Как ей ни хотелось задержаться и провести хотя бы пару лун, проникаясь странным, диковатым и печальным очарованием этого далекого храма, выстроенного из красивого бежевого сланца, с его девятнадцатью монахинями и могучими молчаливыми степняками, охраняющими их, Ицхаль Тумгор торопила ее, и Элира не посмела ослушаться. Судя по тому, как долго искала Верховная Жрица это что-то или кого-то, оно представляет исключительную важность. Поэтому, подробно расспросив настоятельницу насчет путей в земли племени косхов и получив от нее твердый четырехугольник из дубленой кожи с вытисненными на нем красными знаками – нечто вроде пропуска для монахов на землях нейтральных и дружественных племен, Элира снова пустилась в путь. Несмотря на то, что она, как истинная ургашка, презрительно относилась к жителям равнин, считая их изнеженными, свое мнение ей пришлось быстро пересмотреть. Зимняя степь ничем не отличалась от высокогорных плоскогорий Ургаха – тот же пронизывающий ветер, и холод, и отсутствие всякого укрытия.

Монастырь стоял на землях койцагов. Ей предстояло пересечь их и земли уваров, следуя на северо-восток, выйти туда, где встречаются границы пяти племен, – эту долину настоятельница ей описала особо, и войти на земли косхов чуть западнее их границы с кхонгами.

Все эти новые названия на чужих языках, звуки чужой речи, чужое небо над головой – все тревожило ее. Может быть, потому и сновидения выходили рваными и мутными, как старая тряпка?

Ее спутники, напротив, казались безмятежными и выносливыми, как местные мохноногие лошадки. Их бритые затылки и уши всегда блестели, натертые ячьим жиром, их коричневые одежды, как оказалось, могут превращаться и в плащ, и в палатку, их обмотанные кожаными ремнями ноги неутомимо месили снег. Ночью они разжигали костерок: так, как его разжигают в степи, пряча огонь под специально сложенным укрытием, – и не так видно, и от ветра защищает. Элира куталась в меха, хмурилась, уходила. Оба послушника, не обращая на ее раздражение никакого внимания, принимались играть между собой в странную игру: кто кого успеет схватить на выставленные растопыренные пальцы. Игра казалась Элире очень глупой, но скорость, с какой они это делали, впечатляла.

Пару раз попадались люди. Поселениями эти группки войлочных юрт назвать было трудно – просто торчат в степи у какой-нибудь сопки или реденькой колки пять-шесть кибиток, да пасутся с десяток тощих коней.

Завидев их, все приходило в движение, далекие фигурки начинали суматошно метаться – видимо, обитатели степей в любой момент были готовы к нападению. Но и путникам было не с руки останавливаться. Припасы были у них с собой, языка они не знали, а потому насладиться гостеприимством степняков не хотели и не могли.

Потом они наткнулись на вооруженных людей, и Элира поняла, что такое страх. Вначале на горизонте возникли черные точки. Монахи забеспокоились, закружили вокруг нее, переговариваясь между собой на каком-то малопонятном ей горном наречии, где звуки лились с немыслимой скоростью. Потом один из них схватил ее коня под уздцы и они остановились: один чуть впереди, другой чуть сзади, прикрывая ее крупами лошадей и своими телами. Так Элира поняла, что на этот раз им угрожает опасность. Точки на горизонте увеличились, превратившись в фигурки всадников. Беспомощно ждать, как надвигается неведомая опасность, – вот природа страха, поняла Элира, пересчитывая фигурки. Всадников оказалось около трех десятков. Теперь уже можно было различить их: плоские, темные, обветренные лица степняков, головы прикрыты рыжими лисьими и сурочьими шапками со свисающими по обе стороны щек пушистыми хвостами, поверх засаленных халатов распахнутые овчинные тулупы мехом вовнутрь. На поясах – мечи вовсе не игрушечного вида в простых кожаных ножнах, за спиной у каждого лук и полный колчан стрел. К седлам приторочены круглые кожаные щиты и волосяные арканы, у некоторых – еще и палицы, окованные железом. В общем, эти люди – явно воины, а не мирные охотники. Приблизившись, они быстро и молча взяли их в кольцо. Озираясь, Элира видела хмурые темные лица, непроницаемые глаза. Чувствовала крепкий, едкий, звериный запах, окружавший их.

