Сейчас, разумеется, такие мысли никому в голову не приходили, и поводов не было, и люди собрались несколько иные. А вот миновать трактир было трудно. Да и незачем.

Офицеры, бывавшие здесь раньше, успели занять самые удобные места, поснимали портупейные ремни, расстегнули верхние пуговицы кителей и отдыхать начали в полном соответствии с обычаями. Не думая, какой рукой какую вилку брать, каким образом реагировать на произносимые тосты. Стать на короткое время самим собой, как душа просит – хорошо.

Компании по интересам возникали мгновенно – чтобы обсудить животрепещущий вопрос или свежую сплетню, и так же быстро распадались, потому что из-за соседнего столика уже звучали не менее интересные слова. Кто-то кого-то влек под локоток в укромный угол, чтобы сообщить нечто совсем уже конфиденциальное, или перетереть тему, до которой не доходили руки в суматошной повседневной жизни. Да просто выпить очередную рюмку под наскоро придуманную или, наоборот, с прошлой встречи нежно лелеемую байку.

У Вадима где-то по краю сознания мелькнуло, что хорошо все-таки жить в стране, в которой восемьдесят с лишним лет не происходит никаких катаклизмов, вроде войн и революций, будто в какой-нибудь Англии или Новой Зеландии. Еще столько же продержаться – и можно будет смело говорить, что Россия стала наконец скучным и благоустроенным европейским государством.

Ляхову и Тарханову с девушками было уже, пожалуй, что и тяжеловато продолжать гулянку. Последние бессонные сутки да нервное напряжение перед и во время перехода, потом встреча с Чекменевым и князем, доклады, обрушившиеся на них милости и все остальное-прочее. Сейчас бы, по-хорошему, удалиться в отведенные помещения и поспать минуток шестьсот, а не получается.

С почти каждым приятелем и соратником надо хоть на минутку присесть, чарку если и не выпить, так хоть поднять, к губам поднести. Сказать что-то в ответ на добрые слова. А подсядешь, туда же и из-за других столов подтягивались желающие поздравить с наградами неформально, быть лично представленным дамам.

Примерно через полчаса Майя сказала Ляхову, что лично она больше не может соответствовать здешнему стилю. Пусть он ее проводит до комнаты, а сам – как знает. То же самое и Татьяна. Пришлось отвлечься и проводить дам. А когда уходили из трактира, Максим Бубнов, вроде бы незаметно для окружающих, прихватил на секунду Вадима за руку и шепнул номер комнаты, где будет его ждать.

– А ты как, Серега? – спросил Ляхов Тарханова у дверей его с Татьяной апартаментов.

– Знаешь, я тоже сегодня – пас. Тут все же твоя компания. Сам как-нибудь давай. Я лучше посплю. Меня ж завтра в любом случае службой напрягут. Что я – Чекменева не знаю?

Товарищу оставалось только посочувствовать. И одновременно – позавидовать, если по другому счету. Судьба у него пусть трудная, но понятная. К ней он всю жизнь готовился и пожинает теперь плоды в самом подходящем возрасте. Чины, ордена, должность, благосклонность начальства. Он-то, по своему характеру, не будет рефлексировать и выводить командиров из себя неуместными умствованиями.

Ляхову – хуже. Именно потому, что он по-прежнему воображает о себе больше, чем судьба может ему предложить. Чины и ордена – это хорошо, кто же будет спорить, а вот к чему все это применить? В свой вот-вот долженствующий исполнится «тридцатник». Был бы он сейчас, как совсем недавно, военврачом третьего ранга без затей и претензий, так бы и служил себе, лечил бойцов и командиров, мечтая перебраться в столичную клинику, а то и на кафедру в Военно-медицинскую академию, и нормально бы себя ощущал, случись такое «воплощение мечт».

А тут ведь совсем иное. Нельзя себя чувствовать и вести, как раньше, раз уж так размахнулась судьба, набросав ему шансов, как собаке блох. Не поймут-с! Неважно, кто именно, да хоть та же судьба и не поймет. Раз уж так карта поперла, с девятерной на тотус[20], смешно пасовать.

