Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Мы устроим тризну сегодня, – подойдя к дому, старейшина обернулся. – А назавтра – снова на луг. Надо пользоваться, пока стоят ясные дни. Прошу в мой дом, Рысь, сын Доброя.

Велев телохранителям дожидаться во дворе, легат склонился, дабы не удариться головой об низкую притолку.

Внутреннее убранство дома отличалось скромностью, быть может, показной. В углу – обмазанная глиной печь, такой же глинобитный пол, две широкие лавки вдоль стен, большой стол с деревянной посудой и неказистыми – вылепленными явно без применения гончарного круга – горшками. На стенах – волчьи и медвежьи шкуры, круглый щит, обтянутый бычьей кожей, рогатины, меч в красных, с блестящими медными накладками ножнах.

Повинуясь жесту хозяина, Юний уселся за стол, однако старейшина не торопился начинать разговор, наверное, дожидался жреца. Тот не замедлил появиться, усевшись прямо напротив гостя, приветливо улыбнулся, пригладив рукой густую бороду.

– Думаю, вы давно знаете о наших селищах. – Тарх самолично выставил на стол большую братину с каким-то напитком и испытующе посмотрел на Рысь. – Ведь так?

– Так, – не стал отпираться Юний. – Странно, если было бы по-другому.

– Наш паренек, Светозар, говорит, у вас большое селение, – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес Брячислав.

– Большое, – Рысь улыбнулся. – Лучше даже сказать не селение – город. Не скрою, мы заинтересованы в мире с вами, как и со всеми местными людьми.

Старейшина и жрец переглянулись, скривились вовсе не радостно.

– Ваше войско сильно и многочисленно, – задумчиво произнес Тарх. – К тому же – хорошо вооружено.

– Думая о мире – готовься к войне, – вспомнил Рысь известную латинскую мудрость. – Но вам нечего опасаться нашего легиона. Скорее даже наоборот.

– Мыслю, за мир нужно будет платить? – усмехнувшись, вполне откровенно поинтересовался старейшина. – Чем? Зерном, шкурами, мясом? Или, быть может, людьми?

Оба они, и старейшина, и жрец, вдруг взглянули на гостя с такой неприкрытой враждебностью, словно бы это его воины чуть было не уничтожили весь род Птицы.

Юний улыбнулся. Однако эти двое вовсе не дураки и, похоже, хотят играть в открытую. Что ж, пусть так.

– Не думаю, чтоб это было очень обременительно. Все римские горожане – цивитас – платят налоги. И за это много чего имеют!

Жрец и старейшина снова переглянулись, на этот раз – озадаченно.

– Ты произнес непонятное слово, – пояснил жрец. – Циви… Как ты сказал? Кто это?

– Гм… – Рысь чуть замялся. Увы, Тарх и Брячислав не понимали латынь, и как составить для них объяснение на языке сло-вен, в котором и многих слов-то нет? Легат отпил из братины, похвалил – вкусно! – а уж затем продолжил, старательно подбирая слова: – Ну, цивитас – «граждане» – это люди, жители города. Которые, кроме обязанностей – платить, к примеру, налоги – имеют еще и права.

– Права?

– Право на имущество, на защиту, на справедливый суд, на…

– Понятно, – серьезно кивнул Тарх. – Мы и так все это имеем.

– Но вы не имеете надежной защиты, – тут же парировал Рысь. – А ведь можете иметь, можете.

– Ценой нашей свободы?

– Да поймите же, о вашей свободе вовсе не идет речь!

Старейшина угрожающе сдвинул брови:

– Пойми и ты нас, сын Доброя. Ты предлагаешь отдаться под вашу власть… так, так, не возражай… Но ведь мы можем просто уйти в леса.

– Жаль, если так будет…

– Или воевать с вами и погибнуть со славой!

Юний вздохнул: все ж таки надеялся, что подобного не случится. Однако правители селенья пока настроены не очень-то доброжелательно к римлянам. Пока… Посмотрим, как дальше будет.

Дипломатично оставив самый животрепещущий вопрос на потом, легат ловко перевел беседу на сельское хозяйство, затем на рыболовство с охотой. Ничего нового тут не узнал, зато собеседники разговорились. Землю, как Рысь и представлял, люди Птицы обрабатывали так же, как когда-то и его соплеменники – род Доброя. Выбирали место в диком непроходимом лесу, который тут был, можно сказать, везде, подсекали деревья – чтоб постепенно высыхали, теряя соки, потом срубали, пускали пал, тщательно следя, чтобы огонь не перешел на весь лес, иначе никому мало не покажется – и вот вам, пожалуйста – готовое, удобренное свежей золою поле. Корчуй пни, распахивай, сажай. Урожай – если с погодой милостивы будут боги – в первый год замечательный, во второй – чуть похуже, ну а дальше… А дальше все по новой. Снова искать в лесу подходящий участок, снова подсекать, корчевать, распахивать. Для одной семьи – даже для большой – непосильное дело. Только – всем родом, миром. Тяжек труд хлебороба, особенно здесь, в лесах, бывало – и надрывались, умирали. Да что для рода жизнь отдельного человечишки? Так, песчинка, не более…

– Прибавится сегодня домов в поселке мертвых, – тихо произнес Тарх. – Да и то, давно надо было бы направить посланцев к богам – молить о будущем урожае.