Она высоко подняла данный ей пропуск.

– Тамга! Тамга! – закричали степняки, и еще что-то на своем языке, она не поняла. Круг разорвался, вперед выехал крупный мужчина на рыжем коне. Элира не сразу поняла, что он правит конем без седла – его могучие ляжки в кожаных штанах обнимали бока коня, направляя его без всякого движения рук.

– Цахо. – Он приложил руку к груди, видимо, представляясь. – Увар тойамыыг.

Элира поняла, что ее приветствуют, и улыбнулась. Воины опять закричали. Вождь бесцеремонно взял поводья ее лошади и потянул за собой. Монахи было насупились, но решили не связываться. «Тоже мне, защитники», – мысленно фыркнула Элира, но выбора у нее не было, и она послушно потрусила рядом, улыбаясь всякий раз, когда вождь оборачивался. Это требовало от нее некоторых усилий, так как, когда он в ответ улыбался ей, становилось видно, что у него не хватает верхних резцов. Конечно, каждый житель степи знал, что это является обязательным атрибутом Обряда Посвящения у уваров, но ей-то откуда было об этом знать? Ей его улыбка казалась по меньшей мере жутковатой.

Ехали довольно долго – или ей показалось? Красное, мутное, словно бычий глаз, солнце уже коснулось края земли, когда они обогнули довольно-таки высокую сопку, и с ее подветренной стороны стали видны огоньки. В сухом морозном воздухе запахло дымом и прогорклым жиром, зашлись псы, учуяв возвращающихся людей. В предчувствии близости дома, всадники пошли широкой рысью, взметая из-под копыт веера колючего снега, и Элира в очередной раз поразилась тому, насколько ладно, легко и грациозно держатся в седле эти варвары.

Признаться, она тоже почувствовала это ноющее чувство близости человеческого жилья, мысль о мягкой постели и тепле стиснула горло. Послушницы школы Гарда закаляли тело бессонными ночами в неотапливаемых кельях, подолгу жили в пустынных, заброшенных монастырях, так что ее никак нельзя было назвать неженкой. Но путешествие по Великой степи зимой было настоящим испытанием на прочность.

У вождя оказалось две жены, и одна из них была с земель койцагов, язык которых Элира хоть как-то выучила, когда останавливалась в монастыре. Обнаружив это, вождь обрадовался, по-детски захлопав в ладоши, и Элира поразилась такому простодушию в крупном взрослом мужчине, который, как ей подсказывали все ее инстинкты, мог быть совершенно безжалостным убийцей.

Она, отбросив всякую брезгливость, с наслаждением приняла вырезанную из дерева чашку с крепким горячим бульоном, в котором плавали куски вареного мяса. Ложки не полагалось, и Элира после некоторого замешательства последовала примеру остальных, которые вылавливали из бульона куски прямо пальцами.

– Ургаши? Ургаши? – настойчиво спрашивал ее вождь, когда она сняла шапку и стали видны ее светлые волосы и эмблема школы Гарда – круглый серебряный диск с маской Итум Те: духа с высоким переносьем, зажмуренными глазами и загадочной улыбкой. Получив утвердительный кивок, вождь что-то взволнованно заговорил.

– Цахо спрашивать… Каваджмугли… кто? – Элира с трудом продралась сквозь слова незнакомого языка, и когда поняла их, на ее лице отразилось изумление.

– Каваджмугли – вождь. Умер. – Она надеялась, что правильно произнесла слова. По крайней мере вождь заинтересованно наклонился к ней и его жена опять начала переводить. Элира поняла не все. И в этот момент остро пожалела, что не выучила язык лучше. Потому что того, что она поняла, хватило, чтобы она стала дышать реже, унимая охватившее ее возбуждение.

– Ребенок… Каваджмугли? Здесь? Недавно? – боясь ошибиться, она переспросила.

– Ребенки. – Вождь нагнулся к ней и выговорил слово по-койцагски, старательно шевеля широкими губами: – Два. Делать война, они. Так.

Элире отчаянно хотелось спросить, сколько им лет, но она не знала как. Конечно, как и все ургаши, она знала страшную легенду о Ночи Наложниц, хоть и была тогда слишком мала, чтобы помнить ее.