Я позволяю себе занимать внимание читателя подробными рассказами о погибших боевых друзьях, потому что каждая потеря фронтового товарища - не просто смерть.
Это героическая гибель, проявление высшего мужества, самоотверженности, патриотизма, как теперь говорится, и экстремальных условиях. И я считаю своим долгом рассказать о тех, кто до сих пор живет в нашей памяти, но кого давно уже нет в живых - с тех горьких военных лет.
...Командир звена младший лейтенант Семен Евдокимович Колесник великолепный летчик, погибший тоже в первый месяц войны. Он выделялся незаурядной техникой пилотирования, отлично стрелял по учебным - наземным и воздушным - целям, летал в любых погодных условиях. Среди пилотов он считался асом, да и по жизненному опыту превосходил многих: ему исполнилось уже 25. А ведь наш полк в основном был укомплектован 20-летними юношами. За плечами у Колесника была школа-семилетка, ФЗУ, работа фильтровщика на Днепропетровском заводе имени С. М. Кирова, затем Запорожский аэроклуб, работа летчика-инструктора, служба в рядах Красной Армии, Одесская военная авиационная школа и только после этого наш полк.
С первых дней войны Колесник летал охотно и много, записал на свой счет более двадцати боевых вылетов, два самолета, сбитых в воздушных боях, и три, подожженных на аэродромах, десяток автомашин противника с личным составом и боеприпасами, уничтоженных при обстреле вражеских автоколонн и передовых линий. В одной из молниеносных атак с бреющего полета, которые летчики называли штурмовкой, героически оборвалась жизнь Семена Евдокимовича Колесника.
Достаточно полное представление о его последнем бое дает письмо ветерана нашего полка полковника в отставке П. П. Мирошникова. Через несколько лет после войны именно к нему обратился брат Колесника с просьбой помочь разыскать могилу Семена Евдокимовича. Вот выдержка из ответа Мирошникова:
"Командир полка Маркелов дал приказ подготовить к вылету группу истребителей для сопровождения наших бомбардировщиков примерно в район Чуднова. Примерно - потому что колонна, которую предстояло атаковать, тоже не стояла на месте. Долго искали мы эту колонну врага. Наконец нашли. Бомбардировщики удачно отбомбились. Все мы повернули обратно. И тут справа от нашего курса я заметил еще одну вражескую колонну, замаскированную на окраине какой-то деревушки. Решил тут же атаковать ее. Между нашими самолетами не было связи. Летчики повторяли действия командира. Я пошел в атаку, и шесть других наших истребителей тоже начали обстреливать вражескую колонну. Однако на втором заходе я заметил, как один из наших резко взмыл, набрав примерно 300 400 метров, перевернулся и с большой скоростью врезался в землю. По всей вероятности, он атаковал зенитную батарею, которая охраняла колонну, и погиб, спасая товарищей. Установить, что это за деревня, не было времени - в баках кончалось горючее. Мы вынуждены были сесть на запасном аэродроме в районе Умани. И здесь я узнал, что погиб Семен Колесник. Трудно восстановить сейчас название деревни... Дело в том, что и в наших архивах частенько не указывалось точное место гибели летчика, а лишь примерно - район. У летчиков часто и могил не было - они сгорали либо в воздухе, либо на земле.
Из наших товарищей, которые тогда летали, - они изображены на фото (в письмо была вложена фотография. - Г. П.] - никого нет в живых, а потому мне не у кого спросить и посоветоваться..."
К этому можно добавить, что, прежде чем погибнуть, Колесник успел поджечь несколько автомашин, но при третьем заходе был сбит прямым попаданием зенитного снаряда. И Калуженков, о котором рассказано выше, и Колесник были посмертно награждены орденами Красного Знамени.
Да, мы несли потери. Но, анализируя объективные обстоятельства, к ним приводившие, из каждого трагического случая мы старались вынести урок, рассмотреть все его составляющие. Мы понимали, что боевой опыт еще мал набираться его приходилось в неравных боях с противником, да еще на коротких разборах событий минувшего дня.
