Братьями же поляки считают венгров, хотя те даже не славяне. Пусть они не могут похвастаться ни схожим языком, ни общей границей, но может быть, именно благодаря этому поляки считают венгров духовными братьями, разделяющими их устремления, настроения и любовь к крепким напиткам.

Великие политики — от Наполеона до Черчилля — видели в поляках сумасбродных романтиков. Поэтому определение: «горячие головы, которыми легко управлять» — оправдывает себя слишком часто.

Американский президент Картер однажды заявил, что желает поляков всем сердцем, но поскольку он вряд ли страдал манией сексуального величия, то тут уж все вопросы к его переводчику. А вот английский писатель Квентин Крисп заявил, что поляки — это «не нация, а умопомешательство».

До войны поляков считали жителями Центральной Европы. После войны их называли «восточноевропейцами». А после падения Берлинской стены и возвращения независимости странам Балтии Польша, не сдвинувшись ни на дюйм, снова стала центральноевропейской страной.

Поэтому не стоит удивляться, что многие народы даже не представляют, где находится Польша. Одни путают ее с Голландией. Другие воображают, что на ее просторах никогда не тает снег, по-видимому, принимая ее за Северный полюс.

Польский характер ковался в горниле геополитики. Поляки, заслужившие репутацию лихих рубак, на самом деле — скаредные защитники собственной территории. Будь у них такая возможность, они предпочли бы воздержаться от войн. Даже в краткий период экспансии в пятнадцатом столетии Польша, объединившись с Литвой для обороны от тевтонских рыцарей (иначе говоря, пруссаков), покорила чужую территорию путем заключения договоров, а не в сражении.

Ксенофобия поляков — защитный механизм: они не выжили бы, если бы не лелеяли с неистовой одержимостью свой язык, культуру и традиции, вполне пригодные для распространения «в подполье».

Польские границы настолько гибки и изменчивы, что ходит слух, будто учителям географии приплачивают за дополнительные часы, потраченные ими на изучение вопроса, сколько же все-таки стран граничит с Польшей в данный момент и сколько рек находится на ее территории и за ее пределами.

Этим же легко объясняется факт, почему за рубежами Польши поляков больше, чем в ее пределах. Многих попросту забыли и бросили, передвигая границы; к примеру, одна старушка, услыхав, что ее родина теперь в России, а не в Польше, сказала: «Слава Богу! Еще одну лютую польскую зиму я просто не переживу».

Часть поляков стала туристами поневоле, выиграв путевку в тур по излюбленному маршруту «В Сибирь теплушкой». Других смыли за борт вздымающиеся волны мятежей и войн и выбросили на чужие берега где попало. Например, поляки во Франции — реликты восстаний девятнадцатого столетия, а в Британии поляки застряли после Второй мировой войны, дав начало и бэлхемским, и манчестерским полякам.

Теперь, когда Советского Союза больше нет, поляков можно встретить на всех его бывших территориях, вплоть до Казахстана, и уж конечно в бывших польских городах, вроде Львова на Украине или Вильнюса в Литве. Некоторые стали экономическими эмигрантами и вслед за представителями многих других наций рванули без оглядки на поклон к статуе Свободы. В наши дни на втором месте после Варшавы по плотности поляков на квадратный километр стоит Чикаго.

Путешествуя по планете, натыкаешься на поляка буквально на каждом шагу. Это, несомненно, означает, что нынешние граждане Польши — неисправимые путешественники, но они не совершают шоп-туры, а навещают родственников. В то же время дети и внуки изгнанников со всего света стаями слетаются на историческую родину в роли советников или предпринимателей, ликуя от того, что все воскресные часы, потраченные на изучение польского языка, наконец-то окупятся сторицей.

Это также свидетельствует о том, что основными чертами польского национального характера является приспособляемость, дар импровизации и способность выжать максимум из имеющегося под рукой. Добрый польский повар способен сварить суп даже из ржавого гвоздя. Старинные польские поваренные книги приводят целый арсенал рецептов, где знакомые советы типа: «Возьмите дюжину яиц…» — бок о бок соседствуют с такими уловками, как: «Чем воспользоваться, если у вас нет…». Вот например: «Миндальный пирог. Если у вас нет миндаля, используйте молотую фасоль и ароматизатор с миндальным запахом».

