Теперь Александр взбирался на насыпную обваловку, желая увеличить зону своего влияния. Этот бой был его личным боем, все причины, поводы, экономические и военные, остались там – далеко за зоной его восприятия, сейчас он был боевой машиной, мало отличающейся от носимого с собой электронного напарника. Единственным присущим ему отличием в настоящий момент была возможность самопрограммирования. И эта самозарождающаяся программа выдавала новые цели. Окружающий его противник расплачивался за технологическое отставание своего пехотного оружия. Его безумно дорогая, новейшая, закупленная за лишения собственного народа система противовоздушной обороны оказалась прикрыта с земли морально устаревшим механизмом охранно-постовой службы. Солдаты его, умирающие от суперсовременных пуль, были плохо подготовлены, потому что единственное, чему их хорошо обучили, была уборка мусора в казарме и марширование на плацу, да и эту работу они не слишком любили и выполняли кое-как. Другого нельзя было ожидать, они были призывниками, то есть людьми, впихнутыми в свою родную армию насильно, служащими задарма, их предвоенная подготовка была нулевой, и никто бы не смог их обучить умелому и согласованному пользованию вооружением за короткое время службы. Застигнутые внезапно, они были обречены.

Александр залег на вершине земляной насыпи. Он видел людей внизу, по всей видимости, это были техники, не представляющие для него опасности, – однако они обслуживали железо, способное уничтожать самолеты, а значит, тоже являлись приоритетными целями. Он видел их более чем хорошо, его чувствительные светофильтры даже несколько затенили изображение, так как некоторые военные имели фонари. Александр выстрелил в их сторону разрывной пулей, а затем, переключив боеприпасы, начал обстрел главной кабины управления. В инженерном плане позиция была плохо оснащена, так как в этом месте оборудование разместили недавно, если бы кабины были спрятаны под землю, а кабели скрыты в бетонных нишах, у Александра было бы смехотворно мало шансов нанести свои удары. Постреляв некоторое время, Александр перенес огонь на новых людей, появившихся внизу. Над ним уже свистели пули, более медленные, чем его плазморазгонные, эти ускорялись по старинке – порохом, но они превосходили его калибр. Ему снесло правое накладное «ухо». Если бы не аппаратура подавления шумов, он бы оглох. Александр поспешно отполз вниз, быстрым движением отстегнул и второе, уже не нужное слуховое устройство: врагов в оперативной картинке хватало более чем. Он снова прикинул возможность нанести удар по ранее обнаруженному кабелю, однако посчитал это маловыполнимым, и компьютер был согласен с его оценкой. Александр начал отступление, выходя из смыкающегося кольца атакующих, когда наконец-то получил сигнал – ответ с летающего КП.

– «Матрешка»! Уходите из зоны объекта, к вам идут истребители.

Он приказал компьютеру передать накопленные данные и продолжил отход, периодически останавливаясь для выстрелов, патроны уже кончались, и он стрелял короткими очередями. Вскоре он добрался до ограждения с противоположной от места вторжения стороны. Сердце колотилось бешено, он поспешно отстегивал лишние предметы, облегчая одежду. Он успел перерезать проволоку внутреннего ряда, когда наконец-то включились прожектора. На мгновение он несколько ослеп, но не от действия света – фильтры подавили все дискомфортные проявления, – а именно от перехода шлема на другой диапазон: стекло меняло поляризацию и пропускную способность. Александр продолжал двигаться, а вокруг свистели пули, его наконец-то увидели, но враги сильно распыляли силы, он явно отступал, а значит, не представлял непосредственной угрозы – они же продолжали поиски других нападающих, предполагая, что подверглись массированной атаке.

За вторым рядом ограждений он вновь попал на минное поле, но здесь некоторые заряды были из пластика и давали слабое отражение на радаре, поэтому перегруженный компьютер отсеял эти сигналы как мешающие. Через десяток метров перед Александром выпрыгнуло из земли противопехотное разрывное устройство. Оно бабахнуло на высоте сорока сантиметров, желая отсечь ноги направленной вкруговую струей пламени. Жесткая броня ниже колена выдержала удар, однако мягкая бедренная была гораздо тоньше...

А там, над позицией, уже готовились к исполнению своего предназначения «подарки» с неба, смело скользя по невидимым глазу лазерным струнам. Прожектора приговоренного объекта включились крайне не вовремя, теперь они поспешно гасли, однако и это давало мало преимуществ противовоздушному дивизиону, без фазированного локатора наведения его многочисленные ракетные контейнеры были бессмысленной, сложноинженерной эквилибристикой.

За ним следили. Вот уже вторую неделю он замечал этих маскирующихся в толпе или прикидывающихся любопытными прохожими людей. Первоначально он убеждал себя в ошибочности этих подозрений, но случаи обнаружения за собой «хвостов» и незнакомых типов у подъезда множились. Располагая массой свободного времени (двадцать четыре часа в сутки), он без всякого калькулятора сделал прикидку. Только визуальная слежка, предположительное прослушивание телефона и, опять же, гипотетический обыск в квартире должны поглотить массу денег на оплату агентов. Данная сумма многократно превышала его годичное пособие и, видимо, допуская продолжение детектива, вскоре превысит стоимость самой дорогой личной недвижимости – квартиры. Что их еще могло интересовать? Трансплантация органов? Вдвойне смешно. Для этого необходимы здоровые, молодые сердца и почки. А его перемолотые словно в мясорубке ноги, исколотое уколами туловище, кожа, похожая на шахматную доску от вкраплений искусственных участков – очень нетривиальное вместилище отравленной лекарствами печени... Нет, с этой стороны опасность не грозила. Но ведь опасность была?

Он начал с усилием, даже с чрезмерной энергией, вращать руками колеса своей инвалидной коляски. Можно было простым нажатием кнопки включить электрический моторчик под сиденьем, но хотелось дать выход эмоциональному напряжению.

Даже с рационалистической точки зрения, отслеживать его было не нужно. При всем желании он не мог слишком удалиться от места жительства, как истребитель при полупустых заправочных баках от аэродрома. Его маршруты по окружающим кварталам, как гармонические колебания, повторяли сами себя: пара продовольственных магазинов, журнальный киоск, бульвар. Но это, последнее, только в хорошую погоду. Иногда на простые колебания накладывались менее периодические, растянутые во времени всплески: поездки в мэрию или внезапные кружения по другим улицам, отголоски какой-то древней реликтовой жажды путешествовать. Когда-то, в самом начале новой жизни, он старался стать незаметным, при необходимости куда-то попасть он норовил делать это быстрее, не глядя по сторонам. Там, из окружения, бросались быстрые, смущающиеся своей полноценности взгляды, любопытные, долгие осмотры детей, женские руки, дергающие их в попытках ускорить шаги, кисти, внезапно опускающиеся в карманы за мелочью и замирающие на полпути. Раньше он в основном и видел только эти руки или множество двигающихся ног. Чтобы увидеть лица, необходимо было бы поднимать голову. Он боялся это сделать, опасаясь встретить глаза, да и не наловчился еще ловко передвигаться на колесах.

Может, ему хотят за что-нибудь отомстить? Ну, допустим, за Судан? Но он был всего лишь пешкой в игре, и, хотя это была тайная операция, все проводилось под флагом Объединенных Наций. Значит, причины слежки неизвестны. Если позвонить в полицию, они, конечно, приедут, пройдутся туда-сюда, с видом оторванных от важного дела чиновников, порекомендуют звонить по малейшему поводу, а распрощавшись, по дороге назад будут говорить об истерическом придурке, у которого физическая травма перешла в умственную.

Он остановился у киоска, взял «Известия» и оставленное для него «Военное обозрение», но в тень бульвара он не поехал, а, развернувшись, двинулся домой. Закрыв за собой входную дверь, он почувствовал, что они уже здесь. Отступать было некуда.