Сияющий и новый день
С порога своего дома перед ним открывалась тишина, неподвижность, пустота. Сноп яркого солнечного света проникал через верхнюю не завешенную часть окна, освещая и демонстрируя сохранность оставленного ему на хранение домашнего уюта.
Володя остановился посередине большой комнаты и медленно осмотрел все вокруг. Он увидел много знакомых ему домашних вещей, мимо которых он в повседневной жизни проходил, не придавая им особого значения. Сейчас они ревниво и пристально смотрели на него и готовы были напомнить свою историю в обмен на должное к ним внимание.
На письменном столе в деревянной рамке - фотография. Черное море. Отвесная стена скалистого берега. Над ней зеленый сосновый лес, светлый внутри от проникающих сквозь его кроны солнечных лучей. Скалистые, остроугольные образования уходят вниз к воде. Они теряются дальше под совершенно прозрачными морскими волнами уже отшлифованными и округленными неустанным, вековым прибоем. В большом белокаменном, неглубоком овального вида углублении купаются Аня, Стасик, Алеша. В нижнем правом углу фотографии надпись от руки, - слова наставления бабушки перед их отъездом на юг, которые показались для всех очень тогда забавными: "Пожалуйста, очень прошу вас, плывите только к берегу!". Они неоднократно пытались расшифровать это наставление, пока Алешка не кинул как - то совсем небрежно: " Ну, папа, мамочка, неужели вы не понимаете. Надо отойти далеко от берега, а потом плавать к нему".
В дальнем углу комнаты у стенки полулежал соскучившейся по Стасику большой, темно коричневый медвежонок с горькой обидой в круглых, блестящих глазах. Улыбка мелькнула на лице Володи. Побывавший у них гость как - то сказал, что в последнее время под Москвой появились медведи. На что Стасик, прижимая к себе мохнатого друга, ответил: " А мой Мишка будет всегда сверху на Москве, а не под Москвой".
Этажерка. На книжных полках собрания сочинений известных писателей. Аня по своему вкусу отбирает, и выписывает их, не задумываясь над затратами и над временем, которое приходиться тратить, порой подолгу простаивая по выходным дням в очередях книжных магазинов. Приключенческие, исторические, научно - популярные издания, - все то, что скоро нужно будет детям. И, конечно, еще и то, что ей самой нравится - детективы, поэзия.
Володя взял в руки первый, попавшийся ему томик Блока. Открыл книгу, и, не спеша, прочитал дарственную надпись: "Любимой, дорогой, умной, веселой, жизнерадостной, героической женщине с очаровательными голубыми глазищами и прочее... преданной, весьма строгой, надежной, сладенькой с перчиком, чудной, спортивной, содержательной, образованной, стойкой, мужественной, обольстительной жене моей".
Аня, когда прочитала, сказала мимоходом: "С такой универсальной характеристикой я могу твердо рассчитывать на любое место, в любом учреждении. Здорово. Любое занятие, бери и выбирай. Наука, - пожалуйста, милиция, - тоже и даже, стриптиз, черт возьми".
Володя ждал от нее других слов. Правда, получил еще беглый поцелуй от жены.
Он подарил ей эту книгу в начале лета, и это послужило поводом для посещения дома - музея поэта в Шахматово. Стоял тогда удивительный теплый, солнечный, воскресный день, который пришел после очистительного ночного проливного дождя. В такой день тянуло на природу. Однако, была заранее заказана экскурсия по Блоковским местам.
- Слушай, Ань, - взмолился Володя поутру, - ну что тебе дался этот музей с запахами старины и ветхости. Махнем, давай, в лес. Смотри, какая погода. А?