Региональные различия зачастую определяются историческими поворотами в XpII-XIX веках и, как следствие, особыми чертами национального характера обитателей того или иного региона. Поэтому Познань, которой некогда правили пруссаки, считается родиной законопослушных трудолюбивых людей, фанатически опрятных и чрезвычайно педантичных, имеющих возмутительную черту всегда и везде поспевать вовремя. Краков и его окрестности полны докучливых бюрократов, как две капли воды напоминающих своих прежних австрийских хозяев. А в Варшаве и прилегающих областях хватает расхлябанных разгильдяев — правду говоря, в точности как и среди русских.

Из региональных меньшинств самой пылкой любовью всей нации пользуются гурали (горцы), обитатели Татр — они же служат излюбленными персонажами анекдотов про неотесанную деревенщину. Один из анекдотов рассказывает, как однажды гураль застал возле туристской палатки горожанку за утренней зарядкой. Она отжималась в упоре лежа, и изумленный гураль воскликнул: «Надо же! Оказывается, бывает ветер такой силы, что способен выдуть мужчину из-под женщины!»

Поляк настроен либо позитивно, либо негативно. Он либо работает, либо играет. Он совершенно не умеет играть в работу, хотя эта игра во многих западноевропейских конторах сходит за трудолюбие.

Он либо искрится жизнелюбием, либо впадает в ступор; или любит, или ненавидит. Именно безоглядная преданность поляков тому занятию, которым они заняты в данный момент, принесла им репутацию деятельных людей. Как написал для одной из песенок польский поэт Мариан Хемар: «Вот если бы поляки систематично и экономично делали все то, что делают спонтанно, то им бы просто не было цены!»

Поляки — великие коллективисты. Они считают, что моральный долг повелевает громогласно высказывать во всеуслышание не только одобрение, но и порицание.

Так, если вы в общественном учреждении схлестнулись с бюрократом (чего вам не миновать, поскольку в Польше бюрократизм — норма жизни), вся очередь хором поддержит вас. Если вы замешкались у прилавка, то рискуете услышать комментарии по поводу вашей глупости, недомыслия, аморальности, безвкусия и так далее от людей, стоящих позади вас. Продавец или чиновник присоединится к общей дискуссии и выступит или на вашей стороне, или на стороне очереди — в зависимости от собственного настроения.

Любая ваша оплошность, любая нелепая случайность, произошедшая на глазах у публики, станет развлечением для общественности, которая в ту же минуту соберется вокруг. Эксгибиционисты, эта страна прямо-таки создана для вас!

Толстыми шторами поляки украшают окна тоже не без причины — так они пытаются добиться некой иллюзии уединения. Но эти усилия тщетны. Против вторжения нет никакой защиты. Во время долгих зимних вечеров нужно же чем-то занять себя, так что вы тоже можете спасовать и присоединиться к кругу сплетников. Это единственный шанс, позволяющий вам изложить правильную версию событий в ответ на самые безумные домыслы по поводу вашей невинной жизни.

Там же для вас всегда найдется жилетка, в которую можно поплакаться всласть, не вдаваясь в разъяснения и подробности — ведь люди заранее знают, из-за чего вы плачете.

Все поляки, или уж во всяком случае большинство, наделены врожденным чувством стиля. Даже когда средств кот наплакал, а то и вовсе шаром покати, поляки умудряются выглядеть стильно. Особенно это бросалось в глаза в 60-х годах, когда в варшавских магазинах прилавки ломились от затрапезных ширпотребовских одеяний, а на улицах шел парад мод, перед которым блекло великолепие авангардной лондонской Карнаби-стрит или парижского Монмартра. Не хватало только этикеток, потому что все вещи шились дома, на швейных машинах с ножным приводом.