– Жрать? – Зверда насмешливо заломила бровь. – Так за чем же дело стало?

Зверда красноречиво обвела взором трупы посреди догорающих костров. Ее буквально трясло от злости, когда Шоша называл ее «женщиной». Поэтому хоть она и знала о том, что Шоша побрезгует жилистой плотью «нечистых пластунов», но не могла удержаться от колкости.

– Зверда, у нас нет времени на шутки. Знаком Лиду должен послужить крик магдорнской черепахи. Вы понимаете, что это значит?

– Понимаю. Мне всегда было интересно, что думает Лид по поводу воплей магдорнской черепахи, которыми полнятся наши леса. Что вы ему лжете по этому поводу?

– Что у нас есть специальные сигнальные раковины для этого. Но что по нашим дедовским заветам их нельзя показывать чужеземцам.

– Остроумно. Мне б такое в голову не пришло.

Последнее Зверда произнесла столь двусмысленным тоном, что барону оставалось только цинично осведомиться:

– А зачем вам что-то в голове, баронесса?

Зверда открыла было рот, чтобы ответить новой колкостью на мужнино хамство, но барон уже отвернулся, отошел к краю площадки и заорал на пол-леса:

– Аллерт, я знаю, вы где-то есть и меня слышите! Не сочтите за труд, подгоните наших лошадей, ваше баронское достоинство!

Зверда тем временем уже раздевалась. О чем еще говорить с этим мужланом? Если он вбил себе в голову ночную потеху среди дружинников Вэль-Виры, значит, так и быть.

Как знать, может, Шоша и прав. Зверда понимала: думать сейчас о том, что они учинили, совершенно бесполезно. Сожалеть – тем более.

Наверное, все, что они сделали, действительно хорошо и полезно. Наверное, они действительно войдут в историю Фальма как несравненные воители, истребители нечисти и оборотней. И действительно, пожалуй, не стоило ей надеяться на ночи с Вэль-Вирой. Наверняка результаты оказались бы бесконечно далеки от ее тайных грез.

Зверда сняла с себя приталенную меховую куртку, темно-коричневый колет, белоснежную кружевную рубашку, сбросила мягкие сапожки, стянула узкие кожаные штаны и набедренный кушак.

Теперь она была полностью обнажена. Как и подобает гэвенгу перед началом правильной трансформации.

Зверда почти не мерзла. Много, очень много воды Вермаута выпили они сегодня. И то подумать – теперь их доля в Источнике значительно увеличилась. Потому что в этой доле не участвует больше Вэль-Вира.

Зверда старательно упаковала свою одежду, перетянула ее ремнем и вывела ременную петлю наружу. Так Вербелине, ее ученой лошади, будет удобнее подобрать пожитки хозяйки.

– А вы красивая баба, все-таки, – причмокнул губами Шоша, изучая высокое и стройное тело жены от ключиц до лодыжек.

– Не смотрите. Я не люблю превращаться, когда вы пялитесь.

Зверда к своей полной неожиданности запунцовела до корней волос. Ей вдруг пришло в голову, что последний комплимент от мужчины она получала едва ли не год назад. Да и тот от церемонного Лида.

Шоша, однако, уже позабыл о том, что снимает с себя нагрудник и все остальное для того, чтобы приступить к правильной трансформации.

На его мощных плечах еще болталась рубаха, а барон уже подскочил к Зверде и заключил ее в свои звериные объятия. Шоше вдруг стало невтерпеж.

– Экий вы мужлан. Подите прочь… Нас ждут солдаты… – притворно отпихивалась от барона Зверда. Не очень сильно, а ровно в меру.

Барон как раз развернул Зверду к себе спиной, а та пристроилась возле чаши, уперев тонкие, мраморно-белые руки в ее каменный борт, когда на краю площадки прошелестел неимоверно деликатный и вместе с тем насмешливый голос:

– Супружеской чете Маш-Магарт желает здравия барон Аллерт велиа Семельвенк. Лошади поданы.

Зверда и Шоша разом вздрогнули и обратили замутившиеся взоры в сторону источника звука.

Это были их лошади, очень непростые животные – единственные из копытных, что умели взобраться на вершину Вермаута и не переломать себе при этом все кости.

Плотно вцепившись когтистыми лапками в загривок, на лошади Шоши в совершенно не звериной позе сидел хорек. Это и был Аллерт велиа Семельвенк.

