– Постой, – Мирослав придержал напарника. – Не стрелой – рогатиной надо. И первым – пса.

Неслышными змеями оба выбрались из оврага. Встрепенувшись, залаял Кавдуй. Залаял и перестал, пригвожденный к земле могучим ударом рогатины.

Настай даже не понял, что случилось. Вот только что была тишина. Потом вдруг вскочил Кавдуй и тут же упал. И появились черные тени. Настай схватился за рожок… И горячее железное лезвие вошло в его сердце…

Витень отскочил в сторону, закричал, махнул топором… Просвистела злая стрела, впилась в грудь, и парень, охнув, тяжело повалился в траву, туда же, где уже лежали Настай с Кавдуем.

– Ну, вот и славно, – любуясь содеянным, удовлетворенно кивнул Мирослав, и, приложив руки к губам, три раза прокричал по-утиному. И тут же метнулись от оврага черные тени, словно волки, окружая спящих. Поначалу таились, а как подобрались ближе…

– Бей! – врываясь в попавшийся на пути шалаш, громко воскликнул Мирослав, обагряя рогатину людской кровью.

Кто-то застонал во сне, а вот послышался громкий девичий крик, тут же и оборвавшийся. Нападавшие действовали умело и быстро, видать, не впервой им было такое. Караульщиков сняли на раз и теперь принялись терзать спящих. Впрочем, уже просыпавшихся.

Зарко тоже проснулся от крика. Сначала не понял – что? Однако, услыхав хриплые стоны и вопли, толкнул локтем спящего Горшеню, выскочил из-под полога, едва увернувшись от копья. Повезло – успел отскочить в сторону и в ужасе распахнул глаза. Неведомые, чужие люди ворвались на луг в устрашающем многолюдстве и сейчас со смехом вязали пленных, вернее – пленниц. Впрочем, некоторые сопротивлялись – пара мужиков отбивалась вилами, вот, совсем рядом, напротив того полога, под которым спал Зарко. Горшеня тоже выскочил, схватил топор. В отдалении у реки что-то громко прокричал старейшина Тарх. Светозар не прислушивался – не до того было.

Враги наседали со всех сторон – все как на подбор рослые, ухватистые, молодые. Вот двое бросились на ребят – один с копьем, другой – с веревкой. Зарко отпрыгнул в сторону, поискал глазами оружие – как назло, ничего под ногами не валялось: ни топора, ни рогатины, даже косы – и той не видать. Впрочем, и некогда было разглядывать-то, во-он он, вражина, подходит, ухмыляется – грудь обнажена, сам совсем еще молодой парень, наверное, года на три постарше Зарко, однако силен, ловок – видно, как под загорелой кожей буграми перекатываются мускулы.

– Давай руки, останешься цел, – поигрывая веревкой, приказал враг. Говорил понятно – значит, из сло-вен, и не зло, скорее презрительно, с этакой нахальной усмешкой.

Услыхав в стороне скрежет – это Горшеня скрестил топор с вражеским мечом, – Зарко, опустив голову, покорно протянул руки… И, резко отпрыгнув в сторону, со всей прытью бросился в кусты – знал, там вечерами точили и прямили косы. Может, и осталось чего подходящее?

– Ах ты, тварь! – кидаясь вслед за мальчишкой, выругался вражеский воин.

Зарко слышал его дыхание прямо за своей спиной. Не оглядываясь, прокатился в кустах, царапая об колючки кожу, ну, вот они, прямо на пожне, замотаны в тряпицу от ржавчины – точильные бруски, вот сломанный серп, а вот… вот – то, что нужно! Откинув тряпицу, ухватил у основания острое лезвие косы-горбуши, распластался в траве – все происходило мгновенно – выставил косу вперед: и вылетевший из кустов враг захрипел, наткнувшись животом на острое злое железо.

– Ага… – Не теряя времени, Зарко, бросив косу, побежал вниз, к реке – там, на том берегу, были свои, люди старейшины Ведогаста. Надо было успеть, предупредить… На бегу оглянулся – метались кругом многочисленные силуэты врагов, кое-кто из них сгонял в кучу детей и женщин, кто-то поджигал шалаши и копненное сено… Остро пахло потом и кровью. Слышались визг, хрип, крики и редкий железный лязг – там, где еще сопротивлялись. Горшени видно не было. Убили или взяли в полон? Эх…

С полдесятка вражеских воинов бросились наперерез Светозару, к реке. Бежали быстро, как-то по-особенному пригнувшись, и Зарко, бросив по сторонам затравленный взгляд, понял, что не успеет. Либо так сомнут, либо стрелой достанут. Во-он, кто-то уже целился… А вот один из врагов внезапно выскочил из-за копны, оказавшись совсем рядом. Беглец уклонился в сторону.

