– А ты попробуй в шар посмотреть.

– Бесполезно, шар только до определенного уровня берет. Защита же! Я и для тебя-то, может, ничего не увижу, хотя у тебя защита – так себе.

– Сана! Но ведь если на нее рухнул гейс – значит, она сейчас без защиты?!

В трубке некоторое время было молчание.

– Она спит? – почему-то шепотом спросила Сана.

– Моется.

– Приезжай скорее. Как только заснет – приезжай. Посмотрим вместе.

Именно поэтому Изора и не приставала больше к крестной с расспросами, а быстренько устроила ее в Сашкиной комнате. Если дочь собирается всю ночь готовиться к зачету – то и постель ей ни к ему. А если она с тем долговязым оболтусом, который каждый вторник и каждую пятницу спозаранку ждет ее на лестнице, – то пусть он, холера, о постели и беспокоится!

Как ни странно, в этом отношении к личной жизни ребенка Изора полностью копировала родную маму. Та, чуть ли не круглосуточно занятая на работе, воспитывала единственную дочку более чем либерально.

Если бы деятельная мама была хоть чуточку строже, если бы она придумывала дурацкие запреты, если бы орала и замахивалась половой тряпкой, Изоре, которая тогда была просто Наташей, пришлось бы воспитать в себе хоть какую-то способность к сопротивлению. Верно сказал один умный французский дядя, чуть ли не Шодерло де Лакло, в восемнадцатом веке: человек редко воспитывает в себе те качества, без которых может обойтись. Вот Наталья и выросла размазня размазней.

Мысль о сопротивлении обстоятельствам возникла у нее примерно на десять лет позже, чем полагалось бы. Не тогда, когда любимая подружка из-под носа увела жениха, не тогда, когда от совершенно непонятного и никому не нужного романа образовалась беременность, и даже не тогда, когда другой роман, еще более ненужный и непонятный, на три года выбил из колеи, нет! Наталья ощутила необходимость в обычной бабьей злости, когда поменяла квартиру и оказалась козой отпущения для соседки снизу.

Старая перечница сразу поняла, с кем имеет дело.

Наталья ходила по дому на цыпочках, но ребенка-то к стулу не привяжешь. В итоге образовалось двадцать семь вызовов милиции, причем менты, прекрасно просекая ситуацию, не раз и не два советовали жертве: да рявкните вы на нее погромче, да пригрозите ей судом, да пообещайте в сумасшедший дом сдать! Наталья что-то лепетала про непротивление злу насилием, но в один прекрасный день все ее толстовство как ножом отрезало. И, что характерно, без всякого повода. Очевидно, огромный запас долготерпения, полученный ею при рождении, наконец-то иссяк.

Возложив надежды на магию, Наталья стала подкапываться под соседку сперва мирными заговорами, об укрощении злобного духа, потом уже не очень мирными. