Как ни держался Юг, он в конце концов надорвался. У любого упорства есть свои пределы. Ближе к концу войны стало шириться дезертирство. В штате Виргиния оно достигло таких масштабов, что там даже создали Ассоциацию дезертиров.

К тому времени на Юге вовсю действовали негритянские партизанские отряды – сплошь и рядом снабжавшиеся и вооружавшиеся северными агентами (одним из которых стала Гарриет Табмен). Как легко догадаться, связываться с частями регулярной армии их не тянуло – а вот «оттягиваться» на плантациях в глуши, где к тому же не осталось мужчин, было занятием гораздо более безопасным. Южная газета писала: «Трудно найти слова, чтобы описать дикие и ужасные последствия рейдов негров на этом скрытом театре войны». Можно себе представить…

В штате Флорида появились даже отряды, где совместно с черными партизанами действовали белые дезертиры, – по сохранившимся воспоминаниям, они не только захватывали плантации, но порой угрожали целым городам. И тем не менее процент дезертирства на Юге никогда не был таким высоким, как на Севере, где он, согласно подсчетам К. Маля, составил десять процентов… Причем дезертирство на Севере процветало с первых дней войны, а на Юге стало представлять проблему только в 1865 г., буквально в самом конце.

Битва под Геттисбергом стала поворотным пунктом войны. Юг головы не опускал и знамен не сворачивал – через год после Геттисберга, в июле 1864-го, южане едва не взяли Вашингтон. Генерал Конфедерации Эрли с двадцатитысячной армией через горные перевалы подошел с той стороны, откуда его никто не ждал, и добрался до места, откуда мог невооруженным глазом видеть купол Конгресса. Военные моряки, не уведомляя Линкольна, приготовили для него специальный пароход на случай бегства. Однако северяне отбросили противника – Юг выдохся… Это было ясно почти всем. Никакое полководческое искусство не могло заменить гигантское превосходство Севера в людях, оружии, боеприпасах, еде, обмундировании, технике…

Воодушевленные северные «бешеные» оживились. Их главарь Тадеуш Стивенс, с которым мы уже встречались ранее и встретимся еще не раз, неистовствовал, организовав кампанию под лозунгом «Никакой пощады южанам!» Призывами расстрелять или повесить без суда и следствия все руководство южан он не ограничивался: кровожадный старикан требовал самых массовых, широчайших репрессий, чуть ли не поголовных казней всех солдат южной армии. Кабинетные интеллигенты обычно и бывают самыми кровожадными, поскольку видят в человеке не человека, а, как выражался махновец из «Хождения по мукам», всего-навсего «классовый факт»…

В 1864 г., как и положено по Конституции, состоялись очередные президентские выборы – которые Линкольн во второй раз выиграл. Теперь он тем более не мог называться «президентом Соединенных Штатов» – поскольку Юг, в прошлый раз лишь не включивший Линкольна в избирательные бюллетени, но в выборах все же участвовавший, на сей раз, естественно, проигнорировал выборы…

Без махинаций и тут не обошлось. Линкольн собирался внести в Конституцию поправку о полном и окончательном запрете рабства – для чего ему требовалось набрать три четверти голосов представителей всех штатов. Была опасность, что этого сделать не удастся. Тогда в пожарном порядке, с многочисленными нарушениями в Союз приняли в качестве полноправного штата территорию Невада – чтобы ее представители обеспечили нужное число голосов. Чтобы протащить это решение через Конгресс, люди Линкольна попросту подкупили несколько конгрессменов, предоставив им высокооплачиваемые должности на госслужбе, которых они жаждали…

Это была не единственная махинация из множества – но о них рассказывать долго, да и не стоит отклоняться от темы. Интересующихся отсылаю к книге Сэндберга, при всей его любви к Линкольну изображавшему тогдашнюю политику такой, какой она и была…

Оппозиция скучать президенту не давала. Вот перечень эпитетов, которыми Линкольна награждала ее пресса (не имевшая никакого отношения к Югу): обезьяна, горилла, глупец, грязный анекдотчик, деспот, лгун, вор, бахвал, фигляр, узурпатор, монстр, черепаха, невежда, старый подлец, клятвопреступник, грабитель, мошенник, тиран, демон, мясник, континентальный пират… (156). Накал страстей был такой, что лично мне порой решительно непонятно, как Линкольн, изрядно потерявший прежнюю популярность, смог выиграть выборы 64-го года. А впрочем, денежные мешки от него не отступались, в этом, видимо, и разгадка. Уж им-то было за что благодарить «старину Эйби»…

В том же году, в ноябре, наконец-то раскачались люди из секретной службы: теперь к президенту были приставлены четверо полицейских «во время его хождений в военное министерство, при посещении спектаклей и для обхода коридора, прилегающего к его спальне». Запомните эту дату и эту формулировку, она нам еще вспомнится…

Незадолго до этого, в августе, произошло второе покушение на президента. Как и в прошлый раз, Линкольн посреди ночи отправился на верховую прогулку в полном одиночестве – и вскоре прискакал без шляпы, рассказав охраннику Николсу, что кто-то в него выстрелил у подножия ближайшей горы. Николс с напарником взяли фонари и отправились туда. Очень быстро нашли пробитый пулей цилиндр президента. Если первый случай еще можно было списать на неосторожного охотника, то теперь сомнений не было: случилось самое настоящее покушение. Однако Линкольн по каким-то своим соображениям уговорил обоих охранников сохранить все это в тайне.

Война продолжалась. Теперь самое время рассказать о кое-каких известных фигурах, которые пока были обрисованы скупо. И о тех методах, которые пустили в ход северяне еще до того, как наметился полный и окончательный перелом в их пользу.

Итак, жили-были два генерала, Улисс Грант и Уильям Шерман. Один из них задолго до войны прославился как горький пьяница, другого недоброжелатели считали сумасшедшим или, по крайней мере, человеком со странностями…

Друг друга они обожали (без малейшего гомосексуального подтекста, чего не было, того не было). Шерман говаривал: «Генерал Грант – это великий генерал. Я его хорошо знаю. Он защищал меня, когда я был сумасшедшим, а я защищал его, когда он был пьян».

Весной 1864 г. Линкольн назначил Гранта главнокомандующим – и Конгресс авансом присвоил Гранту специально для такого случая изобретенный титул: «Главный Генерал Армии США». Напоминаю: и в те времена Грант оставался рабовладельцем, в противоположность южному командующему Ли, который своих невольников давным-давно отпустил на волю…

Грант тут же вспомнил о старом приятеле Шермане и быстро его продвинул. И так уж получилось, что именно эта парочка переломила ход войны. Вовсе не оттого, что оба блистали какими-то особенными полководческими талантами. Просто-напросто оба были субъектами наподобие голливудского Терминатора: решительные, жестокие (какой-то нечеловеческой жестокостью нерассуждающего робота), целеустремленные, упрямые, упорные… Если их с кем-то и сравнивать в отечественной военной истории, так это, разумеется, с маршалом Жуковым: подобно Жукову, Грант с Шерманом были решительно не способны проявить себя искусными военачальниками, но не боялись лить кровушку направо и налево, неважно, вражескую или своих солдат.

Американский историк Лэннинг писал о Гранте: «Не будь этого полководца, США вполне могли бы остаться разделенными на два государства, так никогда и не достигнув уровня сверхдержавы». Скорее всего, он прав – вот только слово «полководец» употреблено совершенно не к месту: тут следует подыскать какое-то другое определение…

Война продолжалась. Северные генералы откровенно чудили. Батлер, «мясник Нового Орлеана», в конце концов за неимением настоящего противника принялся воевать с… южными дамами. Причем всерьез. Дело в том, что гордые южанки во врага, захватившего город, не стреляли и бомб не подкладывали, но вовсю использовали другое женское оружие: горящий презрением взгляд. Демонстративно отворачивались от бравых победителей, в упор их не видели, переходили на другую сторону улицы, завидев идущего навстречу «синепузого». Победителей это ужасно злило – тем более что участились случаи, когда на гордо шествующего по тротуару «синепузого» якобы по нечаянности женщина выплескивала содержимое ночного горшка.