- Огонь по "мессерам"! Бейте из карабинов и винтовок! - крикнул Бушуев товарищам.

А сам, быстро зарядив пулеметную установку, решительно нажал на гашетку. Длинные упреждающие очереди заставили самолеты врага отвернуть от цели. Но фашисты не собирались уходить. Набрав высоту, они развернулись и снова вошли в пикирование, теперь уже нацеливаясь на кустарник, откуда строчил пулемет. Бушуев, однако, успел перебраться из опасного места за небольшой земляной холмик. Обстреляв кустарник и полагая, что очаг сопротивления уничтожен, гитлеровцы вновь зашли в атаку на наш самолет, а Бушуев опять открыл огонь, корректируя его по траектории полета трассирующих пуль. Ведущий истребитель противника ушел в сторону - воентехник заметил, как от его мотора потянулся шлейф дыма. "Вроде бы попал", - отметил он про себя удовлетворенно и еще раз нажал на гашетку, целясь во второй самолет.

Вражеские снаряды пролетели мимо - атака была сорвана. Фашисты так ни с чем и оставили поле боя.

А Зыков, до сантиметра рассчитавший взлет, все-таки поднял тогда машину в воздух, несмотря на сильный боковой ветер, доставил ее в полк.

С немалыми трудностями вернулись к своим и Бушуев с Лавриненковым. Их встретили в полку как героев. Майор Маркелов объявил бригаде благодарность за успешное выполнение задания и проявленные при этом находчивость и выдержку.

Следующий аэродром мы уже хорошо знали - Большой Должик. Воспоминания о нем, что и говорить, остались у нас самые неприятные. Но теперь здесь ничто не напоминало о зимней стуже и неурядицах быта. Поселок утопал в пышной летней зелени. Изменился и сам аэродром: за прошедшие месяцы был сооружен командный пункт, хорошо защищенный двумя накатами бревен, для всех самолетов подготовлены надежные капониры.

Но на этот раз мы не задержались - волна отступления неумолимо влекла за собой всех. Обстановка каждый час менялась. Ее приходилось постоянно уточнять, и в первую очередь с помощью авиации. Так что наши летчики вели постоянную воздушную разведку. Кроме того, по заданию командования они должны были уточнять нахождение и направление движения наших частей, отходивших на юг, к Ростову. Разведка велась на бреющем полете. Летчики нередко сажали самолеты на не приспособленные для этого площадки, чтобы уточнить у бойцов и командиров, какая именно часть проходит в данный момент через тот или иной район. Одна из таких посадок едва не закончилась трагически. А произошло вот что.

17 июля командиру 1-й эскадрильи капитану Середе было поручено произвести разведку, чтобы определить местонахождение частей 9-й армии. Куда лететь? Неизвестны были даже приблизительные координаты. Но Середе не впервые приходилось выполнять подобные задания. Он решил выделить для этого два звена самолетов. Первое, под его командованием, предназначалось для разведки, второе, которое возглавил капитан Москальчук, - для прикрытия разведчиков. Из Большого Должика истребители вылетели в направлении Миллерово, несколько западнее, туда, где шел основной поток отступающих войск.

Летчики тщательно просмотрели всю сеть проселочных дорог, прорезавшую перелески и степи, но ни танков, ни пехоты не обнаружили. Спустившись еще ниже, на высоту 10 - 15 метров, они стали вглядываться в лощины и кустарники, умело маневрируя между балками, но опять безрезультатно. Уже кончалось горючее, полет нужно заканчивать, а задание не выполнено. И в этот момент Середа заметил на дороге возле леса небольшую колонну красноармейцев. "Наконец-то!" - обрадованно подумал он, намереваясь посадить машину на ближайшей поляне, чтобы уточнить, из какой они части и куда следуют. Присмотрев небольшую, сравнительно ровную площадку, комэск мастерски посадил на нее боевую машину. Остальные самолеты стали в вираж над местом посадки.

Не выключая мотора, Середа выскочил из кабины. Жестами летчик стал подзывать к себе кого-нибудь, но никто не двинулся с места. Тут только капитан обратил внимание, что красноармейцы без оружия. "Здесь что-то не так", заподозрив неладное, Середа на всякий случай решил ни на шаг не отходить от самолета.

