И вот рекогносцировка перед Белорусской операцией. Мне приказали ведущих групп переодеть в форму не выше старшины и прибыть в назначенный район. Поддержать нам предстояло 11-ю армию генерала К.Н. Галицкого и обеспечивать ввод в сражение танкового корпуса генерала Бурдейного. Так что именно на участке их действий мы осмотрели местность, согласовали все вопросы взаимодействия, а затем генерал Галицкий провел военную игру. Помню, в лесу был установлен огромный ящик с песком, где воспроизводилась вся обстановка на участке этой армии. Указывая огромной указкой цель, генерал Галицкий задавал вопросы. Отвечал на них тот, кто поражал эту цель или наступал на этом направлении. В ходе военной игры к нам заехал командующий 3-м Белорусским фронтом генерал Черняховский. Он распорядился продолжить розыгрыш боевых действий и задал ряд вопросов.

На этой рекогносцировке у меня произошла радостная встреча с однополчанами. Расставшись под Сталинградом в декабре 1942 года, я вновь встретился здесь с С.Д. Прутковым, Ф.З. Болдырихиным, М.И. Смильским, А.И. Бородиным и другими товарищами из 504-го, теперь уже 74-го гвардейского штурмового полка, бывшей 226-й, сейчас - 1-й гвардейской штурмовой Сталинградской авиадивизии. Отрадно было сознавать, что мы снова вместе, что будем крыло к крылу гнать ненавистного врага с нашей земли.

...В первый день наступательной операции с утра стоял густой туман. Часам к десяти он рассеялся и приподнялся. Образовалась так называемая облачность приподнятого тумана высотой 150-200 метров. Вскоре и эту облачность начало разрывать, и мы приступили к боевым действиям. В боевом порядке группы, которую я вел, шел и командир нашей дивизии полковник А.В. Кожемякин.

В этом полете у нас на глазах был сбит огнем зенитной артиллерии любимец полка летчик Жучков. До армии преподаватель математики средней школы, он в совершенстве овладел штурмовиком и много сделал для обучения летчиков, будучи моим помощником по воздушно-стрелковой службе.

Надо сказать, что оборона, как наземная, так и противовоздушная, у немецко-фашистских войск здесь, в Белоруссии, была прочной, многоэшелонированной. И все-таки прорыв этой обороны наши войска осуществили довольно быстро. В операции ведь участвовало четыре фронта: 1-й Прибалтийский - командующий генерал И.Х. Баграмян, командующий 3-й воздушной армии генерал Н.Ф. Папивин; 1-й Белорусский фронт - командующий генерал К.К. Рокоссовский, командующий 16 ВА генерал С.И. Руденко; 2-й Белорусский фронт -командующий генерал Г.Ф. Захаров, командующий 4 ВА К.А. Вершинин; 3-й Белорусский фронт командующий генерал И.Д. Черняховский, командующий 1-й ВА генерал Т.Т. Хрюкин.

В рамках Белорусской операции наши войска осуществили четыре оперативных окружения: витебской группировки - пять дивизий, оршанской и могилевской - по две-три дивизии и бобруйская - до шести дивизий. Наконец, одно стратегическое окружение - так называемый Минский котел, где находилось более 100 тысяч войск противника.

В ликвидации витебской группировки участвовал и наш полк, за отличные боевые действия получивший почетное наименование "Витебский". Бесстрашно громили немцев все летчики. Однако считаю своим долгом сказать об одном летчике - Цугуе. Зенитным снарядом ему оторвало руку по локоть. И он, истекая кровью, управлял штурмовиком одной рукой. Цугуй был награжден орденом Красного Знамени.

На второй-третий день операции наш полк перелетал на полевой аэродром под Оршей. Но долго и с него действовать не пришлось. Войска стремительно продвигались вперед. Окруженную бобруйскую группировку противника блестяще ликвидировали наземные войска и летчики генерала Руденко, а другие окруженные группировки ликвидировали в ходе наступления. Вот с Минским котлом пришлось повозиться. Мы стремительно продвигались на запад. Группировка противника пыталась выйти из окружения, но с каждым днем оставались все глубже в нашем тылу. Враг начал терять управление, деморализоваться. Немцы выходили на аэродромы большими и малыми группами с оружием и без и сдавались в плен. Мы базировались под самым Минском, так что невольно пришлось пленить несколько сотен фашистов.

