- Зачем Сливкину было связываться с этой дачей? Я-то думала... мы с Маринкой думали сначала, что это какое-то роскошное дорогое строение, но совсем нет - полуразвалюха. Можно чепуху скажу, которая мне вскочила в голову в связи с просмотром одного американского фильма про наркомафию?

- Преобязательно.

- Я видела, что Володя, шофер, приезжает на эту дачу и отливает из фляги в бидон молоко. Он ездит за молоком в совхоз. Видимо, этот совхоз где-то недалеко от этой дачи. Я не видела, как он отливает, он копошился с бидоном и флягой в глубине пикапа. Он вынес бидон из дому. Мне показалось, в нем было что-то... Чувствовалось - тяжелый бидон. А когда отдавал старухе уже с молоком - легкий стал. И еще.... Рядом с дачей гудит междугородное шоссе, а в нескольких километрах аэродром. В американском фильме наркоторговцы тоже пользовались убогой виллой, тоже неподалеку шло шоссе и находился аэродром. Правда, там ещё была граница... Я подумала, но вы не смейтесь, а ведь это очень удобно - серенький такой пикапчик от Дома ветеранов, который ездит то туда, то сюда, везет фляги с молоком, а их никто никогда на дороге не проверяет. Зачем проверять, если накладные на молоко и во флягах оно же? Но ведь в молоко можно опустить что угодно... Когда была компания по борьбе с алкоголизмом, в одном колхозе, мне рассказывали, шоферы в такие фляги клали бутылки с водкой, чтоб милиция не придиралась. Или полную чушь горожу?

- Дальше, дальше, мой генерал!

И я опять говорила, вспоминала, спохватывалась и возвращалась к только что рассказанному, чтобы дополнить его новыми деталями и своими догадками.

- Между прочим, директор предпочитает держать в штате иногородних. Наверное, потому, что они зависимые от него с головы до пят. Между прочим, медсестра Алла по-своему несчастная, она колется... Я так и не знаю, она ли донесла Виктору Петровичу на меня... ну, про золотую цепочку... И Георгий Степанович, ученый старик с бородой, говорил, что сам слышал, как Серафима Андреевна обещала убить Мордвинову. Но это вранье! Тут вранье на вранье! Что еще? Старик один, весь в орденах, может, намекал, а может, просто так сказал, что я на актрису похожа... Может, он догадался, кто я?

- Как его фамилия? - подал голос Николай Федорович.

- Парамонов. Живет на втором этаже. Думаю, в порядке исключения. Никаких дорогих вещей у него нет.

- Нет или не видела?

- Не видела... Грамоты, ордена, книги - это есть.

И о том, и о том, разумеется, сообщила, что обнаружила в книгах погибшего Козинцова вырезки из газет и журналов, где объясняется, как можно победить импотенцию с помощью чудесных уколов, какой-то субстанции, получаемой из мозга и других органов неродившихся младенцев, а также и выкидышей.

- Секретарша директора... она вообще противненькая особа, довольно убогая, носит в свои пятьдесят блузки как молоденькая, с большим декольте, - намекала, что здешние девицы... получается, медсестра Аллочка и "Быстрицкая"... бегают к старичкам... оказывают кое-какие услуги и, значит, одариваются. И, вроде, Удодов, директор, ни о чем таком не знает. Но он попался вот на чем. Маринкина знакомая утверждает, что не один раз видела его, правда, в усах, хотя он усы не носит, в этом медцентре, в отсеке, где делают чудо-уколы за очень большие деньги, за тысячи долларов. Спрашивается, откуда у него такие бешеные деньги? А ещё новенькая иномарка и суперблондинка впридачу. Она его в машине ждала, пока он кололся. Но что верно, то верно - здесь, в Доме, чистота, порядок и каждую субботу какое-нибудь мероприятие в столовой: либо концерт приглашенных артистов, либо кинокартину показывают. Директор за всем следит и, кстати, в обворовывании богатых покойниц участия не принимает. Только его секретарша, эта самая тетка с выщипанными бровями. Но она не скандальная, нет.

Николай Федорович полез в карман своей куртки, вытащил пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. Проделал он это все машинально, задумавшись. Он уже прикуривал сигарету, когда вдруг спохватился:

- Что же это я... Никуда не годится. - И втер сигарету в ладонь.

- Можно, можно! - сказала я.

- Потом, - решил он. - Слушаю дальше.

Небо по-летнему быстро светлело. Вдали, на пустыре, объявился мужчина в тренировочном костюме с белыми лампасами, бежавши, добросовестно работая локтями. Сбоку от него неслась овчарка.

- Дальше... Дальше о вчерашнем. Старики там, хоть и знаменитые, но одинокие. Они все сдали свои квартиры и получили по квартиренке в этом Доме. У них нет, как правило, даже дальних родственников. Они - самая легкая добыча для мошенников, авантюристов и убийц. Я ведь сначала хотела написать скандальную статейку под названием "Тайна шагов смерти". Или - "Ограбление покойницы". Или... Ну то есть только о том, как с мертвых старух снимают драгоценности, делят между собой все эти дамы и девицы в белых халатах, а вместо - пристраивают в уши мертвым дешевенькие сережки, вешают на шею позолоченные цепочки вместо золотых. Но почему погиб Козинцов? А теперь я боюсь за Веру Николаевну Коломийцеву... Помните, она играла разных самоотверженных героинь, которые хоть на Эльбрус взбираются, хоть во льдах тонут-не утонут? Еще в тридцатых-сороковых?

- Помню.

- Ну так вот что произошло вчера... И что она мне успела рассказать-показать... Она сама слышала, как Обнорская перед своей смертью говорила по телефону с подругой из Москвы, о том, что была у Мордвиновой, та лежала со сломанной ногой и сказала ей странные слова: "Хочу на дачу... украли... документ - фальшь... Сливкин... Боюсь... Смерть". То есть у Мордвиновой была сломана нога. У неё была тяжелая болезнь... это когда в организме не хватает кальция... и перелом шейки бедра. Она никак не могла встать, подойти к противоположной стене и сжечь себя! Никак! Вера Николаевна доверилась мне... Сыграл роль, вероятно, и крестик мой... Ей было важно узнать, что я верующая. И она дала мне почитать свои мемуары... Между строк, где рассказывала о ленинградской блокаде, она вписала сведения о Мордвиновой и звонке Обнорской... Вдруг пришла Аллочка... Вера Николаевна положила эту зеленую тетрадь в ящик письменного стола... Позже Алла скажет мне, что Вера Николаевна в панике, у неё пропала эта тетрадь. Алла спросила меня, не взяла ли случайно... Но к вечеру тетрадь нашлась, вроде, Коломийцева забыла, куда сама сунула... Меня к ней не пустили. Сказали, что у неё поднялось давление... потом...