Сестра, вертя задом, подошла к кровати Кононова и положила на тумбочку запаянный в целлофан букет. Небольшой и нездешний. Внутри целлофана, на распустившихся чашечках каких-то неведомых Кононову асфоделей покоилась записка. "Цветы из Голландии, адрес такой-то" – оповещала бирка, налепленная на целлофан.

Кононов приподнялся на подушках. Даже не взглянув на цветы, он разорвал обертку, достал сложенную вчетверо записку. Ее чтение он начал с конца. "Любящая тебя Наташа". Это хорошо. Превозмогая головокружение, Кононов прочел и остальное. Три раза, благо читать было особо нечего.

"Миленький, я желаю тебе скорейшего выздоровления. Надеюсь, ты будешь меня охранять во время гастролей в Арабских Эмиратах. Сегодня меня не пустили, надеюсь увидеть тебя при первой же возможности. Мысленно с тобой, любящая тебя Наташа."

Гастроли в Арабских эмиратах… мысленно с тобой… Не пустили… И ни слова о Смоличе. Ни слова о курточке с кевларовой подкладочкой. Ни о чем!

Кононов отложил записку и попросил медсестру пристроить букет, что она и сделала.

– Ты, Сергей Владимирович, прямо как новобрачная, весь в цветах, – рассуждал вслух его новоявленный тезка, указывая на булавинский букет и подразумевая наташин.

– Твоя правда, – буркнул Кононов.

Но тут же пожалел, что буркнул. Нужно быть полюбезнее, если хочешь, чтобы с тобой делились новостями и откровенничали. Начать откровенничать нужно первым. Записка Наташи тоже может пригодиться. Особенно полезно то малопонятное место, где идет речь об Арабских Эмиратах.

– Вот, полюбуйся-ка, – уже гораздо более дружелюбно предложил Кононов, протягивая соседу только что прочитанное наташино послание.

– Это еще что такое? – Оживился тот, разворачивая сложенный вчетверо лист.

– Пас вчера одну бабу, певицу, потом началась стрелянина, сам видишь. Это от нее цветочки.

Сережа с интересом прочитал записку, ухмыльнулся и заключил.

– А она тебя, видать, за пацана не держит!

– Ясное дело, – подтвердил Кононов, уже вполне освоившийся в роли телохранителя и "навороченного ключа".

– И много она тебе платит? – Второй вопрос явно был близок сережиной меркантильной природе.

– В том-то и дело, что немного. В Эмираты сама поедет с такими делами… – сказал Кононов с напускной злобой.

Сережа понимающе покачал головой. Он, как и большинство, жил по правилу "денег много не бывает".

– Если честно, я и раньше все время подумывал от нее дернуть, а теперь уже просто уверен, что так и надо. Только пока не понятно куда.

– А что, ничего не предлагали стоящего?

– Предлагали, – Кононов задумчиво приподнялся на локте. – Вот Костик из "Евтотура", ты его случайно не знаешь? С серьгой такой.

– Костик? – На лице Сережи засияла радостная улыбка. – Конечно, кто ж Костяныча-то не знает. Это мой кореш, мы с ним прошлым летом вместе по Крыму колесили на его тачке.

– Так его шеф мне предлагал один грузик до Румынии проводить. Не жадничал. Я уж было согласился. Но это, сам понимаешь, уже завтра, а мне еще неделю здесь кантоваться.

– Не знаю, может с тобой он и не жадничал, а мне когда предлагали, то некрасиво жлобились. За каждый бакс приходилось глотку драть, – обиженно ответствовал Сережа.

"Работает!" – словно естествоиспытатель, соорудивший хитрое устройство, которое наконец-то завелось и поехало, радовался Кононов. Сережа щебетал соловьем. Все-то он знает. И "Евротур", и Сапегина, и все прочее. Одного не знает – во сколько конкретно планируется отправка "китайской старины" в земли румынские.

– Так ты, я понял, тоже пролетаешь? – Поинтересовался Кононов.

– Пролетаю, – с грустью вздохнул Сережа. – Хороший из меня сопровождающий со стреляной ногой. А до послезавтра она никак не отлыгает.

Хорошее слово "отлыгает" – отметил про себя Кононов. Но сейчас было главное не это.

– До послезавтра? – переспросил Кононов, щурясь, как будто от сильной боли в голове. – А не до завтра?

