И еще режиссер очень ценит реквизит, полагая, что он помогает артисту. Поэтому мужчины на сцене таскают тяжелые мешки, а Марина Неелова несет на вытянутых руках поднос с бокалами из металла, что ей явно нелегко дается, и она ступает с ними осторожно, как по льду.

Сегодня тихий художник энергичен. Он злится:

- Никто ничэго нэ понимает!

Неелова, как детскую коляску, качает стул, на котором стоит корыто. В корыте горят письма.

Елизавета: Вся цель ее - быть женщиной, и этим

Она завоевала всех мужчин.

- Стул, стул качайтте, а ты, - приказывает режиссер артисту Древнову, берись за края корытта двумя пальцами и дуй на пепел.

Артист дует, пепел взлетает серым облаком .

- Ты пепел, а не готовность к действию.

Артист Юшкевич зачем-то начал спорить. Режиссер посоветовал ему отправляться в антрепризу и...

И тут случился конфликт, которого художник так не любит. Художник взорвался.

- Сейчас нужны те люди, а не вы. Они уже говорят, а вы им не позволяете. Себя тащите за собой. Вы мне нэ интэрэсны. Вы дома интэрэсны (пауза), навэрное.

У всех ощущение тупика. Всех отпустили на перерыв. Римас закинул голову на скрещенные пальцы рук, уставился в потолок. Неелова закурила, и они тихо начали обсуждать, что там за словами. А через несколько минут сцена всеобщего тупика сменится всеобщим весельем.

- Грубо, по-солдатски грубо снимай штаны, - требует Римас от молодого артиста Древнова. По-солдатски - значит, до колен. Артист встает на стул на четвереньки в позе, имеющей в народе конкретное название. И сзади к нему подходит Берли - Жигалов.

Боже! Неужели режиссерский поиск пал так низко - до гомосексуальных фантазий? Однако... Резкое движение Жигалова, и все, кто был в зале, буквально упали в проход от хохота. Смех переходит в истерику: оказывается, под страхом быть задержанным Мортимер письмо королевы хранил... Нет, такое надо видеть. Хотя Шиллер, конечно, здесь ни при чем.

- Так. Всэ выходят в польтах, - командует Римас, и все тут же хором втолковывают иностранцу, что во множественном числе русский язык никаких пальтов не потерпит.

Пятый акт

Самый страшный - казнь королевы. Избежать ее художник не мог. Сейчас он бьется над тем, как бы поэффектнее отсечь красивую головку шотландской королевы, полную честолюбивых идей.

Вот Яковлева по его велению положила голову на край высокой спинки стула. Луч света выхватывает только голову в шапочке и руки в длинных до плеч алых перчатках. Она - как птица в предсмертном полете.

- Нэт. Нэ так. Возьмите ее там, откуда у нее зубы растут.

Когда нервничает, у него проблемы с русским и он не может найти нужное слово. В данном случае - челюсть.

Зачем такие муки? Чтобы эффектом, бьющим по глазам, полоснуть мне по сердцу. Чтобы от этой давнишней истории двух королев я упала, как "банкир, заколотый апашем"... Хотя я не банкир, а горячий литовский парень Римас совсем уж не апаш. Он серьезный художник, который с легкомысленностью гения рвет свои рукописи и сжигает холсты...

Поэтому режиссер любит не слова, а то, что за словами, - жест, образ, метафору, ритм, перед которыми многосложные пудовые тексты - ничто.

От игры двух актрис становится жутко.

- Знаете что, мою голову надо вынести на поклоны, - шутит Яковлева, которую достали актерские приколы: ей глазки, как покойнице, двумя пальцами закрывают. Жутковато. Но почему-то все смеются.

Изучать потусторонний мир посредством "театрального" микроскопа? Боже упаси! Нормальные люди в таких случаях крестятся, плюют через левое плечо, стучат по дереву и бегут прочь, предпочитая необъяснимым явлениям вполне реалистические комедии и трагедии. Однако есть любители поиграть с мистическим огнем, более того - препарировать неведомое, вывернуть его наизнанку и всем показать. Среди них номером один проходит режиссер Валерий Фокин, известный своими спектаклями "Нумер в гостинице города N", "Анекдоты", "Еще Ван Гог", "Превращение"... Масла в ми-стический огонь подливает внешность режиссера Фокина - непроницаемая восточная маска. Может быть, из-за этого у него сложилась репутация жесткого художника. Хотя на самом деле он

Мистический авторитет

Щелчок от Гоголя - Режиссеру нужны крепкие кулаки - Восьмая контора Мосгаза берет на поруки

Зов японской крови

- Валерий, режиссеры, как правило, опасаются мистических авторов вроде Гоголя и Достоевского, которые, если верить театральным легендам, играют со спектаклями и их авторами, как с игрушками. Ты же как будто нарываешься на неприятности и в последнее время только и ставишь Гоголя. Почему?

