- Тут какая-то ошибка. Мне очень жаль. Но язык, который вы учите, не итальянский. Это, наверно, какой-нибудь другой язык. Простите, мне нужно на пароход.

И удалилась под руку с молодой фольклористкой, которая, обернувшись, пожалела Родю большими карими глазами.

Он стоял, холодея от ужаса. Так вот он какой, этот итальянский язык! Очередной сюрприз приготовил своему докучному обожателю! То, что он, может быть, и не итальянский вовсе. И как все правдоподобно! У учебника не хватает обложки, на которой было проставлено название языка, и первых страниц тоже. Подлинных текстов Данте и Петрарки наш герой тоже не видел, только еще собирался на них замахнуться. Короче говоря, он по-настоящему не дерзал! И вот получил по голове. А что если он только что говорил с прапрапрапраправнучатой племянницей самой Лауры?

Нужно было скоро уезжать в Красногорск (до него было три дня на поезде). Провести обстоятельное расследование вопроса о языке Родя не успел. Но, помучавшись, продолжал верить, что язык итальянский. А что ему оставалось?

После совещания и обеда в школьной столовой кустовое объединение учителей в полном составе пошло по дощатому тротуару к шоссейке. Валентина Матвеевна тоже шла к автобусной остановке, чтобы проводить гостей. Сегодня после долгого обсуждения ей присвоили звание учителя-методиста, дававшее прибавку к зарплате. Прибавка не очень большая, но если учесть, что у нее были два мальчика, в третьем и в девятом, и чересчур эмоциональный муж-механизатор, не всегда бывавший на высоте, в смысле впадавший в длительные запои три-четыре раза в год, то очень даже неплохо.

Доски прогибались и пружинили, но нигде не было видно проломов и дыр. Нера могла гордиться хорошей заботой о ногах собственных жителей, а также заезжего люда. Коллеги разомлели после замечательного обеда с жареной курятиной, разговорились, пошучивали. Только Татьяна Филипповна оставалась все такой же бесстра-стной, по-прежнему ощущая себя на страже российского образования.

Вскоре подошел автобус в сторону Красногорска, и все, за исключением Валентины Матвеевны и Роди, уехали. Роде нужно было в противоположную сторону. Он жил на самой дальней веточке куста, которая заканчивалась несказанной деревней Мгла.

- Спасибо, - сказала Валентина Матвеевна.

- За что? - удивился Родя. - Я действительно считаю ваш урок просто блестящим. Вы хороший учитель, Валентина Матвеевна. Это вам спасибо. А учителем-методистом они бы вас и без моего выступления сделали.

- Не в этом дело. Просто иногда работаешь, изобретаешь что-то и вдруг огорчишься: никогда ведь никто не поймет, что ты придумала. Понятно, что делаешь это в первую очередь для школьников, но им, конечно, ни к чему разгадывать, каким способом ты им что-то втолковала. А вы приехали и поняли, и мне тепло стало... Еще хотела спросить: а на каком языке вы сказали вашу странную фразу?

- Раньше я думал, что это итальянский, а теперь уж и не знаю - на каком, - честно признался Родя.

- Все равно красивый...

Она помолчала.

- Родион Васильевич, к сожалению, у меня срочные домашние дела, надо идти. Я бы вас пригласила на чай, но живу на другом краю деревни, отсюда полчаса ходьбы. На автобус опоздаете.

Родя довольно долго ехал в свою Мглу. Он то придремывал, то всматривался в лежавший между лиственницами снег, уже потемневший и состарившийся. Он думал, что баба Марфа, наверно, уже сидит у окна и смотрит в конец улицы, не появился ли ее вечно витающий в облаках жилец. Потом Родя опять вспомнил утреннюю нерскую бабушку и пожалел, что не поговорил с ней, не дал пищи ее светлым любопытствующим глазам. И сам не послушал излюбленных сибирских историй. Снова увидел серьезную и ясную Валентину Матвеевну, трижды оглянувшуюся на него, пока уходила.

"Il mio cuore e' con voi!1 - шевельнулись в сердце слова. - Il mio cuore e' con voi"2.

Весенний ветер наконец прогнал тучи, и на потемневшем небе зажигались первые звезды, сразу расширяя земные дали на миллионы, даже миллиарды километров.

Грусть охватила его, сладко раздирая сердце. Но почему? Почему только по-итальянски я могу сказать, что я их всех люблю? Как странно, что это невозможно произнести вслух по-русски, глядя напрямую в глаза нерской старушке, бабе Марфе, Валентине Матвеевне. Так, как говоришь за обедом: "Дайте, пожалуйста, соль". Ведь это так просто!

Он снова - в который уже раз, - попытался негромко выговорить по-русски: "Мое сердце с вами!" Но ему опять не повезло: только что-то наподобие короткого мычания или стона выскочило из его груди.