Аня разглядывала себя у высокого зеркала. Поправляла на себе светлое, строгое платье с крупными синими и красными гвоздиками, приводила в порядок густую темную прядь волос. По несколько раз поворачивалась, разглядывая, как сидит на ней платье сбоку, сзади. Рассматривала, как выглядит обувь со стороны. Она не торопилась, делала все обстоятельно, подолгу колдовала над своей внешностью и вместе с тем интуитивно взвешивала свое душевное расположение, стараясь довести его до такой степени совершенства, которое позволяло бы ей считать себя достойной соприкоснуться ко всему прекрасному, что воспето было великим поэтом. В эти минуты она уже не жила обыденной жизнью. Ее душа парила уже где - то в другом измерении, в мире мистических грез, неземных страстей и сказочной любви. Она полюбила стихотворения Блока еще в студенческие годы. Это был тогда для нее звездный час, будто она всю жизнь томительно и страстно их ждала. И вот наступил торжественный момент воссоединения, когда сотворенное воспламеняет душу и порождает спасительную от реальной жизни идиллию.
Володя с нескрываемым любопытством смотрел в ее сторону и ждал ответа. Он уловил, что - то глубоко затаенное в том, как она готовилась к экскурсии. Так она обычно собиралась к необычному торжеству. Но сейчас, думал он, ведь ничего больше, как полуторачасовая, изнурительная поездка на автобусе, а потом длительное вышагивание за экскурсоводом по рядам экспонатов и выслушивание всякой сомнительной подноготной, только унижающей величие поэта.
Аня продолжала молчать и сосредоточенно заниматься собой. Каждое ее движение, каждый ее жест у зеркала был подчеркнутым ответом на нанесенную ей глубокую обиду. Подвергать сомнению задуманную встречу с великим поэтом, значить считать, что ничего святого на свете нет. Наконец, последовало ее повеление, которое не могло не привести к обратному эффекту.
- Сэр Владимир, вы можете взять с собой детишек и в лес. А я - в Шахматово. Будьте! Я вас приветствую! - Сказала она с подчеркнутым сарказмом, выразительно махнув рукой.
Поехали они, конечно, вместе. Он не посмел настаивать на своем, так как понимал насколько глубоко может ранить ее. После просмотра музея они, усталые от двухчасового хождения, оказались у подножья крутого склона над рекой Лутосней в ожидании обратного автобуса. Володя расстелил свою куртку на траве и предложил Ане отдохнуть. Одарив его благодарным взглядом, Аня села, обхватила руками свои колени и облегченно вздохнула.
Высокий холм, был покрыт зеленным, сочным травяным покровом с разбросанными по нему многочисленными разноцветными семейками полевых фиалок и колокольчиков. Он поднимался круто вверх от реки, окаймленной густым прибрежным кустарником. С восточной стороны у основания возвышенности виднелся глубокий овраг, заросший диким густым шиповником. Володя растянулся на траве, и, поддерживая голову обеими руками, неподвижно смотрел в небо.
- Нужно ли знать народу о том, что Блок был психически неуравновешенным человеком, и посещал публичные дома, а Люба, жена его, вела легкий образ жизни, а по своей внешности, оказывается, не совсем походила на "прекрасную даму"?
Аня не сразу ответила. Она опустила свои веки, задумавшись, и сказала:
- Бог создал человека в купе с множеством соблазнов, перед которыми устоять невозможно. Поэтому за нами всегда будут грехи.
- Но писатели, поэты, - мы то их считаем маяками, носителями прекрасного, идеального...
- Чего ты, Володька? Да все вроде кончилось благопристойно. Блок незадолго перед смертью сказал, что у него были две женщины, Люба и все остальные. А много лет спустя Люба прощается с жизнью со словом "Саша" на устах.
- И все - таки, я против копания в грязном белье.
- Но тогда не ясны будут истоки гениального. " Негодование рождает стих" стоит эпиграфом к одному из стихотворений Блока.
- Ну ты и даешь, - истоки гениального, видите ли, мы видим в этой самой грязи ... , - Володя приподнялся, и хотел было продолжить, но Аня его перебила.
- Ладно тебе с этим. Я вот заметила, что все критики поэзии Блока, как правило, приводят одни и те же, с десяток, его стихотворений. Для надежности, видимо, придерживаются общепринятого подхода. А такое, например, стихотворение, как " В дюнах", никто даже не упоминает. А ведь какой в этом сочинении захватывающий дух безграничной свободы и шальной страсти. Послушай.
Трогательно нежными жестами своих женских рук она попыталась подчеркнуть могучее звучание стиха:
