Немного полюбовавшись на Рейн, молодой юрист поплотнее запахнул плащ и, кинув подозрительный взгляд на сгустившиеся прямо над его головой тучи, быстро направился к дому. Не успел – дождь застал его на середине пути. Ух, какой же это был дождь! Не дождь, а самый настоящий ливень. Крупные частые капли, падая на землю, поднимали фонтанчики грязи; вскипели коричневой пеной лужи, и мутные ручьи сплошным потоком понеслись к Рейну. Какая-то крупная птица, спасаясь от непогоды, с криком промчалась мимо, едва не задев Юния крылом. Где-то далеко за урочищем уныло завыл волк – то ли с тоски, то ли с горя. Тоскливый вой этот напомнил вдруг Юнию далекое детство – осень, дождь, грязь и поросшие еловым лесом берега великого озера-моря.
Войдя в дом, Юний тщательно вычистил сапоги в прихожей. На римский манер она гордо именовалась атриумом, хотя, конечно, здесь не было ни изысканных колонн, ни отверстия в крыше, а на роль бассейна могла претендовать разве что огромная, растянувшаяся посередине двора лужа, в которой, пофыркивая от удовольствия, плескался большой черный боров. Рысь припомнил, что еще вчера, по приезде, Октавий распорядился было поскорей осушить лужу, но, вспомнив про свиней, тут же и отменил собственное распоряжение. Старый легионер, как неожиданно выяснилось, любил свиней пуще всякой другой скотины, держал целое стадо и даже за обедом пытался объяснить гостю, как надо кормить свиноматок. Юний, конечно, послушал из вежливости, но впредь зарекся поднимать подобную тему, на которую хозяин мог говорить бесконечно. Что же касается описания своих соседей, то с этим дело обстояло хуже: как Рысь ни выспрашивал, ветеран едва смог сказать о них не больше пары фраз, да и то достаточно общих и наполовину состоящих из ругательств. Хотя – и те нужно было записать, чем еще заняться-то в такую погоду?
Обсохнув у очага, Юний с удовольствием выпил поданное стариком слугою горячее питье из засушенных лесных ягод – черники, голубики, калины – и, разложив на столе захваченные с собой таблички, принялся дожидаться хозяина. Дабы не терять времени даром, попытался расспросить и слугу – да тот оказался глуховат, к тому же, похоже, не очень-то хорошо понимал латынь. Кроме этого ветхого старика, никаких других слуг в таблиниуме – нет, наверное, лучше все ж таки сказать в избе – не наблюдалось. Октавий и сам не терпел праздности и не позволял бездельничать своим домашним – и рабам, и наложницам, и супруге: кто с самого утра чистил хлев, а кто под присмотром хозяина перебирал крышу овина. На улице явственно пахло весной – и в преддверии сева всем находилось дело. Давно не сталкивавшемуся с сельским хозяйством Рыси это показалось занятным, он даже записал для себя несколько терминов – мало ли, придется когда-нибудь вести дела сельских жителей, как вот сейчас.
Юний пододвинул поближе тоненькие, тщательно выделанные листочки из древесной коры, вернее, подкорья, взял в руки каламус…
«Амбар – строение для хранения зерна, муки и прочего.
Рига – сарай для молотьбы, с печью, для сушки хлеба и льна.
Овин – сруб для сушки снопов, тоже с очагом (печью)…»
Снаружи послышался громкий топот – кто-то шумно отряхивал от налипшей грязи ноги. Наверное, возвращался хозяин, да и пора было: темнело.
– Все пишешь? – Октавий принес с собой запах навоза и дыма – видно, испытывали переложенную не так давно печь. – Сейчас велю подавать блюда к обеду.
Он уселся на ложе – да тьфу там, какое ложе? Просто – на широкую лавку, покрытую волчьей шкурой. Таких лавок имелось три, и по римскому обычаю – а как же иначе? – они были составлены под углом друг к другу, как и положено в трапезной.
Молодой раб в овчинной безрукавке полил хозяину на руки из большого деревянного сосуда. Рысь еще вчера заприметил, что почти все вещи в доме Октавия были сделаны из дерева – чашки, миски, ложки, бочонки, какие-то плетеные туеса, короба, не говоря уже о сундуках и корзинах. Вот и сейчас, дождавшись, пока Юний уберет письменные принадлежности и таблички, старый слуга поставил на низенький столик деревянную миску с ржаным, крупно порезанным хлебом, оплетенный сосуд с водою для омовения и две большие кружки, тоже, естественно, деревянные. Рысь невольно потянул носом – из приоткрытой двери, с кухни, доносился вкуснейший запах жареной рыбы, которую слуга с поклоном и подал на стол.