Со свистом пролетело копье – Зарко вдруг ощутил сильный удар в ноги…

Видно, не хотели убить, решили – в полон, – падая на стерню, подумал мальчишка. Вернее, подумал-то он потом, когда поднимался под насмешливыми взглядами чужаков, а пока летел через голову кубарем – какие уж тут мысли?

А враги уже подошли, обступили и теперь стояли вокруг, тяжело дыша – тоже, видать, притомились. Зарко поднял голову… И, получив сильный пинок в бок, скрючился, застонал от боли.

– Ишь, зыркает, змей! А ну-ка, гляньте, что у него с руками?

С руками? Светозару и самому было интересно взглянуть… В крови оказались руки, в крови. Видать, из брюха того вражины, в котором осталась коса.

Чья-то тяжелая нога, наступив на спину, с силой вдавила мальчишку в землю. Уперлось в шею острое жало копья. Рванули руки…

– Порезался, – злой хохот. – Видать, косарь еще тот. Неумеха!

Порезался? Наверное, когда втыкал косу.

– Раны не глубоки, затянутся. Правда, тощой он какой-то.

– Зато жилистый, ловкий. Хороший работник. За такого можно немало взять.

– Если дадут.

– Дадут, – снова хохот. – Куда денутся?

Острие копья убрали с шеи. Руки заломили за спину, больно, Зарко аж закряхтел.

– Умолкни!

Удар в правый бок, под ребра. Грубая веревка туго стянула запястья. Поволокли за ноги. Стыдно! Задралась рубаха, и пожнею больно царапало кожу. Как Заринка, Горшеня? Убиты или попали в полон? Заринка, наверное, в полоне, а вот…

Рев трубы разорвал небо!

Зарко почувствовал, как его отпустили, бросили в пожню. Встрепенулся, извернулся ужом, привстал… Потрясая оружием, враги неслись к лесу, а там, на опушке, что-то нестерпимо сияло. Мальчик прищурил глаза…

Шлемы! Круглые, некоторые – с небольшими гребнями. И красные, обитые сверкающей медью, щиты, не такие, какие имели сло-вене, другие, прямоугольные, выгнутые, с рисунком в виде распростершего крылья орла. Целая стена щитов. И – громкие команды, и – ощетинившиеся вперед копья. Да это же…

Стая врагов словно бы налетела на стену. Попытались взять с наскока, да не вышло. Лишь сомкнулись щиты, окрасились кровью копья. И – медленно, шаг за шагом – обитая медью стена поползла вперед, сжимая врагов. А с боков – слева и с права, появились точно такие же стены. Шли мерно, покачивая копьями…

– Всех не убивать, нескольких захватить в плен, – повернув голову, на всякий случай снова предупредил Юний. – Первая центурия – к бою!

Он поправил шлем – подшлемник стал каким-то неудобным, сползал, надо будет обзавестись другим – и, выхватив длинную спату, которой можно было и рубить, и колоть, с удовольствием оглядел стройные ряды когорты. Он, легат Ант Юний Рысь, сегодня самолично принял командование – все ж таки это была первая схватка с врагом в здешних местах. Молодцы разведчики, не подвели, проследили, вывели точно.

Пели трубы, колыхались на ветру штандарты, гремели литавры и барабаны. Легионеры шли, словно на параде, размеренным быстрым шагом. Враги, поначалу бросившись кучей, резко отхлынули назад, оставив на копьях нескольких своих товарищей. Тут же выстроились компактным клином, наподобие того, что применяли германцы, описанные еще Юлием Цезарем в «Записках о Галльской войне». Молодцы. Значит, знают толк в воинском деле. Тем славнее будет победа!

Неумолимые центурии с трех сторон сжимали врагов. Те, выстроившись, на миг замерли и, повинуясь команде вожака, убыстряя шаг, бросились прямо на копья. Вот уже побежали, вот уже приблизились настолько, что стали видны белки глаз… Впиваясь в щиты римлян, полетели стрелы. Шедший – нет, уже бежавший – впереди клина мускулистый молодец с устрашающих размеров секирой с хэканьем взмахнул своим оружием, разрубив край щита. Увернувшись от удара копья, резко потянул на себя рукоять секиры, вырывая из рук легионера щит. По бокам вожака, прикрывая, лихо орудовали копьями двое, за ним – пятеро, за ними…