Она подошла к бару, потянулась за бренди, но передумала и налила себе большую рюмку джина. Разрушителя материнства. Она уже поднесла его к губам - и опять передумала. От джина она просто опьянеет, заработает тяжелое похмелье. Как всегда.

Белла села в кресло, еще немного подумала о своих невзгодах и через несколько минут… забыла о них. Вот в чем беда. Хотя в жизни больше черного, чем белого, она не способна долго сосредоточиваться на черной стороне. А может, она не до конца понимает Рейкса? Может, он пока нарочно не выказывает истинных чувств, кроме как в постели? Но разве этого мало? Сгорая от страсти, он шептал ей на ухо что-либо ласковое или грубое, но все равно ей нравилось… Она замечталась… У него есть дом, куда он собирается переехать. Почему же ей не поехать вместе с ним, вместе с их ребенком? Все будет в порядке. Она полюбит деревню. Ведь Белла со вкусом одевается и не ведет себя как шлюха, черт возьми! Она привыкнет, подчинится любым его прихотям. Добрая мать, хорошая хозяйка, по воскресеньям - в церковь. Научится играть в бридж, ездить на лошади (Боже, только не это!), быть нежной женой. Да, и женой, помимо всего прочего. Если он женится на другой, та всю жизнь не узнает правды о нем. Но вдруг нагрянет беда? Нечестно, если беда выпадет на долю другой женщины, которая обнаружит, что ее муж совсем не такой, каким представлялся, это разобьет ее сердце. А Белле - ей все равно. Они разделят опасность поровну и станут, если злая судьба приведет полицию, защищаться вместе. Неужели он не понимает этого? Должен понять. В тот самый день, когда она пришла к нему с запиской от Сарлинга, судьба соединила их, уготовила друг другу и на горе, и на радость. И конечно, со временем он это поймет. Обязательно.

Белла успокоилась, встала и налила бренди. «Ты слишком угрюма, Белла. Всегда заглядываешь в темные углы жизни». Она сделала глоток, безмолвно подняв тост за себя, за долгую жизнь и счастье с любимым человеком. Но, отвернувшись от бара, она как будто перешла из тепла в холод и почти физически ощутила, как разрушаются ее воздушные замки.

Рейксу осталось ждать почти месяц. Если ничего не изменится, не стоит возвращаться в Лондон раньше, чем за неделю до отплытия «КЕ-2».

Им полностью овладела деревня, мысли о предстоящем исчезли без следа. План был подготовлен, продуман и ждал выполнения. Не стоило больше думать о нем.

Рейкс опять окунулся в славную, знакомую жизнь, которой скоро заживет снова и до конца своих дней. Он рыбачил в Тау, Торридже и Тамаре. Однажды в прохладный ясный день поймал трех лососей. Самый крупный весил шестнадцать фунтов, морская слизь еще не успела сойти с его чешуи.

Весна входила в силу. В береговых кустах звенела лазоревка. Зимородки, как пестрые метеоры, носились среди ветвей с лопающимися зелеными почками, трясогузки кланялись и гонялись друг за дружкой по речным камушкам. Однажды вечером, стоя на берегу пруда, Рейкс заметил, как совсем рядом проплыла норка, похожая на шустрого тюленчика. Как-то тропинку перебежала выдра. Она остановилась, понюхала воздух, повернув мордочку к Рейксу, и не спеша двинулась к зарослям рододендрона.

Рейкс понемногу оттаял, обедал с друзьями, старался устроить так, чтобы вокруг него кипела жизнь, черпал из нее силы и утешение. Мери вернулась, но он видел ее только раз в доме у товарища. Они мило побеседовали, но было ясно, что между ними все кончено. Он был благодарен ей за то, что она сделала для них обоих, за то, что сняла с него тяжелую миссию.

Альвертон уже отремонтировали, но Рейкс понимал, что не только не введет туда женщину, но и не переедет сам, пока с «КЕ-2» не будет покончено.

Иногда по вечерам, когда уходила миссис Гамильтон, звонила Белла. Обычно она медлила класть трубку, и он позволял ей болтать сколько вздумается.

В середине апреля она сказала:

– Тебя хочет видеть Бернерс. Что передать ему, Энди? Когда ты приедешь?

– Послезавтра. Скажи, что мы встретимся в клубе.

– А ко мне заедешь?

– Конечно. И пообедаем в ресторане.

Рейкс приехал ранним поездом и встретил Бернеса за завтраком. К его удивлению, в клуб пришел и Бенсон. Рейкс узнал, что вертолет испытан, все в порядке, машина не подведет.