- Я не нарываюсь. Мне всегда интересен переход человека в другое состояние, переход от света к тьме, присущей каждому из нас, и в этом смысле я мистики не боюсь. Мистический мир или потусторонний - как хочешь его назови, но я чувствую, что он есть. Не говоря о том, что я театр воспринимаю вообще как некое сновидение. Важно одно - ради чего ты все делаешь? Если я соприкасаюсь с мистикой, то для меня как для режиссера это прежде всего связано с утверждением внутреннего позитива.

Вот, к примеру, спектакль "Бобок" по Достоевскому. Казалось бы, он такой мрачный - кладбище, мертвецы... Но и там, в загробном мире, люди (покойники) не могут расстаться с собственным самолюбием и претензиями. Ну, испугайся, осознай, что тебе дан шанс начать новую форму жизни. Нет - даже в крайней ситуации мы остаемся тем, что мы есть.

- Но признайся, когда ты ставил этот спектакль, где сплошные покойники с ужасающим гримом разлагающихся лиц, тебе не было жутковато?

- Было внутреннее напряжение и ощущение состояния, в котором когда-нибудь окажусь. Знаешь, в детстве мне было очень страшно, когда в деревне я шел мимо кладбища. Я бросался бежать и как сумасшедший влетал в дом.

- И вряд ли догадывался, что покойнички позже станут объектом твоего профессионального интереса.

- Когда я бежал, я как бы слышал за собой чужое дыхание - будто за мной кто-то гонится. Это, кстати, гоголевское чувство. У него в повести "Старосветские помещики" возникает ощущение, что героев кто-то зовет. Кто? Такие вещи не формулируются в словах. Такими вещами нельзя шутить. Как и нельзя шутить с Гоголем. Если ты думаешь, что все про него знаешь, он неминуемо щелкнет тебя по носу.

- А ты получал от Гоголя?

- В Польше я ставил "Мертвые души". Собственную инсценировку, которую сочинил из пяти вариантов булгаковской, я заранее отправил для перевода. Потом приехал в Краков. На первую репетицию собрались артисты - человек двадцать, и я рассказывал им про Гоголя, про черта и про взаимоотношения с нечистой силой - в общем, сказал много умных слов. И вот артисты начинают читать переведенную инсценировку, и у меня в прямом смысле встают волосы на голове. Я слышу совершенно другой, ничего не имеющий общего с моим вариант. И в этот же момент явственно слышу какой-то смешок в ухе.

- По-моему, ты доигрался в мистику.

- Клянусь - смешок был: "Ну, все ты знаешь про меня? Давай выпутывайся". Я был в ужасе. Короче, после разборок оказалось, что переводчик потерял мой вариант и, не переговорив со мной, перевел классическую версию Булгакова и выдал за мою. Вот и вся история. Но это соединение моей самоуверенности с моим рассказом о Гоголе и черте - явный щелчок по носу. От кого только? От Гоголя или от черта? А может, от того и другого? В общем, меня всего зачеркнули, со всеми моими знаниями.

- Ну а поблагодарить Гоголь может?

- Когда ты относишься к нему честно, искренне, то он благодарит просто результатом работы. Он всегда мне покровительствовал, начиная с дипломного спектакля "Нос", и тогда, когда я ставил "Ревизора", "Женитьбу", "Мертвые души". Интересный автор, но его надо чувствовать.

Между прочим, Гоголь - первый писатель, которого я прочитал в детстве. Это были "Вечера на хуторе близ Диканьки". И знаешь, я смертельно боялся читать "Вия" и листал книгу так, чтобы он не дай Бог мне не попался. Но "Вий" нахально лез на глаза. Какая-то тут есть предопределенность, хотя, повторяю, с ним опасно что-то утверждать.