– Погибшие вряд ли будут молить об этом, – жрец Брячислав скорбно поджал губы. – Вот если бы особый посланник… посланница… Думаю, боги бы не отказали ей в просьбе.

– Посланница? – Старейшина удивленно поднял глаза. – Так ты уже…

– Враги убили Витеня из рода старейшины Ведогаста… Славный был юноша.

– Ну… – Тарх, похоже, пока не очень-то понимал, куда клонит жрец.

– А в твоем роду у него осталась невеста, Невда, – Брячислав улыбнулся. – Кроткая, красивая девушка. Умница и хозяйка добрая. Убивается сейчас, плачет…

– Зря… – Тарх шмыгнул носом.

– Вот и мне ее жаль. У них с Витенем-то по осени и свадебка сговорена была. Так, вот, мыслю…

Старейшина шутя погрозил жрецу пальцем:

– Ах, вон ты чего задумал! Невда ведь и работящая, эвон, как снопы кидала. Большая от нее польза роду, большая…

– Тем приятней богам… да и ей.

– Ей-то ясно… А кто здесь работать будет? Мы с тобой?

– А вдруг боги нашлют дожди или холод? Мы ведь до сих пор не принесли им хорошей жертвы. Тот хромоногий отрок не в счет – он ведь все равно был калека.

– Какой-никакой – а все же заступник.

Жрец вздохнул:

– А уж какой заступницей станет Невда!

– Невда… – Тарх почесал затылок. – Да ты пойми, я ведь не против! Знаю, что и деве то приятно будет – вечно пребудет с любимым, да и нам полезно… Однако ж, может, до осени подождать, а? Тем более и отроки наши сгинули целым отрядом… – Старейшина неожиданно жалобно взглянул на своего собеседника, снова повторив сакраментальную фразу: – А кто работать будет? Ведь каждый человек на счету.

Брячислав упрямо сжал губы:

– Но ты и о деве подумай! Что ж ей, до осени плакать-мучиться?

– Ай, – Тарх отмахнулся. – Велики ли девичьи слезы? Поплачет да перестанет, нового жениха найдем.

– Вряд ли… Уж больно сильно Невда Витеня своего любила. Молвила – брошусь с обрыва в реку.

Старейшина покряхтел и, с шумом вздохнув, махнул рукою:

– Ладно. Как ты сказал – сладим.

– Вот и славно! – просиял жрец. – Так я пойду, обрадую Невду… Пусть уж не грустит, не печалится.

Поднявшись, он поклонился и вышел – лишь длинный, накинутый ради пущей важности, плащ взметнул на дворе пыль.

– Ну, – Тарх вздохнул. – Пойдем и мы. Поглядим, как готовят краду.

– Поглядим, – вставая из-за стола, согласно кивнул Рысь.

– Эх, – накидывая на левое плечо плащ – старый, но явно покупной, римский, или, скорее, из греческих эвксинских городов, – старейшина с укоризной покачал головой. – Хороший человек Брячислав, умеет говорить с богами… Но вот больно уж жалостливый, добрый. Всех-то ему жалко, о каждом душа болит. Так ведь и у меня болит, что я, от дурости, что ли, хотел деву небесного счастья лишить? Нет… Как бы и другие за ней не захотели, вот что! – Прищурив глаза, Тарх посмотрел в небо, словно хотел узреть там что-то такое, вообще недоступное обозрению.

– Там, с богами-то, хорошо, – вполголоса посетовал он. – А кто здесь пахать будет?

Маленькие домики, очень похожие на настоящие, – вместилище праха – занимали целую поляну в священной роще. Туда Юний с Тархом не пошли – старейшина не собирался показывать чужаку святые места. Встали рядом, на крутом обрывистом берегу. Смотрели, как люди – мужики и бабы, молодые парни и девушки – с песнями тащат из лесу валежник и увесистые коряволапые сушины. Крада – погребальный костер – должна была гореть ярко, бурно, ведь погибших было много. Всех их аккуратно, на челнах, перевезли с луга, вымыли, обрядили в лучшие одежды (у кого были), рядом с каждым покойником положили оружие, украшения, узелок с едою – до того света, говорят, путь неблизкий, так чтоб не голодали. Ждали ночи, вернее, не ждали, а деятельно к ней готовились. Вокруг звучали протяжные песни, ничуть не грустные, а среди невеликой группки молодежи Юний, к удивлению своему, вдруг услыхал смех. Впрочем, чему было удивляться? Ведь все знали, расставание с погибшим сыном, мужем, братом, дочерью всего лишь временное. Наступит день, и они все встретятся в другом мире, чтобы потом возродиться в своих внуках и правнуках. Все всегда было и всегда будет. За осенью и зимой всегда следует весна и лето, все, что когда-то было, явится снова. Так чего же грустить? Все павшие – погибли достойно и с радостью предстанут перед богами – Велесом, Мокошью, Родом…

17
{"b":"36316","o":1}