Синтия Леннон вспоминает: «Уже в том раннем возрасте у Пола замечались дипломатические способности, что помогало ему предотвращать потенциально взрывоопасные ситуации». Но, конечно, не в тех случаях, когда он сам их провоцировал, как это бывало в отношениях с Сатклиффом. По словам брата, Пол «здорово соображал», он уверенно чувствовал себя в спорных ситуациях и всегда оборачивал их себе на пользу даже в жесткой атмосфере ливерпульских танцзалов, где они продолжали играть параллельно с выступлениями в «Каверн». И чем больше раздражался Леннон, тем более утонченным дипломатом становился Маккартни.
Пол утверждает: «Я нормально сносил язвительные выпады в мой адрес. Если у меня было довольно плохое настроение, то я старался не показывать этого. Я не всегда был обаятельным, а Джон не всегда язвительным. Но кому-то проще связывать песню «Helter Skelter» с Чарльзом Мейсоном [Чарльз Мейсон и его «семья» - безжалостные убийцы Шарон Тейт, заявившие, что на это убийство их вдохновили стихи песни «Helter-Skelter»] , нежели со мной, который написал ее. А Джон слишком часто зазнавался». Однако Пол соглашается, что «элемент соперничества между Ленноном и Маккартни принес огромный положительный результат». Этот результат как раз основывается не на их сходстве, а на их различиях: Маккартни - всегда улыбающийся, элегантный, пользующийся успехом у женщин, Леннон навевающий мрачные мысли (Майкл Маккартни назвал его ‘«зверь в клетке»). Леннон - это бесконечная импровизация, Маккартни - приверженность традициям.
И если в результате подобной несхожести открывались новые качества или обстоятельства, то они научились с выгодой их использовать в своих целях. Это соперничество позволило им здорово преуспеть. Оно не помешало им извлекать выгоду из остальных участников ансамбля, в особенности из Пита Беста, которого ни Леннон, ни Маккартни не любили. Сатклифф развлекал Леннона и придавал надлежащее звучание его идеям («по правде говоря, я зависел от него», - говорил Леннон). Харрисон, играя на соло-гитаре, занимал прочное положение в ансамбле, а позиция Беста была более уязвимой. Когда «Битлз» отправлялись в Гамбург, Леннон сказал, что им нужен «зрелый ударник», а Бест до сих пор считался зеленой порослью в этом саду. Но, несмотря на отрицательные мнения о нем, они были более чем рады позволить Питу и его матери предоставить «Битлз» в качестве штаб-квартиры клуб «Касбах» и заняться организацией их контрактов. А когда «Битлз» решили вновь вернуться в Гамбург, именно Мона и Пит Бест писали бесконечные письма германским властям, в которых умоляли отменить решение о депортации и обещали, что на сей раз «Битлз» действительно будут вести себя надлежащим образом.
После того как Экхорн заплатил 158 марок за депортацию Маккартни и Беста (потом он вычел эти деньги из их заработка), разрешение на въезд в Германию наконец было получено, и 27 марта 1961 года «Битлз» вновь вернулись в этот греховный город. Это был их второй из пяти визитов в порт на Балтике, и каждый раз они выступали все в более престижных клубах. В этот раз это была «Горячая десятка», а впоследствии совершенно новый клуб «Звезда». За свои выступления они по-прежнему получали не слишком много (Экхорн платил каждому всего по 35 марок в день), но для них это не имело значения.
Насколько удалось подсчитать, «Битлз» провели на сценах Гамбурга 998 часов, это был неоценимый опыт, процесс становления. Он сплотил их в единое целое, дал жизненно важную уверенность для самовыражения. Кроме того, он дал им то, чего не мог дать Ливерпуль, а именно - стиль.
Создателем их имиджа была Астрид, а проводником ее идей стал Сатклифф. Она одела его в черную кожу, сначала в пиджак, а затем в длинную куртку и узкие брюки. Джон и Джордж немедленно последовали его примеру, а чтобы убедить Пола, понадобилось немного больше времени. Он и тогда, как и сейчас, очень бережно относился к своим деньгам, поэтому через некоторое время остальные участники ансамбля силком привели его в магазин и сказали продавцу: «Этот парень хочет такую же куртку, как у нас, только сорокового размера».
Следующим шагом была прическа. Астрид вымыла своему любовнику голову, подрезала волосы и зачесала их вперед на французский манер. Когда Сатклифф с новой прической вернулся в клуб, все покатились со смеху, но вскоре примеру Сатклиффа последовал Джордж. Пол попробовал было носить такую прическу, но вскоре вернулся к привычной «пижонской» челке, потому что, как писал официальный биограф «Битлз» Хантер Дейвис, «на это еще не решился Джон».
Следующим новшеством стал пиджак без воротника, который Астрид сшила Сатклиффу по модели Кардена. По крайней мере, в первое время этот пиджак не понравился остальным участникам ансамбля. «Стюарт, на тебе же мамина кофта», - шутили они. Астрид придумала им и образ для фотографий, она фотографировала их в глубоко контрастных черно-белых тонах. Но и в этом не было особой изобретательности, как и в большинстве того, что делали «экзи». Эти фотографии они скопировали из фильма, который десять лет назад шел в Голливуде, хотя в них чувствовалась мастерская интерпретация, ухватившая имидж ранних «Битлз». Возможно, «экзи» и не были оригинальны, но они внесли что-то свежее, более современное в тот избитый, напомаженный юношеский образ, который «Битлз» привезли с собой из танцевальных залов Ливерпуля.
Однако жизнь их протекала довольно скучно. Кроме дурачества вокруг причесок и одежды да нескольких сотен изнурительных часов на сцене в их карьере не произошло никаких реальных сдвигов.
Стюарт Сатклифф ушел из ансамбля, поступил в гамбургский художественный колледж и собирался жениться на Астрид. Его уход произошел к великой радости Маккартни, который оставил ритм-гитару и пианино и полностью переключился на бас-гитару. Отношения между ними так никогда и не наладились, и Пол относил это целиком на счет музыкальной некомпетентности Сатклиффа. Маккартни говорил: «Любому было понятно, что он не умеет играть. Он убирал звук усилителя и просто создавал какой-то басовый шум. Большей частью он даже не знал, в какой тональности мы играем».
