчина ничего не понял.
- Я знаю, тебе с ней нелегко... - продолжал он. - Но потерпеть надо, потерпи еще немного... Я заберу Тебя, возьму с собой, мы с тобой...
- Я ненавижу ее! - вдруг крикнул мальчик, и судорожно, пискливо и жалко, как птица, всхлипнул.
- Не нужно так... - нерешительно сказал мужчина. - Как-никак, она твоя мать...
- Не надо о ней говорить, - попросил мальчик.
- А... К ней часто приходят? - спросил мужчина, стараясь не смотреть мальчику в лицо.
- Приходят... - неопределенно ответил мальчик.
- А ты что?..
- Однажды поругались. Недавно. Она накричала на меня сказала: не нравится - можешь отправляться к своему папочке.
Сказала: будешь вместе с ним жить под забором, если не нравится тут. Сказала: я еще сопляк, мне всего девять, и ничего не понимаю, что это ее дело. Потом заплакала, сказала: все ее мучают, все хотят ее смерти... Почти то же говорила, что и ты сейчас... - мальчик все. больше волновался, голос у него срывался, он готов был
расплакаться.
- Погоди, погоди, - тихо,, с болью в голосе, прервал его мужчина, и ничего больше не мог прибавить.
