Услыхав позади себя сдавленный стон, Ларна обернулась и увидела обеих рабынь, вцепившихся друг в друга и тихо плачущих. Взгляды их, наполненные ужасом и жалостью, были устремлены на стонущую Орихат. Нарин тоже заметила, куда они смотрят, и весело рассмеялась, закрывая за собой дверь. Затем подошла к рабыням, вздрогнувшим при ее приближении, и отстегнула им поводки от ошейников.
– Садитесь куда-нибудь, девочки, – столь же весело сказала она. – Вон на столе вино, выпейте и успокойтесь. Никто вас мучить не собирается. Больше никто и никогда!
Дрожащие девушки ей, конечно же, не поверили, но не осмелились ослушаться приказа и рыбками скользнули к столу, не задев никого по дороге. Они уселись на одну табуретку, крепко прижались друг к другу и принялись синхронно дрожать. Это выглядело настолько смешно, что обе подруги расхохотались. Даже Орихат заинтересовалась, а что это там такое происходит, и приоткрыла один глаз. Поняв, что дверь закрыта, девушка со вздохом облегчения встала и осмотрелась вокруг. Увидев сидевших у стола рабынь, она взвизгнула «Ой, девочки!» и полезла к ним обниматься. Потрясенные девушки только молча открывали и закрывали рты. Наконец, Сириин сумела выдавить из себя вопрос:
– Как ты встала?.. Ты же вся в крови…
– А, это? – засмеялась Орихат и стерла рукой краску и засохшую кровь с лица. – Это же все маскировка, со мной все в порядке. Вы-то как тут оказались? Ладно, потом.
Она повернулась к Ларне и сказала:
– Сестра, тут, пока вас не было, хозяйка заходила, поохала вокруг меня, а я сделала вид, что не слышу ее и, вообще, стонала, как могла. Едва дождалась, пока ее Серый Убийца унес, а то все затекло…
В дверь тут же постучали. Орихат испуганно пискнула и тут же бросилась обратно к своей подстилке, рухнув на нее в той же неестественной позе, и вновь принялась глухо стонать. В комнату зашла тетушка Мизвах, улыбаясь так радостно, как будто бы видела самых родных ей людей. Правда, при виде стонущей, полузамученной рабыни ее губы неодобрительно поджались, но хозяйка быстро взяла себя в руки и опять заулыбалась. Она повернулась к Ларне с Нарин и сказала им:
– Хочу вас обрадовать, уважаемые. Уже завтра на Колхрию уходит большой торговый корабль – «Волна грез». Судно заходит в несколько портов по дороге, но конечный – Колгарен, как вы и хотели. Я говорила с капитаном, и он готов предоставить вам большую каюту за двести пятьдесят золотых.
– Благодарю вас, тетушка Мизвах, – поклонилась ей Ларна. – Вы очень много для нас сделали.
– Извините, – отозвалась та, снова взглянув на Орихат. – Может я вмешиваюсь не в свое дело, но, наверное, не стоило так жестоко наказывать рабыню… Тем более, что чужую… Бедняжка же просто кушать хотела…
– Она уже наша, – усмехнулась в ответ девушка. – И больше наказывать я ее не буду. Мы сегодня купили ее и этих двоих.
– И сколько же вы отдали? – удивилась хозяйка. – Это же рабыни любви! Из Воспитательного Дома. Они же стоят диких денег!
– Триста золотых.
– За каждую?
– За всех троих.
– Три рабыни любви за триста золотых?! Три?! У Фатунга?! – глаза тетушки Мизвах полезли на лоб, затем она рухнула на кстати подвернувшийся табурет и начала безудержно хохотать. – Чем вы его проняли, девочки? Этого скрягу…
– Ну, – также засмеялась Ларна, – он оказался не слишком умен и слишком жаден…
– Да я за это вас просто расцеловать готова! – продолжала смеяться хозяйка гостиницы, но при взгляде на все еще стонущую Орихат, ее смех смолк, и она вновь нахмурилась. – Может мне принести вам бальзама для девочки?
– Мы были бы вам очень благодарны, – кивнула в ответ девушка и повернулась к рыжей. – Нарин, не в службу, а в дружбу, смотайся за бальзамом, а?..
Та только кивнула и вышла вслед за тетушкой Мизвах. Ларна заперла дверь, подошла к Орихат и потрясла ее за плечо.
– Все, можешь вставать.
– Ой, слава богам! – села та на месте. – Меня уже судороги от такой позы хватать начали.
– Иди сюда, пора с тебя боевую раскраску смывать, – сказала ей Ларна, доставая из-под стола тазик и наливая туда воды из медного кувшина, стоявшего в сторонке.
Потрясению сидящих у стола рабынь не было предела – мало того, что Орихат не была замучена, так она еще и говорила с харнгиратской стервой как с подругой, как с равной. Милаит наклонилась к уху Сириин и тихо прошептала дрожащим голосом: «Да что же тут такое происходит? Что творится?..». Шатенка в ответ только пожала плечами – она сама ничего не понимала, помнила ведь, как черноволосая госпожа замучила эту суку Риин, помнила ее зверскую жестокость. От воспоминаний бедняжку всю передернуло. Из-за непонимания страх ее все возрастал и возрастал, она вцепилась в подругу, как в последний якорь определенности. Рабыни с недоумением смотрели, как их госпожа сама, нежно и ласково, мыла Орихат губкой и синяки с кровоподтеками исчезали как по волшебству. Значит, ее не мучили, не били? Зачем же все это? Для чего эта дикая маскировка? Девушки задавали самим себе эти вопросы и не находили ответов на них. По-видимому, их недоумение отразилось на лицах рабынь, так как Орихат вдруг ткнула госпожу пальцем под ребра, та обернулась, и они обе весело рассмеялись, смотря на вцепившихся друг в друга и дрожащих девчонок. Несчастные рабыни совсем перепугались – ткнуть госпожу пальцем под ребра?! Да это же самоубийцей нужно быть!!! Тем более, такую госпожу, как эта бесчеловечная брюнетка… От все усиливающегося непонимания ситуации девушкам становилось все хуже и хуже. Ведь только что им все было ясно – они в руках безжалостной, очень жестокой госпожи, которая будет издеваться над ними и вскоре замучает до смерти. Да, это было страшно, но хотя бы понятно! А теперь рабыни находились попросту в ступоре, они с ужасом наблюдали, как черноволосая госпожа сама вытирает стоящую в тазу Орихат большим, пушистым полотенцем, периодически целуя поднявшиеся торчком груди той. А когда рука Ларны оказалась между ногами кровной сестры, та протяжно застонала и начала вовсю вертеть задиком. Они принялись целоваться, еще сильнее вгоняя в ступор несчастных рабынь, уже почти сошедших с ума. «Лучше бы меня с кола не снимали…», – в отчаянии простонала Милаит, зарываясь носом в грудь подруги.