В это время несколько человек отделились от колонны и нерешительно направились в его сторону. Однако, не доходя нескольких десятков метров, они неожиданно повернули к одиноко стоявшему стогу сена и скрылись за ним. Вскоре из-за стога вышел человек и медленно пошел к летчику. Был он без петлиц на гимнастерке и без ремня.

- В чем дело? - резко остановил его Середа. - Почему не по форме одет?

- Товарищ капитан! - тихим, дрожащим голосом произнес солдат. - Нас взяли в плен. Будьте осторожны - за стогом немцы...

- Какого же черта сразу не дали знать?! - гневно бросил Середа.

Оказалось, что красноармеец из 9-й армии. Он стоял, понуро переминаясь с ноги на ногу, знаками еще пытался что-то показать летчику. Но комэск и сам понял, что мешкать больше нельзя, и резко повернулся к самолету.

Рядом с ним, однако, уже стояли четыре немца с автоматами наперевес. Несколько секунд Середа смотрел в глаза старшему из гитлеровцев, словно гипнотизируя его. Потом, неожиданно для всех, бросился к самолету, с разбега уцепился за его борт, чтобы подтянуться на руках и попасть в кабину. Немцы было опешили от этой внезапной дерзости, но тут же открыли беспорядочный огонь.

Крепкое, пружинистое тело Петра отяжелело: в груди и в правой ноге он ощутил жгучую боль. Одна пуля прошла через правую лопатку навылет, задев подбородок, вторая впилась в ногу. Тут же кто-то из фашистов подбежал к Середе и, вцепившись в сапоги, попытался оторвать его от самолета.

Летчик собрал остаток сил, выхватил пистолет и выстрелил в упор. Немец осел на землю. Воспользовавшись замешательством и превозмогая боль, Середа еще раз подтянулся на руках, перекинул себя в кабину, схватился за ручку управления и дал полный газ. Правая нога в набухшем от крови сапоге онемела летчик не смог нажать на педаль. Но это дало совершенно неожиданный эффект: самолет развернуло на левом колесе, он описал на земле вираж - ударом крыла и струей воздуха от винта гитлеровцев уложило как скошенных.

"Взлететь!" - как молния сверкала одна мысль в затуманенном сознании летчика. Он вновь попытался нажать на педаль, но нога была совсем непослушна. Самолет еще дважды прокрутился на левом колесе. Наконец Середе удалось каким-то невероятным усилием выдержать направление самолета на разбеге и взлететь.

А в это время пять других наших летчиков, наблюдая с воздуха разыгрывающуюся внизу жестокую схватку, готовы были помочь товарищу, но не могли: открой они огонь по гитлеровцам - попали бы и в своего командира. Когда Середа взлетел, все облегченно вздохнули: сейчас он пристроится к группе, пора скорее домой - горючее на исходе. Но что это? На виду у товарищей Середа вдруг разворачивается на северо-восток и улетает совсем в другом направлении. Москальчук попытался следовать за ним, но машина комэска вскоре скрылась в дымке. Искать его в такой обстановке было бессмысленно, и Москальчук дал сигнал группе уходить на свой аэродром, теряясь в догадках и тревоге за командира...

А Середа тем временем летел в направлении к Новочеркасску. В меркнущем время от времени сознании четко работала одна мысль: "Там штаб авиационной дивизии...

Через него можно быстрее передать разведданные для наземного командования..." И летчик упорно держал взятый курс. Раскалывалась голова, невыносимо саднило в груди, подступала тошнота...

Аэродром был уже совсем рядом, когда мотор на самолете Середы заглох кончилось горючее. Летчик еще успел выпустить шасси и благополучно посадил машину. К нему через все поле бежал штабной офицер. Капитан Середа рассказал ему обо всем случившемся и только после этого был отправлен в госпиталь.

Его боевую машину тем временем обступили летчики и техники. Было чему удивляться: вся она была изрешечена пулями. "Как только долетел?" недоумевали и восхищенно покачивали головами люди, многое повидавшие за год войны. Среди них оказался и капитан Покрышкин, с которым Середа познакомился и подружился несколько месяцев назад. Но здесь они, к сожалению, разминулись: Покрышкин прилетел на аэродром, когда Середу уже увезли в госпиталь. Однако по зигзагообразной красной стреле на фюзеляже Александр Иванович издалека узнал знакомую машину. Подойдя, он услышал рассказ о подвиге своего боевого товарища и долго сокрушался, что на этот раз они с Петром не встретились.