– Сегодня мы с Манделем уезжаем из Англии, - сказал Бенсон, - Бернерс приедет во Францию за два дня до отплытия. Если понадобится связаться с нами, пользуйтесь номером Эпплгейта. Для страховки мы проверили двух-трех маклеров, связанных с золотом в Сити. Выяснилось, что на судно погрузят больше тонны слитков. Прогноз погоды вы получите в Гавре. Мы узнаем погоду в районе Бреста, и Бернерс позвонит Белле прямо на корабль. Будет травить баланду, и тогда Белла спросит, как здоровье тети. Если Бернерс ответит, что все по-прежнему, - порядок, а если скажет, что ей стало гораздо хуже, значит, операция откладывается. Если погода испортится около полуночи, вертолет не прилетит, и вы, разумеется, не должны ничего предпринимать.

– И останусь на корабле без билета.

– Это не так уж серьезно, - пожал плечами Бенсон. - Скажете, что не в силах расстаться с мисс Виккерс, и предложите заплатить за билет.

После завтрака Рейкс отправился на Маунт-стрит. По пути заглянул в цветочную лавку и вошел в дом с букетом красных гвоздик.

Это было выше ее сил. Он впервые подарил ей цветы, и когда после объятий и поцелуев она взяла их в руки, то не могла избавиться от сладкой мысли: «Разлука доказала, как много я для него значу. Он соскучился и хотел об этом сказать, но не словами, а букетом цветов». Она знала, это розовые мечты, не больше, но наполовину верила в них и потому совсем расклеилась.

Белла пошла на кухню, опустила цветы в вазу с водой, вернулась и поставила их на стол. Она стояла рядом с цветами и улыбалась ему, и слова, которые ей не хотелось говорить, как-то сами собой выплыли наружу.

– Они прекрасны, Энди… Словно… словно кто-то сказал тебе обо всем… Да, знаешь, этого… этого хотели мы оба. Ты выразил это цветами.

Рейкс отнес портфель в спальню.

– У моего отца в беседке были гвоздики. Растил он их, растил, а потом здорово поругался из-за них с садовником. Бог знает почему. Они всегда ссорились из-за растений. И после гвоздик в саду не было.

Белла поняла, что он не уловил в ее словах намека. Мгновение она колебалась: открыться или промолчать? По, черт возьми, должен же он знать! Это нужно и ему, и ей. Хорошо, пусть для нее это важнее. А вдруг это - единственное, чего не хватало ему, чтобы понять, как он ее любит?

– Энди…

– Да. - Он повернулся к ней.

– Я изменилась?

– Изменилась?

Рейкс привык к ней и не видел никаких перемен. Даже с другой прической и в новом платье она оставалась той же женщиной, которой полагалось быть здесь, потому что пока все так задумано… Белла с распущенными каштановыми волосами, удлиненным лицом актрисы, не красавица, но и не дурнушка… длинноногая, с полной грудью и бедрами, узкой талией; такая знакомая и желанная в постели и в то же время своими «я думаю», «ну да, но» заставлявшая его скрипеть зубами от гнева.

– Ты прекрасно выглядишь, - галантно заметил он.

Белла обрадованно подхватила:

– Может быть и так. Ты ведь оглядел меня с головы до пят. Нужно было слушать, что я сказала, Энди. Я сказала мы, Энди, мы рады получать подарки от тебя… О Боже, неужели тебе все надо разжевать? У меня будет ребенок. Твой ребенок.

Рейкс ничего не отвечал, просто смотрел на нее. Он даже не удивился. Но не потому, что между делом он иногда об этом задумывался. Совсем наоборот, Рейксу такие мысли никогда в голову не приходили. Просто в этот миг он понял: так и должно быть, снова та же ирония судьбы, которая началась с красной точки в каталоге. Его свобода и безопасность должны шататься и трястись, угрожая развалиться, они держатся только на его непреклонной воле. Уже не один год он трудился ради свободы, почти достиг желанного. А теперь у этой женщины будет его ребенок. Рейкс стоял, но думал не о ней, а о Мери. Мери должна быть матерью его детей, а не эта безродная кляча. Боже, самое для него желанное носит в себе она, отродье без семьи, опозоренное собственным отчимом. (О, да, однажды ночью она выложила ему о себе все!) Ее лапали дружки в общих квартирах, с нею в клоповниках спал какой-то продавец-извращенец; ею, как горничной, что помимо воли отдается хозяину на чердаке, пользовался Сарлинг… да и он, Рейкс, тоже. Пользовался, но вовсе не для того, чтобы посеять в ней свое семя. Только не в ней. Он увидел, как задрожали ее губы, почувствовал ее глупую нерешительность… гадает, не сердится ли он… все ли в порядке… Он точно знал, что она скажет. И не ошибся.