– Да нет, мужик, ты что-то путаешь, наверное сильно все-таки головой ударился. Это дельце точно планировалось шестнадцатого, а сегодня только четырнадцатое. Я точно помню, шестнадцатого числа у каких-то там модистов будет погрузка.

– А-а, – играл Кононов, – а я-то думал, сегодня уже пятнадцатое.

– Вот видишь, а еще притворяешься тут здоровым, – заржал Сережа.

– То-то и оно.

Кононов был доволен собой. Точная дата отправки китайской контрабанды, о которой говорил Смолич, теперь была выяснена. Место погрузки – тоже. Итак, снова дом моды "Натали". На сей раз в другом контексте. Как бы там не ржал Сережа, свою миссию он выполнил, даже сам не ведая об этом.

Они поговорили еще четверть часа о фиктивных общих знакомых.

Их общение было резко прервано разъяренной медсестрой, принесшей шприцы и ампулы, которые тут же были вколоты в вены и зады обоих героев преступного мира. Кононов предложил посмотреть телек. Когда на экране появилась заставка ОРТ, Кононов закрыл глаза и тут же заснул. Но ненадолго. Нужно было совершить важный телефонный звонок. А сделать это в его положении неходящего больного было не так-то просто. Видимо, из разряда неходячих придется перейти в разряд ковыляющих.

14 мая, 18.58

Кононов проспал не более двух часов – в пользу этого говорили цифры на электронном табло, стоявшем на тумбочке. Позвонить. Самое время позвонить. Вечер в полном смысле этого выражения подкрался незаметно, как это обычно бывает в больницах. Жуткое головокружение и колотье в правом боку – вот первое, что он почувствовал, предпринимая попытку встать с кровати. Но встать было необходимо, поэтому о боли пришлось временно забыть.

Кононов приблизительно знал здешние порядки – когда-то ему не раз приходилось навещать вылеживавшего свое пулевое ранение товарища, ныне, к сожалению, покойного, и Кононов еще с тех времен помнил, что где-то в районе семи у медсестер и врачей пересменка, а у больных ужин. У тех же, кто ужинать не желает – свободных пол-часа, в течение которых можно делать что угодно и не исполнять никаких предписаний. Курить в палатах, разгуливать по территории больницы, открывать окна и, конечно же, звонить по телефону. На эти пол-часа свободы Кононов, которому не разрешалось пока вставать, и рассчитывал.

– Ну ты мощный мужик, – послышался с соседней кровати одобрительный голос тезки.

Кононов промычал в ответ что-то невнятное.

– Ты далеко это намылился?

– Пойду прогуляюсь, – Кононов, нацепив больничные тапочки без задников, заковылял к выходу из палаты.

– А если доктора спросят, что сказать? – не унимался Сережа.

– Скажи, что в два нуля пошел.

– Ладно. Ну смотри, а то по шапке как получишь! Здесь сестры такие строгие!

– Разберемся, – медленно резюмировал Кононов, который старательно делал вид, будто каждое слово дается ему с огромным трудом.

Кононов медленно приоткрыл дверь и глянул в коридор. Никого. За столиком дежурной медсестры пусто. Из ординаторской доносятся отголоски чьей-то беседы. Кононов заковылял к выходу из отделения.

Плотно закрыв дверь отделения, Кононов вышел на лестницу, служившую одновременно и "курительной комнатой" для врачей и больных, и узлом связи для всех кому не лень. На каждом лестничном пролете красовался телефон-автомат. Из соображений конспирации и собственной безнаказанности в роли больного, Кононов, держась правой рукой за перила, а второй поглаживая гипсовый корсет, под которым бушевала боль, спустился на один этаж. Этот спуск дался ему с трудом и Кононову совсем не хотелось думать о предстоящем подъеме.

К счастью, у телефона не было никого. Ужин. Пересменка. Удачное стечение обстоятельств.

Кононов набрал домашний номер телефона майора Шумеева. Целая серия безнадежно длинных гудков. Неужели весь этот вояж был предпринят впустую? Кононов еще раз набрал номер. Он ждал не менее двух минут и его терпение было вознаграждено. Трубку взял сам Шумеев – гроза организованной преступности города. Ходячая база данных по мафиози и групповым правонарушениям.