Она освободилась от его рук и исчезла за дверью.
Сконфуженный, он оставался стоять на том же месте. Надежда смягчить слишком деловое сердечко провалилась. Оно, это самое сердечко, и не догадывалось об истинном своем предназначении.
Домашние хлопоты длились до позднего вечера, даже после того, как Володя лег в постель. Наконец, погашен был везде свет. Аня раздевалась, стоя на коврике рядом.
Вот согнутые пальцы маленькой руки касаются кончиками ногтей одной пуговицы, затем - второй. Дотрагиваются плавно, размеренно, только слегка, самую малость. И этого достаточно, чтобы заключенная в них магическая сила нежного прикосновения выполнила волю хозяйки. Он слышит и чувствует шелест шелка, спадающего с ее тела, видит ее волнующий силуэт в слабом лунном освещении, лучи которого проникали через открытую на балкон дверь. Сарафан расстегнут, руки расправляются словно крылья, обнажают высокую упругую грудь и... вместе с этим выпускают на волю жгучий, радостный огонь надежды, жарким пламенем охватившим его гулко громыхающее сердце и затуманенный мозг. И вдруг, словно от мгновенного удара молнии, незримый жгут в одно мгновение соединяет их в единый узел дикого безумия...
В эту ночь они долго лежали молча, без сна, остро ощущая тишину и пустоту своего дома и скрытую неловкость за беззаботность своих чувств. Иллюзорность существования их, и только их, собственного мира, постепенно рассеивалась...
Сон, овладевший Володей, прервал воспоминания. Живительный деревенский воздух увлекает все живое в бесконечную череду столь приятных сновидений, что хотелось бы отстрочить возврат в реальный мир. Но наступает рассвет, и он безжалостно отнимает это сладостное блаженство.
На этот раз виноватым оказался лучик раннего солнышка, который заглянул к ним через маленькую прореху в крыше. Он коснулся своим нежным теплом лица Володи, и уполз дальше. Володя лежал неподвижно прислушивался к счастливому, ровному дыханию Ани, стараясь ее не разбудить. Наблюдал за солнечным, зайчиком, загадывал: " Если луч коснется ее губ, тогда и я тихонько присоединюсь к его теплу и нежности".
Однако глупый лучик заблудился и прошел мимо. А счастье досталось лишь тому, кто страстно этого желал...
Данная тебе в ощущении
Первым в доме проснулся Полкан, внушительного роста длинношерстный кобель. К восходу он уже успевал изрядно потрудиться. Ведь не было такого события в деревне, которое можно было пропустить и не отметить громким лаем, собственным или в хоре с другими собаками. Петухи, заливаясь по очереди бойким кукареку, благословляли наступление нового дня. Они совершали свой обряд с неистовой фанатичной преданностью. Особенно старались молоденькие петушки, по смешному вытягивая вперед свою тонкую шейку. Солнце уверенно вставало над горизонтом, посылая на землю все больше тепла и света. Пора уже было начаться трудовому дню. Небольшое стадо коров направилось вдоль деревни на пастбище. Но это было настолько уже привычно, что Полкан спокойно поприветствовал их доброжелательным лаем. Большое беспокойство доставлял ему дородный бык, по кличке "Жених". Содержался он в загоне по соседству. Полкан никак не мог примириться с его существованием. Малейший звук со стороны этого соседа приводил его в ярость дикого зверя. Пес был наделен солидным ростом и незаурядной силой. Не зря хозяева посадили его на весьма мощную цепь и на всю его жизнь. Единственное, что ласкало его слух, это были трели воробьиной ватаги, которая временами налетала на ближайшую, высокую осину. Это была стартовая площадка для нападения на владения быка, где было чем поживиться. Под птичий перезвон Полкан ложился на бок, косил глазами в сторону, откуда доносился звонкий птичий щебет, и водил ушами в разные стороны, наслаждаясь звонкими голосами крылатых существ.
Аня проснулась чуть позже хозяев и подошла к Макару, который в это время подливал воду в старую посудину для Полкана. Последний спокойно пил, не обращая внимания на гостю, которую он уже успел вчера признать.
