Растворившись. Почему мне вдруг пришло в голову это сравнение? Потому что всего несколько минут назад на моих глазах растворилась... Книга? Вроде бы. Или не книга? А что в ней было написано? И как она вообще выглядела?!
Ладони, ударившись об пол, снова занялись огнём, волны которого только-только стали почти привычными и незаметными. В уголок правого глаза сбежала со лба струйка холодного пота, но я, как ни пытался, не смог моргнуть, потому что веки расширившихся от ужаса глаз не захотели подчиниться.
Уничтожить можно. И это очень просто сделать, как только что доказал вызванный мной... Всё-таки, демон.
Любой способ уничтожения оставляет после себя хоть что-то. Клочки. Пыль. Пепел. Горький аромат потери. Но главное, он оставляет память. О том, что было и чего не стало. Память, помогающую или не совершать прошлых ошибок, или намеренно приумножать их, двигаясь пусть по гибельному, но осознанно выбранному пути. Память, вот, что мне было нужно!
Не просто нанести Анклаву сокрушительный удар, а показать миру, что всесильные маги тоже уязвимы. Я ведь мог сделать это сам, своими руками! Своими...
Руками, которых у меня теперь нет.
Как просто.
Как беспощадно.
Как... полезно. Для принятия решений.
— Что, трудно подписывать приговоры?
Он стоит и смотрит на меня сверху вниз, но смотрит не с усмешкой или превосходством, хотя вполне мог бы сейчас заливисто хохотать над моей слабостью. Зелёные глаза наполнены ожиданием.
Чего же ты ждёшь, демон? Последнего приказа и возможности пожрать мою душу и тело? Ведь вы всегда так поступаете, дети Полей Отчаяния, не правда ли? Сразу после исполнения воли вызвавшего вас, потому что только смерть мага возвращает вам свободу. Ты ведь хочешь снова стать свободным? Я не буду препятствовать. Но поскольку приказывать оказалось нечего, то...
Всё надо делать самому. Только самому. Не взваливая на плечи других тяжесть ответственности. Чувствуя всем телом боль или радость от собственных свершений. Самому. Костыли помогают удержаться на ногах, это верно, но опираясь ими о землю, не чувствуешь, тепла она или холодна, мягка или тверда, как камень.
Прости, что потревожил твой покой, демон. Сейчас я всё верну назад и подведу итог своей глупой жизни. Сейчас...
Ноги затекли и не желали распрямляться сразу, обиженно ноя напряжёнными связками. Куда я засунул «вдовушку»? Она недоделана, рукоять лишь вчерне собрана из деревянных плашек, но разве мне нужны красота и удобство? Острое лезвие важнее всего, а оно имеется.
Вот где ты прячешься, красотка! Нашёл. Теперь бы поудобнее взяться... Сжимать пальцы «на глаз» — какой ещё идиот на свете может заниматься такими странными вещами? Только Маллет. Интересно, побелевшие костяшки означают, что захват крепкий? Или плоть начинает отмирать, выжженная изнутри?
— О, какая занятная вещица! — замечают из-за моего правого плеча.
— Это не вещица. Это оружие.
— Повелитель собрался на войну?
Всё-таки, слегка ехидничает, но беззлобно, как старый приятель.
— Войны не будет. Всего один бой, не больше.
— И враг уже назначен?
Вместо ответа подношу «вдову» к горлу. Теперь бы только сообразить, как действовать... Нажать и провести слева направо? Да, именно так, но чужие пальцы смыкаются на правом запястье и, не принимая никаких возражений, отводят лезвие в сторону, выворачивая руку, а потом медленно и осторожно разжимают мой захват. По пальчику.
И я слышу виноватое:
— Боюсь навлечь на свою голову тысячу лишних проклятий, но иначе поступить не могу.
Поворачиваюсь.
Демон вертит кинжал в руке, причём делает это с ловкостью не меньшей, чем моя знакомая Тень, а на лице, непримечательном и до странности обычном, явственно читается неудовольствие.
— Зачем ты...
Остановил меня? Договорить не могу, потому что слова прилипают к вмиг пересохшему горлу. Но договаривать и не нужно: он прекрасно понимает мои мысли.
