Немец любил меня неутомимо, жадно, словно голодный, который набросился на еду после долгого-долгого поста. Я даже не поняла, отчего так. Он сам мне объяснил:
- Мне давно хотелось обуздать Америку! Уж слишком она нагло стала вести себя в последнее время! Считает себя сверхдержавой...
В этот момент я проявила себя, считаю, как истинная патриотка своей великой страны. Я, представьте себе, не позволила ему, этому излишне беспардонному немцу, совершать в моей заветной, горяченькой, вкусненькой глубине свои насущные поступательно-отступательные движения, я тотчас, хотя моя плоть горела и звала, ещё не насытившись, а только предвкушая, но, повторяю, я сумела пересилить типично личный эгоизм и самым небрежным, независимым образом схватилась за "орудийный ствол" излишне самоуверенного, нахального немца и вытащила его из собственных сокровенных глубин и сказала при этом со всей определенностью и категоричностью:
- Я не позволю вам оскорблять Соединенные Штаты! Этим самым вы пачкаете мое священное чувство глубокого американского патриотизма!
- Что такое? Дело следует доводить до конца! Порядок прежде всего! С нами Бог! - забормотал совершенно опешивший от моих искренних, горячих слов этот большой немец, явно недооценивший степень патриотизма американцев, и с тоской наблюдал, как раскаленная стальная "болванка" между его ног гаснет бесполезно и беспомощно, превращаясь прямо на глазах в убогий мешочек для сбора куриных яиц. - Я готов извиниться... Но зачем же... Это же неправильно... Нельзя смешивать в одно пиво и водку. От этого с утра очень болит голова. О, я всё, всё осознал! Если американская девушка способна прервать кульминационный момент... сексуальной, так сказать... раскрепощенности во имя своей страны и отбросить по политическим и ритуальным соображениям предмет наслаждения - значит, Америка действительно великая держава, и нам, немцам, ещё надо поучиться у нее... какое-то время... чтобы потом... потом...
Он взглянул на меня умным серым глазом и не стал продолжать, а сказал только:
- За мир и дружбу между народами!
- О'кей! - ответила я. - И за экологическую чистоту планеты!
- О, да! - сказал сообразительный немец и тотчас вытащил свой немецкий презерватив в свежей немецкой упаковке цвета немецкого национального флага.
И теперь уже мы трахались с ним не без актуальной социально-политической подоплеки, а только с ней, то и дело приговаривая:
- За безъядерный мир!
- За чистоту озер и рек!
- За гуманизм!
- За безопасный секс!
Ну и так далее. И все-таки, когда немецкое семя с уникальной немецкой аккуратностью пролилось в непробиваемый, я так думаю, даже пулей немецкий суперпрезерватив, естественно - болотного, камуфляжного цвета, он вдруг, негодяй такой, усмехнулся и захохотал во все свое огромное, чисто немецкое, реваншистское горло:
- А я все-таки сегодня трахал американку! И затрахал до бесчувствия! Германия затрахала Америку, можно считать! Вон она лежит, усталая, потная, даже пальцем пошевелить не в силах... Слава германским традициям! Слава немецкому пиву! Германия, Германия превыше всего! И рано или поздно, рано или поздно...
Но я, истинная дочь своего великого американского народа, нашла в себе силы, привстала и довольно грозно спросила:
- Ты что, националист? Фашист?
И схватила с тумбочки хрустальную вазу с его погаными белыми розами... Он не ожидал такого поворота... А я продолжала грозно требовать, сверкая глазами:
- Ты, может быть, мечтаешь всех женщин засунуть за проволоку в концлагеря?! Отвечай!
И он вдруг рухнул передо мной на колени и зашептал спекшимися от желания губами:
- Как ты прекрасна в своем гневе на политической почве! С этой вазой в руках! Изнемогаю! Умираю! Прочь слова... нас ждут великие дела...
Признаюсь, на дальнейшее проявление принципиальности меня не хватило. Тем более когда я увидела, как внезапно, словно по знаку волшебника, вырос его "оружейный ствол", пробил дыру в его трусах и поднял к небесам свое грозное, величавое, дерзновенное дуло...