Отец Раи, плотного телосложения среднего роста мужик, отличался завидной общительностью и деревенской склонностью поразмыслить в разговоре.
- Вам не жалко постоянно держать на цепи этого красавца? - Спросила она, рукой поправляя свой сарафан на обнаженных круглых плечах.
- Оно так и человека пожалеть впору, - все время ведь под ярмом. Может в городе иначе, а у нас в деревне он, человек - то, до самой смерти, как ломовая лошадь.
- И все-таки, при всем при том, даже в деревне, немало выпадает радости для человека.
Столько ж, сколько собаке. Вот сейчас, поел, попил и, - радость. Раз в год невесту к нему привожу. Иногда его на ночь выпускаю. А вот, чтобы пожалеть, подарить ему больше свободы, значить, он положенное ему предназначение не выполнит. Должна быть злость. Вот он и на цепи. Нет злости и нет надежного сторожа. Да оно и у человека без этого никакого дела по настоящему не будет. Гнев, ярость человека - великое дело, богом придуманное, хотя об этом ни в каких священных писаниях не отмечено.
Доброе расположение между Аней и Макаром завязалось еще тогда, когда отец приехал к ним в Москву, чтобы удостовериться в том, что его дочь хорошо устроилась. Аня ждала его приезда с некоторым беспокойством. По словам Раи отец пьет, и именно поэтому она решилась уехать из деревни. И Аня настроилась встретить человека, опустившегося в беспробудном пьянстве. Но каково же было ее удивление, когда к ним домой заявился Макар с мужественным в глубоких морщинах, совершенно трезвым на вид лицом, и прямо с порога завязал оживленный разговор о дороге, деревне, дочери своей. Весь вечер они с Аней говорили о зерновых. культурах, как они убираются, сохраняются, оцениваются .
А на днях, когда они с Володей приехали на станцию, Макар их встретил на повозке и проявил исключительную заботливость, приготовив даже заблаговременно одежку для своих пассажиров, дабы предохранить их от утренней прохлады.
Когда Макар ушел на огород, Аня присела на корточки к Полкану, стала его гладить и приговаривать:
- Какой же ты завидный красавец. Глаза, уши, шерсть. Ну, просто загляденье.
Пес лежал спокойно. Водил только своими ушами со стороны в сторону, подтверждая, таким образом, свою благодарность за ласку.
- Ты с ума сошла!!! Не трогай его!- Раздался тревожный крик Володи, появившегося из-за угла дома.
- Разве ты не видишь, - это же настоящий...
Он не успел договорить. Со звериным ревом Полкан молниеносно рванулся вперед и так, что, натянутая, как струна, тяжелая цепь, поставила его на дыбы и разъяренная пасть оказалась в полуметре от побледневшего Володи. Аня вскочила на ноги, секунду стояла неподвижно, потом вдруг неожиданно протянула руки в сторону Полкана.
- Постой, дружек! Ты напрасно так злишься. - Аня стала медленно гладить его вдоль спины и продолжала ласковым тоном:
- Ну, вот так то лучше. Успокоился? Присядь и порычи еще чуть - чуть. Это будет на пользу и тебе и ему. - Она одарила Володю снисходительной победной улыбкой . - Я прекрасно, ушастый, понимаю, что именно могло всполошить тебя в этой трусливой мужской душе. Просто завидую тебе, ершистому, как это ты смог сразу его пронюхать. А я вот, сколько лет пытаюсь...
- Перестань фиглярничать и отойди от него!
- Собаки меня любят, - она продолжала гладить смирившегося Полкана,потому, что я их истинный друг. Они это чувствуют. Правда, серый?
Володя стоял в стороне, бледный, прикованный к тому, что еще продолжало оставаться в его испуганных глазах, - звериный оскал и ее руки... Руки, чудо прикосновения которых может остановить дыхание, мгновенно взорвать или погасить страсть! В этом он убеждался не раз. Но в противостоянии с диким зверем?!
Аня выпрямилась во весь рост и стала прислушиваться к шуму со стороны дороге.
- Слышишь - мотоцикл. Это - Павел.
Из-за небольшой возвышенности выросла крупная фигура мотоциклиста, восседающего на легкой двухколесной машине.
