Радостно хлопает в ладоши:

— Вот! Именно! Избавлял мир от избытков магии.

— Ну и что?

— Я делаю примерно то же самое. Несколько иным способом, разумеется, но суть от этого не меняется. И когда я называл нас «молочными братьями», я вовсе не шутил и не лгал. В нас течёт разная кровь, но мир, вскормивший нас молоком жизни, поручил нам одно и то же дело.

— Разрушать чары?

Поправляет:

— Убирать, отпуская на свободу украденную Силу. Источники не бездонны, а ждать, пока пройдут века, и всё разрешится само собой... Возможно и так поступать, но не всегда. Кроме того, Гобелену больно лишаться каждой Пряди, а когда боль становится слишком сильной, даже самое терпеливое существо разозлится. Верно?

Мне чудится, или он лукаво подмигивает? Имеет в виду меня? Так я вовсе не терпелив и никогда не был. Просто раньше я справлялся с болью, потому что у меня была цель, а теперь... Цели нет? Верно. Иди, куда хочешь. Делай, что пожелаешь. И знай, что тебя никто не сможет остановить, потому что сам мир доверился тебе.

Ох... Даже голова кружится. Всю жизнь мечтать о силе, наконец, получить больше, чем мог вообразить, и только тогда понять: твоё главное могущество всегда было в тебе самом.

— Так происходит всегда?

Забавно наклоняет голову к правому плечу:

— Как именно?

— Нужно долго-долго искать то, что находится рядом?

— Конечно!

— Но это... несправедливо.

— Почему же? А представь, что люди сразу постигали бы заключённую в них силу, не проживая толком ни дня, не делая ни единого шага? Мир стал бы скопищем склепов, двери которых оказались бы наглухо закрыты, а их обитатели вечно отделены друг от друга. Потому что каждый человек довольствовался бы самим собой... Мне такая картинка не нравится. А тебе?

Тоже не слишком. Впрочем, я всегда жил, а может, и до сих пор живу в таком мире. Но он-то... Он пришёл из иной реальности.

— Ты не человек.

Озорно поворачивается на каблуках:

— И что с того? Сила, она, знаешь ли, не выбирает место своего пристанища, но под грудами масок всегда выглядит на удивление одинаково. Человек или демон... Разница между нами невелика. Собственно, мы просто живём в разных местах, только и всего. Но живём одинаково, с любовью и ненавистью, с мечтой о продолжении рода и с надеждой победить недругов. Потому что мы оба — ЖИВЫЕ. Понимаешь?

Кажется, да. Но понимаю и другое: среди моих сородичей в неисчислимых количествах находятся те, кто не заслуживает права жить. Нет, я не собираюсь ни вершить суд, ни исполнять роль палача. Найдутся другие средства, потому что...

Я буду действовать так, как считаю правильным. То есть, действовать по правилам. Не смогу выиграть честно? Пусть. Но зато у меня будет эта попытка, и возможно, после неё я смогу или умереть окончательно или воскреснуть к новой жизни.

— Но как же мне сделать, чтобы...

— Я ушёл?

Ухмыляется так, что его вопрос можно понимать тысячей разных образов.

— Да.

— Просто раздвинь Пряди.

— Раздвинуть?

— Ты же чувствуешь их, верно? Они густые, переплетённые между собой, но если найти выбивающиеся из узора ниточки и немножко потянуть...

Не слушаю больше ни слова. Не нужно. Потянуть? Это мы на два счёта!

Пальцы привычно поглаживают воздух, ища... Да-да, вот эти самые бугорки! Спины растрепавшихся волокон сами ложатся в ямки ладоней, словно прося погладить, почесать, пригреть. Ласковые зверюшки, ничего не скажешь. И я не смогу обмануть их доверие. Не разорву ни единой ниточки. Никогда.

Руки ныряют между полотнищами занавесей, накручивая на себя жгуты, чтобы добиться нужного натяжения. Ещё немножечко, ещё чуточку... Наверное, хватит? А то невидимые струны уже готовы обиженно зазвенеть.

— Спасибо.

Он всматривается в полумрак. Разве там можно что-то увидеть? Только мутные очертания стены дома. Но по довольной улыбке на лице демона понимаю: получилось.