– Благодарю вас, барон, – как ни в чем не бывало улыбнулась Зверда. Самообладание у баронессы было преизрядным. Хотя и ей оно порою изменяло. – Вы очень любезны, барон. А теперь будьте любезны убраться прочь, бар-рон!

– Как вам будет угодно, баронесса. Мое почтение, барон. Мое почтение, баронесса. Желаю приятно провести время.

Голосок хихикнул, а его обладатель юркнул куда-то под ноги лошадям и растворился во тьме.

– С побе-едой! – донеслось уже откуда-то издалека.

– Отстань. – Зверда повелительно оттолкнула своего мужа и нервно прошлась по поляне. – Сыть Хуммерова, Аллерт теряет последние крупицы совести. А с ними, похоже, и последние остатки искусства. Так пойдет дальше – он и в заячий член не обернется. Мельчает племя…

– Он же полукровка, не забывай.

Барон проводил удаляющиеся стати жены тоскующим взглядом, вздохнул и наконец стянул рубаху. Затем Шоша направился к ближайшему из догорающих костров.

На правильное нисхождение человек-зверь требовалось около десяти коротких колоколов. За это время он успеет, пожалуй, замерзнуть.

Лошади испуганно заржали. Это их-то лошади, приученные ко всякому!

– Вербелина, как это понимать?! – прикрикнула Зверда на свою.

По каменному карнизу, нависающему над чашей, метнулась быстрая зарница. Это снова взбунтовалась вода Вермаута.

Шоша бросил быстрый взгляд на тело сергамены. Неподвижное. Не столь уж и большое. Безопасное. Бездыханное. В чем же дело?

Хрустнули ветви ближайшей из поваленных елей. Среди них в полном боевом великолепии стоял сергамена.

Этот был покрупнее убитого предшественника. Из его пасти торчали два саблевидных клыка. Будь такие и у первого сергамены, он разорвал бы Шошу на куски вместе с панцирем.

Быстрее, чем Шоша успел метнуться к своему змееживому бичу, сергамена мягко опустился на все четыре лапы прямо поверх сандалового футляра.

Итак, живых существ на поляне было трое. Мужчина и женщина – абсолютно голые и совершенно беззащитные, и сергамена, облаченный в свое полное боевое снаряжение: когти, клыки, серый мех и сверхпрочную шкуру. Лошади пустились наутек.

Лошадь Зверды впервые в жизни оступилась и сломала себе ногу.

– Твари… Бессмысленные и злобные твари… Гамэри-кан аруптах… – прохрипел сергамена.

Сергамена говорил с видимым усилием, куда хуже Аллерта-хорька. «Это нормально, – пронеслось в голове у Зверды. – Если это и в самом деле он, то просто удивительно, что он еще хоть что-то соображает».

Сергамена вновь прыгнул. Зверда завизжала. Она была уверена, что сейчас барона Шоши не станет, а вслед за тем не станет и ее.

Однако сергамена оказался близ чаши и сразу же припал к ней: частые-частые биения языка, глухое ворчание, подрагивающий от наслаждения хвост.

Зверда тщательно вымеряла на глаз расстояние до бича Шоши, а от бича – до сергамены. Если сильно повезет, можно спеленать его ударом бича, а потом постараться вдуть в ухо нужные заклинания… Но она так и не решилась. Риск был неоправданно велик.

Сергамена подошел к похолодевшей Зверде и посмотрел на нее в упор.

– Теперь ты, наверное, лучше понимаешь, что ощущала Радна в ту ночь. Смотри, Зверда, одно мое движение – и ты уже никогда не станешь человеком. А потом еще несколько дней – и тебя затравят, как бешеную и опасную суку. Каковой ты, впрочем, и так являешься.

После воды Вермаута речь сергамены стала куда более связной.

– А ты, Шоша, на кого стал похож ты? Когда последний раз ты входил в медведя? Может, припомнишь? Страховидная тварь, которая стала твоим уделом, и в зеркало-то посмотреться без содрогания не может. Вантэн-гайам!

Сергамена прошелся взад-вперед, бросая на своих пленников недобрые взгляды. Зверда понимала, что Вэль-Вира все никак не может принять окончательное решение по поводу их участи. Казнить? Миловать? Что делать? Надо было чем-то отвлечь Вэль-Виру от его мрачных мыслей.