Утром 3 июля 1941 года по радио выступил Сталин. В его обращении к народу прозвучали суровые, но нужные слова, которых так ждали советские люди, была утверждена непоколебимая вера в нашу правоту и победу. Речь Сталина содержала четкую программу действий партии и государства в условиях начавшейся войны. Главным направлением этой программы была мобилизация всех сил народа. Как личное обращение к каждому из нас восприняли мы слова, звучавшие по радио. Неизвестность положения сменилась ясностью, горечь первых неудач отступила перед уверенностью в завтрашнем дне. Было ясно: борьба предстоит жестокая, невиданная в истории, но исход этой борьбы очевиден: наше дело правое - мы победим!
Когда в полк пришли газеты с текстом речи Сталина, мы снова и снова вчитывались в пронизанные мужеством и верой слова, провели митинг, на котором поклялись драться с ненавистным врагом, не щадя жизни, стоять насмерть за свободу и независимость Родины.
Запомнился мне на этом митинге младший лейтенант Иван Захаров. Человек могучего телосложения, со спокойным проницательным взглядом широко поставленных глаз, немногословный в разговоре, он выглядел гораздо старше своих 22 лет. В Захарове легко было заметить уверенную хватку рабочего человека. Родом из семьи тульского железнодорожного рабочего, он рано узнал цену настоящему труду. В16 лет пришел в вагонное депо на станции Узловая, встал рядом с отцом, быстро освоил специальность токаря по обточке колес.
Захаров проработал в депо недолго, через год поступил в Сталинградский аэроклуб. За два сезона занятий там стал парашютистом, освоил полеты на планере и на учебном самолете. Но руки парня уже просились к штурвалу боевой машины. В 1939 году Захаров поступает в Качинскую авиационную школу военных летчиков имени Мясникова. О том, как он ее окончил, говорит следующая строка его биографии: при распределении в наш полк он сразу получил должность командира звена. А это при назначении в часть после окончания авиашколы случалось крайне редко.
И вот на митинге Иван Захаров, которого в обычных-то житейских разговорах мы слышали нечасто, сказал кратко, но самое главное:
- Понятно, к чему нас призывает партия. Душу вложу, но выполню то, что от нас требуется. Беспощадно буду уничтожать врага в воздухе и на земле!
И столько внутренней силы, искренности и твердости прозвучало в его клятве, что не оставалось и тени сомнения, что так и будет.
...Только до боли короткий срок отвела судьба летчику, чтобы он сдержал свое обещание.
16 июля звено Ивана Захарова вылетело на разведку в район Белой Церкви. Следуя по маршруту, еще над расположением наших войск летчики встретили девять неприятельских истребителей Ме-109. Командир звена решил принять бой. Покачивая самолет с крыла на крыло (такова была сигнализация в те времена), он дал своим ведомым сигнал к бою. Три против девяти - вражеские истребители, просчитав несложную арифметику, тут же бросились на наши самолеты, предвкушая легкую победу. Их тактика была проста: разъединить И-16 и поодиночке уничтожить, нападая с трех направлений одновременно - сверху, снизу и в лоб. Однако это было слишком очевидно, поэтому наши летчики сами пошли в атаку.
С первого же захода Захаров сбил одну из машин противника. Но в этот момент был ранен один из ведомых - младший лейтенант Рысаков. Теряя сознание, летчик успел скольжением на крыло вывести машину из боя и приземлиться на ближайшем аэродроме. Через несколько минут фашисты вывели из строя и второго захаровского ведомого. Таким образом, он остался наедине с восемью "мессерами". И все-таки продолжал сражаться, мастерски маневрируя, уходя из-под пулеметных очередей "мессершмиттов" и смело атакуя. Улучив момент, он удачно зашел в хвост одному из фашистов и точной огневой очередью отправил его на землю. Но в этот миг и сам, смертельно раненный, потерял сознание. Самолет Захарова накренился на левое крыло, начал скользить и потом перешел в крутое пикирование. Взрыв, столб огня, разлетевшиеся вокруг обломки... Вражеские истребители скрылись, а наши пехотинцы, с тревогой и горечью наблюдавшие за неравным воздушным боем, нашли на месте падения боевой машины чудом уцелевший лоскут гимнастерки. В кармане ее лежал комсомольский билет Ивана Захарова, пробитый вражеской пулей.