Джер делает шаг вперёд, а я растерянно вздрагиваю, вспоминая о вещи, почему-то кажущейся важной именно в бегущие мимо мгновения:

— Эй, а как же куртка?

— Оставлю вам. Не возвращаться же за ней?

— Но... А впрочем, как хочешь.

Кончики пальцев касаются шёлка лавейлы:

— А эту штуку возьму на память. Можно?

— Конечно.

— Желаю удачи!

Он произносит прощальные слова не небрежно, как полагается при вежливом расставании, а с каким-то особым нажимом, но обращённым не ко мне. Будто кроме нас двоих ещё кто-то стоит на тёмной улице и прислушивается к нашему разговору.

— Да, удача — хорошая штука. А можно мне...

Оборачивается уже перед самой стеной:

— Что?

Почему это всегда так трудно — быть самим собой? Почему язык начинает заплетаться успешнее мыслей?

— Можно...

Я же умею просить! Сколько раз уже пробовал и добивался желаемого? Даже считать не буду. Много раз. А сейчас, ну надо же... Запинаюсь, не в силах выговорить безобиднейшую фразу. И чувствую себя виноватым, хотя никакой вины в моих намерениях нет и никогда не будет. Но всё равно оправдываюсь:

— Конечно, если только очень-очень понадобится...

А ведь он знает. Или догадывается. И можно было бы не продолжать.

Нет, хватит ползать вокруг да около! Если не уважаю себя, это не повод оскорблять другого напрасной тратой времени.

— Можно, я ещё раз тебя вызову?

Даже в густоте теней заметно, что демон улыбается.

— Можно. Только лучше, если просто позовёшь. Договорились?

— Как тебе будет приятнее.

Салютует на манер гвардейца из Городской стражи и, вместо того, чтобы развернуться, делает шаг назад. Я жду, что он уткнётся спиной в каменную кладку, но демон исчезает. Не тая рассветным туманом и не рассыпаясь искрами, как любят рассказывать предающиеся выдуманным воспоминаниям выживающие из ума маги. Просто вот он был, и вот его уже нет, как и не было, только по занавесям проходит еле заметная волна дрожи, и мне почему-то кажется, что в ней смешаны воедино огорчение от расставания и радость от непременно предстоящих новых встреч.

Встреч не со мной. Но стоит ли обижаться? Ведь я-то пока никуда не ухожу!

— Который по счёту сон пошёл?

О, а я, оказывается, всё-таки задремал, хотя кособокая деревянная скамья к отдыху и расслаблению не располагала. Впрочем, если учесть, что на дворе пока ещё раннее утро, а прогулка по предрассветному городу скорее вымотала, нежели взбодрила, в дремоте, одержавшей надо мной победу, не было ничего удивительного. Я бы и на полу сидя заснул. Но, слава богам, в коридорах судейской службы кое-где попадались более подходящие для сидения места.

— Это имеет значение?

Открываю глаза, встречаясь взглядом... Нет, вру. Невозможно встретиться с тем, что надёжно спрятано между припухшими веками. Кто-кто, а мой знакомый дознаватель нынешней ночью не поймал сон ни одним глазом.

— Не-е-е... — Тинори, зажмурившись, мнёт переносицу пальцами. — Не имеет. Но сегодня я буду немного зол на любого выспавшегося человека, уж извините.

— А что мешало вам присоединиться к счастливой армии спящих? Дела?

Он совместил улыбку со сладким зевком:

— Я не настолько увлечён своей работой, чтобы тратить на неё всё отпущенное мне богами время. Хотя признаваться в истинной причине вынужденного бодрствования стыдно.

Неужели dyesi, согревавшая постель дознавателя, оказалась настолько страстной, что не позволила даже вздремнуть? Да ему гордиться надо, а не стыдиться!

— Что же может быть постыдного в...

Дознаватель виновато ухмыльнулся, потому что наверняка почувствовал, куда именно потекли мои мысли, и одним махом перерубил нить фантазий:

— В дурацкой игре на интерес? Почти всё.

— Вы играли? Всю ночь?

— Ну да. — Он только с третьей попытки попал ключом в замочную скважину кабинетной двери. — Встретился со старыми друзьями. Слово за слово, кон за коном... Не заметили, как в окно начал стучаться рассвет.