Но вот как-то по телефону получаю о командира дивизии полковника Кожемякина распоряжение взлететь всем полком, выйти на железную дорогу Москва - Минск и от станции Толочин лететь на запад километров сто. Если будет обнаружен противник - бить его, воспретить отход. А если не отходит принудить к отходу.

Я начал уточнять столь хитроумную задачу у командира дивизию и после повторения позволил заметить:

- Задачу усвоил. Она выглядит примерно так: "Стой там - иди сюда".

У командира дивизии хватило выдержки, и он только сказал:

- Иван Иванович, ты опытный командир. Иди на указанный участок железной дороги, а что делать - решай сам по обстановке.

Вот это другое дело! Мне давали инициативу!

Мы тогда вышли в заданный район и колотили всех - и кто отходил, и кто не отходил. Не могу сказать точно, сколько мы побили эшелонов, войск и техники противника, отходивших на запад. Но полет получился весьма эффективным. Правда мы потеряли командира звена Лобанова и два экипажа сели без шасси на фюзеляж. Но самолеты скоро были восстановлены.

На полевом аэродроме Крупки мы получили приказ командующего воздушной армией Хрюкина об отправке в Москву группы пленных немецких генералов. К нам накануне вечером сели два самолета Ли-2 и двенадцать истребителей Як-1. Утром, гляжу, подвозят на двух грузовиках военнопленных, разумеется под охраной. Он вялой походкой направляются к самолетам. Запомнились двое из них: один маленький, толстенький. Второй, рядом с ним, - высоченный, этак около двух метров, - генерал Траут. Это он обещал Гитлеру (что нам стало известно еще до начала наступления из развединформации), мол, "на участке, который обороняет его 74-я штурмовая дивизия, не только русские солдаты- мыши не проползут!.." Ну что же мыши мышами. А что касается русских солдат, то они не стали ходить на оборону дивизии Траута, а обошли ее, окружили, разгромили, а самого генерала взяли в плен.

Проверив по списку, мы посадили всю эту публику в транспортные самолеты, взлетели вслед за ними, построили по всем правилам сопровождения свой боевой порядок, и группа пошла на Москву.

Тут я отвлекусь. Чем дальше мы продвигались на запад, чем заметнее изменялся характер войны к лучшему, тем больше внимания стали уделять своему внешнему виду мои однополчане, подчиненные. Появились даже полковые пижоны, умудрявшиеся не только ежедневно менять подворотнички на гимнастерках, но и как-то с шиком перешивать брюки, кителя.

В полку у нас было тридцать шесть девушек- оружейниц, мотористок и штабных работниц. Как знать, может, именно их присутствие подтягивало мужчин. Заметно уменьшилось употребление сильных выражений. Появление на людях небритыми, в грязных сапогах тоже стало "вне закона". В полку активизировалась и сразу вошло в быт хоровое пение. Помню, вечером, после ужина собирается группа - и тут же отыщется запевала, и вот затягивается песня.

В годы Великой Отечественной войны родилось много новых песен, причем не только призывных, военно-патриотических, но и по-настоящему лирических, задушевных. "Вечер на рейде", "Огонек", "Синий платочек", "Землянка", "Темная ночь", "В лесу прифронтовом". А какой поистинне неиссякаемый кладезь мудрости в русских народных песнях!.. Они находили массовых исполнителей и благодарных слушателей на всех фронтах, в любых воинских частях. Пели их, конечно, и в нашем полку. Пели увлеченно, можно сказать, самозабвенно.

В полку кроме певцов нашлись и музыканты, и танцоры. Все постепенно стали выходить из подполья - в свободный час вспоминали свое былое умение. Не случайно, когда пришел приказ, которым за боевые успехи, проявленные в боях, несколько десятков летчиков, воздушных стрелков и техников полка награждались орденами и медалями, полковая самодеятельность получила возможность развернуться и проявить себя. Такое событие нельзя было не отметить. И после праздничного ужина начался концерт.