– Угощайся! – довольно ухмыльнулся хозяин. – Приехал бы ты чуть раньше, когда мы забили бычка – давненько я не едал такого вкусного мяса!
– Ничего, – улыбнулся Юний. – Эта рыба тоже довольно вкусна.
Раб принес большой глиняный кувшин и, наполнив кружки, осторожно поставил его на специальную подставку рядом со столом.
– Вот это – чесночный соус, – Октавий гостеприимно показывал блюда. – А вот тут – жареный лук, бери, не стесняйся.
Грубое, обветренное до красноты лицо хозяина выражало довольство и гордость. И ведь было чем гордиться: в том, что касалось яств, обед удался на славу. Вот только беседа как-то не клеилась, старый легионер был неразговорчив и не любил болтунов.
Все же Юнию удалось вызвать его на разговор о соседях – ну да, о чем же еще им было беседовать?
– Да я ведь уже рассказывал, – отхлебнув из кружки – там было не вино, а брага, – Октавий покачал головой. – Манлий, ты сам знаешь, – гад, каких мало. Кто еще? Хизульф, староста Гретарка? О, это варвар крайне хитер и скользок. Остальных я не шибко-то знаю.
– Ну, все же, хоть что-нибудь, – вопросительно посмотрел Рысь. – Начнем, к примеру, с юга, от урочища. Есть там такой Теренций…
– О, этот вообще далеко, я с ним и не сталкивался-то никогда. Так, видал на ярмарке пару раз.
– И по легиону не помнишь? – недоверчиво прищурился Рысь. – Теренций ведь, кажется, тоже из новоявленных землевладельцев.
– Нет, он не из моей когорты…
– Жаль, жаль… Ну а Гретиарий, его сосед? Он-то как раз ближе к твоему дому.
– Тоже не знаю, – Октавий махнул рукой, – так, слухи какие-то доходили.
– Что за слухи? – встрепенулся гость. – Расскажи поподробнее.
– Да что там говорить? Слухи – они и есть слухи. Говорят, Гретиарий со своим соседом, Теренцием, собачится из-за чего-то. То ли землю не поделили, то ли еще что.
– Вот как? – Рысь подавил улыбку. Похоже, он мог здесь найти еще двух потенциальных клиентов. – Ну а что скажешь про остальных? – справившись с собой, спросил Юний. – Про Кальвизия с Лицинием Вером?
– Про этих вообще ничего не скажу, – отмахнулся ветеран. – Даже слухи не доходили.
– А сколько дворов в Гретарке?
– В Гретарке? Да десятка два, не меньше.
– Ого! Большое селение.
– Большое.
– Так, при таком большом селении обязательно должен бы быть и постоялый двор! Тем более – дорога мимо проходит, опять же – пристань. Из Могонциака в Колонию Агриппина, думаю, немало всякого народу ездит.
– Да когда как. – Октавий почесал подбородок. – Вообще, оно, конечно, ездят, но чаще по реке.
– Так есть в Гретарке постоялый двор?
– Да есть, как не быть?
Вот туда-то Юний поутру и отправился. Ночью вызвездило, и дождевые тучи уползли куда-то за Рейн, в земли квадов, маркоманов, херусков или как там еще назывались многочисленные германские племена. Под утро выпала обильная роса, а когда взошло солнце, стало вдруг резко теплеть – да так, что к полудню стояла настоящая жара, словно летом. Впрочем, все это время Рысь провел на постоялом дворе – таковой и в самом деле имелся на самой окраине Гретарка, его показал Юнию первый же встреченный мальчишка.
Коновязь, несколько возов с кожами и сеном, довольно просторный двор. Двухэтажный дом с пристройками был срублен из крепких бревен, однако крыша была покрыта на римский манер черепицей, что придавало всему строению несколько нелепый вид. Впрочем, хозяин постоялого двора наверняка гордился своей крышей.
Велев Флаксу привязать коней, Юний оглянулся на деревню – как попало разбросанные дома, некоторые с частоколами, а попадались и вообще плетеные, обмазанные глиной хижины – все это не производило особого впечатления, тем более вокруг селения напрочь отсутствовала ограда. Наверное, эти херуски не относились к окончательно замиренным племенам, и римская администрация Верхней Германии не очень-то им доверяла. Вот и не дозволили возводить частокол или стену. Интересно, где прятались жители во время набегов разбойничьих шаек из-за Рейна? Видимо, где-нибудь в лесах.