— За последнее время в моём присутствии умерло и норовило умереть столько людей, что я... Устал провожать их за Порог. Знаете ли, не самое приятное местечко, эти Серые Земли. Недружелюбное и унылое. Туда можно заглянуть раз-другой, но не каждый же день наведываться!
— Меня вовсе не нужно провожать! Я должен умереть, понимаешь? Должен!
— Кому?
— Что «кому»?
— Кому вы должны свою смерть?
Вот ведь непонятливый!
— Тебе! Пока я не умру, ты не сможешь уйти.
— Ах-ха! — Понимающе выдохнул парень. — И как я мог забыть такую важную вещь? Да-да, разумеется, вы правы: ваша смерть — моя свобода. Но в другой вещи, не менее важной, вы самым огорчительным образом ошиблись.
— В какой?
Он улыбнулся, и даже зелёные глаза сверкнули весёлыми бликами.
— Я не собираюсь уходить. По крайней мере, пока. Более того, постараюсь и вас убедить найти другой способ вернуть мне, э-э-э, свободу. Разве иначе распрощаться нельзя?
Наверное, можно. Но мне незачем жить, стало быть, смерть — лучшее и простейшее средство. Правда, если он начнёт мешать... У него-то пальцы послушнее моих!
Боги, что я наделал?! Где мне удалось откопать этого странного демона? Да, моя жизнь так и так попадала в его руки, но ведь не для того, чтобы длиться, длиться и длиться!
— Не злитесь, повелитель. Злоба уродует любые, даже очень красивые лица, а вы ведь не хотите стать уродливым?
Ещё одна капля упала в сосуд моего отчаяния, и выяснилось, что он был вовсе не пуст, а наполнен до краёв.
— Стать? Стать?! Да я уже родился уродом!
Демон недоумённо сдвинул брови:
— Позвольте не согласиться. Насколько могу судить, с вами всё в полном порядке и снаружи, и внутри. Есть, разумеется, кое-какие мелочи, но они вовсе не...
— Не смертельны? Знаю! Но я не могу с ними жить! Теперь — не могу!
— Объяснитесь.
— Да с какой стати я должен перед тобой...
— Открываться? Пожалуй, весомого повода нет. Тогда давайте договоримся: вы рассказываете мне о своём... своих бедах, а я, если пойму, что ничего нельзя изменить, позволю вам самоубиться. Хотя и без удовольствия, — подмигнул он.
Заманчивое предложение. Ну что, решусь в последний раз рассказать о своём уродстве?
— Я — маг.
— Это заметно, — подтвердил демон.
Следовало бы переспросить, что он имел в виду, но мне не хотелось терять ни капли времени:
— Но маг только наполовину.
— Мамину или папину?
Что за дурацкий вопрос?!
— Неважно. Мой дар... ущербен.
— Недостаточно силён?
Да откуда я знаю? Мне не с чем было сравнивать и некогда! Надеюсь, после следующих слов он заткнётся:
— Я не могу видеть нити заклинаний.
— Тогда как же вы творите чары?
— Я почти не творю. Я разбираю. На части.
— Это интересно! — Парень аж подобрался, перестав поигрывать «вдовой». — На части, которые потом...
— Да, можно использовать заново. И я использую, только очень редко, потому что... Почти не умею чаровать.
— Но разбирать чары можете? Каким же образом?
— На ощупь.
Он приподнял брови, опустил. Наклонил голову, всматриваясь в меня внимательнее, чем прежде.
— Именно «на ощупь»?
— Да. Я чувствую чары, как обычные...
— Кружева?
— Вроде того. Нити, тонкие и толстые, гладкие и шероховатые, тёплые и горячие... Я могу расплетать заклинания и сохранять их основу для плетения новых узоров.
— Восхитительно! О чём-то похожем мне говорил...
Осекается и начинает бормотать, не переставая изучать меня взглядом:
— А почему бы и нет? Контур замкнутый, но с хорошо прочищенными каналами, подходящими очень близко к границам, при этом ощущения вполне естественны. Если ввести управление потоками в привычку, можно достаточно легко и просто... И как хорошо вы чувствуете чары? Насколько сложные можете разобрать?
— Любые.
Он хлопает ресницами.
— Уверены?
— Да.
Молчит, видимо, что-то обдумывая. Но недолго.
— Тогда объясните мне, дураку, почему вы считаете себя уродом?
