К двенадцати проснулась Дашка, выспавшаяся как никогда, заулыбалась, показывая мелкие молочные зубы, покорно подставила себя под гребень, обрадовалась отсуствию умывания и с восторгом следила за улетающей струйкой когда мама держала ее над краем платформы приговаривая свое обычное "пись-пись-пись".

После очередной еды, служившей единственным развлечением на этом грохочущем, неизвестно куда несущемся островке , мама снова уложила девочек спать, как будто пытаясь дать им выспаться впрок, строго наказав Томочке, вызвавшейся держать младшенькую сестричку, не отпускать непоседу.

Дашка терпеливо лежала дожидаясь пока все заснут. Потом выскользнула, как ловкая упитанная ящерка, подкралась к краю и уселась подвинув чьи-то тюки, радуясь послеполуденному солнцу, ласковому ветру и грохоту колес.

Незаметно поезд замедлил ход и остановился, прямо посреди поля, как будто сочный горячий воздух сгустился и не пускал его дальше. Дашка разжала вспотевшую ладошку. Серебрянная монетка с граненой дырочкой посредине тускло отсвечивала на солнце. Она была теплая и пахла Дашкиной ладонью и чем-то непонятным. Дашка принюхалась, подумала, и взглянула на мир через маленькую дырочку. Мир в дырочке превратился в красочные размытые пятна по краям и яркие цветочные лоскуты посредине. Дашка ахнула и покрутила волшебную монетку, что заставило мир крутиться и переливаться вместе с ней, почти как в калейдоскопе, пока монетка не выскочила из непослушных пальчиков, из вспотевшей ладошки, и скользнув по подолу платья со звоном упала на нагретые камни. Дашка дрогнула губой и молча взбрызнула слезами.

Монетка лежала прямо перед ней, заманчиво блестя на солнце и призывно пуская солнечного зайчика прямо Дашке в глаз. Дашка знала что с платформы слазить нельзя ни в коем случае. Правда было непонятно почему - сеичас-то платформа стояла. Дашка легла на пузо, нечаянно пнув спящего мужика ботинком в потную спину и оценила расстояние. Рукой не достать. Но можно слезть и потом залезть обратно по корявой железной лесенке, приваренной сбоку.

Решено. Дашка пробралась к лесенке, осторожно переступая через спящих и оглядываясь на дремлющую маму, быстро спустилась вниз, спрыгнула на насыпь, и хрустя гравием побежала к монетке. Состав дернулся, раз, другой, и двинулся вперед, проплывая мимо Дашкиного лица ржавым бортом платформы.

Громко, басом, как раненный медведь Дашка заревела, отчего проснулся потный мужик, огляделся, увидев Дашку закричал

- Ребенок, чей ребенок, гражданка, не ваша девочка?

Мама подскочила, растрепанная спросонья, и неуклюже перепрыгивая через начавшие ворочатся тела побежала к краю платформы, спрыгнула, не раздумывая, вниз, подвернула ногу на покатившихся камнях, подбежала к Дашке и схватив ее в охапку попыталась догнать поезд. Их платформа с орущими от страха сестричками была совсем недалеко, но набирая скорость удалялась, две идущие за ней с людьми, тянущими руки тоже проехали мимо, состав ускользал от нее, она, хромая, бежала за ним, превозмогая боль в поврежденной ноге и прижимая к груди не перестающее орать сокровище.

- Прыгайте, - крикнула она дочкам задохнувшись пылью и травяным духом. - Полинька, Томочка, прыгайте, - она почувствовала что не может дальше бежать, что выступившие от пыли и жары слезы застилают глаза и нечем дышать, что ноги отказываются повиноваться и споткнувшись обо что-то упала на бок, стараясь не ударить Дашку.

- Прыгай первая, - сказала сестричке Полинька глотая слезы.

- Я боюсь, - еще громче зарыдала та, - я не могу, мамочка...

Не долго думая Полинька схватила большое цветастое одеяло, теплое от солнца и только что спавших на нем тел, набросила на сестричку, толкнула ее в траву и не задерживаясь прыгнула сама.

Поезд свистнул залихватски и унесся на север, увозя с собой еду, одежду и ценные вещицы, собранные мамой для обмена на пропитание. Маленькие человеческие фигурки собрались вместе, посреди бескрайних степей, и сели на шпалы, осознавая произошедшее и стараясь не смотреть на икающую от рыданий Дашку, которая вцепилась в маму, не выпуская из кулачка виноватую монетку.

Гул от удаляющегося поезда почему-то не утихал, наоборот, он рос, катился по степи и близился, было непонятно откуда он - он был уже всюду и это был уже не поезд, гул жил сам по себе, окружил их со всех сторон, отчего замолчали кузнечики и притихли стрекозы, девочки в недоумении крутили головами, пока Томочка не додумалась посмотреть на небо, где с ноющим рокотом летели ровным строем самолеты.

- Мам, самолетики, - крикнула она и запрыгала, забыв о случившемся, но не успел затихнуть звук ее голоса, как земля содрогнулась, степь рядом с ними вздыбилась, выросла неожиданным курганом, ударив по ушам тяжелым горячим воздухом и раскидав в стороны куски черной, жирной, пропитанной корнями земли.

Мама закричала и бросилась в траву, потянув за собой Полиньку, Томочка, не выпуская одеяла, побежала следом и накрылась одеялом с головой, накрыв маму и сестричек.

Под одеялом гул стал чуть тише, и хотя земля продолжала вздрагивать, забрасывая одеяло комями земли, но было уже не так страшно. Мама обхватила головы девочек, положила их себе на колени и накрыла своим телом, зажмурила глаза и молилась богу, в существовании которого она сильно сомневалась, спиной ощущая близость рыскающих вокруг осколков.

Все стихло. Через бесконечно долгое время - все стихло. Мама долго сидела неподвижно, продолжая обнимать девочек и боясь пошевелится. У нее затекла спина, ныла подвернутая нога, и нечем было дышать, но она боялась пошевелится или спросить все ли живы. Первая не выдержала Дашка. Она шепотом сказала

- Мам, а долго мы еще будем прятаться?

Мама не ответила, словно боясь что-то спугнуть, тронула нежные, пульсирующие шеи дочерей, и только убедившись что все живы выпрямилась и сняла одеяло.

Теперь залитая солнцем степь пахла по-другому. Большие пахнушие свежей землей и гарью ямы испещрили землю, особенно досталось железнодорожному полотну, где искореженные рельсы торчали как сгоревший лес. Вывороченные куски земли подкосили траву и нарушили своим полетом траектории стрекоз, которые теперь летали как-то нервно, и их стало меньше, а может только так казалось.