Вот и сейчас он направлялся на встречу с Максимом, смутно предчувствуя, что голова завтра с утра потрескивать будет, адреналиновая тоска замучает и все такое прочее. Однако ведь не нами сказано: «Тот не гусар, кто при виде бутылочки доброго вина думает о завтрашнем похмелье!»

Да просто интересно ему было, что ж тут такого случилось за полтора их, девять наших месяцев. Откуда, например, взялись у Бубнова на плечах строевые подполковничьи погоны? По стопам, так сказать, пошел коллега или это у него способ маскировки, чтобы не наводила на ненужные размышления в соответствующих кругах его медицинская сущность?

Интриги раскручиваются здесь со скоростью американского торнадо – выпадешь на краткий срок из этого коловращения, и неизвестно, сумеешь ли обратно встроиться. Остался ли прежним друг Максим, или у него теперь тоже собственные приоритеты и новые замашки? Да и еще кое с кем требуется поговорить неотложно.

Хорошо, догадался он сказать Майе, чтобы ее домоправительница, кроме костюма, передала упаковочку бензедрина. Сейчас таблетка, запитая глотком сельтерской воды, поможет ему часа три-четыре сохранять трезвость, бодрость и великолепную остроту и ясность мысли. На фоне состояния возможных собеседников это создает явные и прогнозируемые преимущества.

В коридоре, когда он шел к Бубнову, его неожиданно перехватил Федор Федорович, тоже успевший превратиться в полковника. Князь своим людям чинов не жалел. Да и чего их жалеть? Казне расходы небольшие, а людям приятно. Был барон таким же веселым, румяным и доброжелательно-общительным, как и при их первой конфиденциальной встрече[21], однако и на него прошедшее время и текущая обстановка оказали кое-какое действие, заметное внимательному взгляду.

– Что, Вадим Петрович, заглянем ко мне, обменяемся парой слов?

– Да меня-то, вообще, и в другом месте тоже ждут, – с некоторым сомнением ответил Ляхов, одновременно прикидывая, что к Бубнову можно особенно не торопиться. В том смысле, что никуда не денется, им так и так вместе работать, а вот от барона можно перехватить кое-какую, могущую оказаться полезной информацию.

– Ждут – подождут. Если не женщина, конечно. Однако, как я заметил, от одной женщины ты уже освободился, а другой, для тебя подходящей, я тут вроде и не приметил. Так что пошли…

Пришлось согласиться. Комната у Федора Федоровича была такая же, как у всех, кровать, стол, два стула, настольная лампа и санузел. Мини-бар, разумеется, самовар на приставном столике, а закуска уже по способности. Барон озаботился.

Ничего особенного, принесенное из трактира блюдо с крошечными пирожками, начиненными дичью, картошкой, потрошками, яйцами с рисом и капустой, да малосольных огурцов «по-великокняжески». То есть приготовленных строго по рецептуре и вкусу Олега Константиновича.

Барон, как настоящий остзеец[22], предложил можжевеловую водку. Ляхову было все равно, можно и ее. Выпили, вдумчиво закусили, хотя есть уже и не хотелось.

– А теперь скажи мне, Вадим Петрович, как старому товарищу и однокашнику, что в вашем докладе – чистая правда, а что – сконструировано на потребу начальства? Свое ты уже получил, так что стесняться нечего. А я теперь, как-никак, начальник оперотдела в нашем новом управлении, мне, сам понимаешь, информация нужна только стопроцентно достоверная.

– Начоперод? Поздравляю, – чтобы выиграть время, Вадим не нашел ничего лучшего. – А Академия как же? Побоку?

– Видно будет. Сначала нужно войну выиграть, со всеми проблемами разобраться, а уже потом думать, нужна ли она нам вообще, Академия? И нужны ли мы ей.

Мысль, в принципе, здравая, Вадим и сам не один раз задумывался о будущем. Год назад – да, Академия казалась ему шансом на прорыв в совершенно новые сферы жизни. А теперь?

– И вообще. Тут у нас такое затевается, уже догадался, наверное. И нам, «химическим полковникам», нужно друг за друга держаться…