Тот опыт с кёльнским немцем убедил меня в непреложной истине - мужчины и женщины разных стран непременно найдут между собой общий язык, если не будут расписывать выдающиеся особенности своих гор и лесов, и даже таких великих, как Америка, а займутся самым восхитительным делом на свете с помощью своих "опаловых небес" и "нефритовых стержней", или, как прямодушно называется это в многочисленных дамских романах, станут трахаться, придавая особое, священное значение лишь своим "дырочкам" и фаллосам...
Вообще недаром прежде со всего света ездили учиться в Германию. Тут хочешь не хочешь, а поумнеешь.
...Вот что мне, как это ни странно, напомнило черное яблочное зернышко - сувенир из Индии...
Я, конечно, аккуратно завернула его в бумажную салфетку и положила на дно косметички, бочком к рыжеватому волоску из усов русского стюарда.
Кстати, я только теперь понимаю, почему мне было приятно заниматься сексом с этим большим немцем. Мне казалось, что я... ну, да... занимаюсь любовью с сами Хельмутом Колем, а это, согласитесь, так возбуждает и возвышает...
Жаль, я не успела поделиться этой мыслью с моим все-таки излишне самоуверенным немцем, и он принял все изъявления моей пылкой плоти на счет своей плоти... Вот ведь как оно все тонко, запутанно в женской психике... Подумать только!
...Далеко, очень далеко ушла я, однако, от русского теплохода, идущего из Гонконга в Токио. А ведь был уже поздний-поздний вечер, скорее, даже ночь, а наутро мы пришвартуемся в токийском порту, и - прощай моя мечта об этом русском, невыносимо грубом, дерзком, безумно сексапильном "новом русском" с грязными пятками и криминальным прошлым... И в иллюминаторе только одно темное, беспросветное море. И никаких надежд, ну абсолютно...
Я сижу в голубом, воздушно-серебряном пеньюаре, утонув затылком в подушке, и пробую читать... Но и чтение не приносит успокоения. Как назло в глаза лезут строчки: "Молоды индейцы натчи, что в Северной Америке, сумевшие снять скальпы со своих врагов, должны были соблюдать на протяжение шести месяцев шести месяцев целый ряд запретов. Им нельзя было спать с женами..."
Ну ведь это полная чепуха! Ведь эти, пусть дикие, но ведь мужественные особи совершили подвиг в определенном смысле, их бы самое время вознаградить хорошим, первоклассным сексом, а их лишают именно этого! Какая жестокость!
И кто? Какие идиоты? Скорее всего, старичье, вбившее в голову всем остальным, что их склеротические мозги самые мудрые, самые качественные. Ого, что они придумали, эти древние маразматики, забывшие самое элементарное - оргазм. Будто стоит этим смельчакам нарушить это правило - и душа убитого им отомстит и даже крошечная царапина станет смертельной.
И я вдруг представила... эти темно-коричневые тела индейцев, словно вырезанные из крепкого дерева и отлакированные, и как под этой эластичной кожей играют мускулы, а их способность бесшумно, упруго подбираться к добыче и, все точно рассчитав, - выпускать ядовитую стрелу... Ах, как великолепны эти мужские особи в момент охотничьей страсти! Должно быть, и в постели они не менее хороши.
"Как странно, - подумала я, чувствуя согревающее журчание моих поднимающихся из глубин женских соков, - я ведь ни разу отчего-то не попробовала потомка индейца... А их так много в Америке, и все разные..."
Читатели-чистоплюи, конечно, уже давно посинели от гнева и презрения: мол, как же так, чуть чего - и эта невозможная американка уже возбудилась и жаждет нового мужчину! Уж не больна ли она психически?!
Успокойтесь, это именно я вполне нормальная женщина, уважающая все, что подарила мне природа, а вы, несчастные, обречены лишь морализировать и поучать. Но если бы вы обладали столь совершенным телом, как мое, когда вы, длинноногая, с соблазнительнейшим декольте, сверкая бриллиантами голубых глаз, входите в ресторан и чувствуете, как вам навстречу, разрывая все "молнии" на окружающих ширинках, рвутся "нефритовые стержни", "саксофоны", "флейты", "бананы", "кабачки", "кинжалы", "мечи", ну и так далее, - где была бы ваша постная мораль?
