- Так ты это... - продолжил Дмитрий.
Славка понял и порадовался, что сидит.
- Я не умею.
- Я тоже, - Дмитрий сверкнул глазами из-под насупленых бровей и скрестил руки на груди. Короче, самоустранился.
Славка привычно провел мыском по половице:
- Дим, а?
- Надо.
Под зловещим взглядом Дмитрия блюдечко вырвалось у Славки и разбилось, горячей водой укусив колени. Карна обернулась, приподнявшись на локте.
- Нет, нет, - заторопился он, собирая осколки. - Я так... выскользнуло. Он врал и знал, что и Карна, и Дмитрий это чувствуют, но ведь...
- Баклан, - сказал Дмитрий, отбирая у Славки новую порцию горячей воды. Иди уж.
Помог Карне поднять рубашку и наткнулся рукой на шрамы...
- ... так будет, так станет, когда задуют свечу...
Дмитрий прижал ладонью звенящие струны. Сейчас, щелкнув, соединятся контакты, ток побежит по проводам, и вспыхнувший в вакуумной колбе свет заставит тени сделаться тенями. Так проще. И так, пожалуй, честнее. Мертвым лучше оставаться мертвыми.
Глава 10.
- По-моему, ты с ним либеральничаешь, - Алла грациозно потянулась, прекрасно сознавая производимый эффект. - Эти рисунки, всадники...
- Самое странное, что они есть.
Алла взмахнула ресницами:
- Мало тебя на кафедре ругали? Дмитрий, ты же взрослый человек!
- Да, - сказал Дмитрий.
Яркий ноготь Аллочки брезгливо ткнулся в рисунки:
- Не знаю, как ты, но я в своем доме такое бы держать не стала.
Дмитрия слегка покоробило, но он смолчал. Любимым девушкам иногда стоит прощать ригоризм.
- Ну что, что ты в этом находишь? - завелась она. - Веришь в ерунду! Иногда мне кажется, что ты меня не любишь.
Она произнесла это патетическим шепотом - как в сериале, и осторожно, чтобы не размазать тушь, промакнула платочком глаза.
- Да, - сказал Дмитрий. И вдруг опомнился: - То есть, как это?!
Лицо у него в этот момент, по мнению Аллочки, было преглупое.
- Ну-у... - она капризно выпятила губы. - Вот когда-то любили. Эти самые... рыцари. Для дам были готовы на все. Ну там, со скалы прыгнуть...
- Ага! - по-военному рявкнул Дмитрий, лихорадочно соображая, есть ли в окрестностях Гомеля скала и не сойдет ли за нее труба в парке Луначарского.
Алла сморщилась.
- Дурак. Ты для меня даже эти рисунки сжечь не решишься.
- Зачем - сжечь? - удивился Дмитрий. - Славка...
- Ну да, конечно, - девушка всхлипнула. - Он тебе брат, а я никто. Тебе для меня даже этих бумажек жаль!
- Да не жаль! - с досадой выкрикнул Дмитрий, пробуя ее обнять. Алла отшатнулась.
- Да, конечно, брат и все такое. И Карна.
- Что?
- Что слышал! Думаешь, у меня глаз нет?!
Она рванула со стены портрет в тонкой деревянной рамочке.
- Я не стану жечь.
- Тогда я сама сожгу! - она сгребла рисунки в охапку и понесла к ласково подмигивающей в углу зала печке. Листы разлетались по дороге, Алла подбирала их, роняла следующие. Ломая ногти, обжигаясь, дергала дверцу. Швыряла листы в огонь. Их было много, они не вмещались, свернутые, не хотели гореть.
- Кочергу дай! - со злыми слезами в голосе крикнула она. Перемазанная сажей, с растрепанными волосами и размазанной косметикой, она походила на ведьму. Дмитрий машинально исполнил приказание.
Она разворошила рисунки кочергой, огонь разгорелся. И она бросила портрет Карны вслед за остальным. Славка вошел неслышно. Он увидел разбросанные по полу альбомные листы, злорадные глаза Аллы, жадно гудящий в печке огонь. Оттолкнув Аллу, метнулся к устью. Не чувствуя боли, выгребал рисунки из пламени. Скрученные, почерневшие, они лежали на полу. Словно в насмешку, проступали на уцелевших лоскутах цветок, морда лошади, осколок синего неба. Глянули из обожженной черноты глаза Карны. Славка хотел закричать - и не смог. Сердце вдруг замерло, потом упало куда-то вниз и забилось часто-часто. Он глянул на мертвое лицо Дмитрия, на ухмылку Аллочки: "... посмотри, как сходит с ума твой братец," - и сказал тихо:
- Ты их убила.
Там догорали сейчас деревянные стены Полоцка, и копье вонзалось Добричу в грудь, и несжатые колосья падали под копыта, потому что здесь, сейчас совершалась подлость. А он не успел помешать. И он увидел свой последний ненарисованный рисунок: поле, железнодорожная насыпь, комья земли на ней с торчащей желтой травой. А на ржавых рельсах, повернутых к горизонту, вороной длинногривый конь без седока.
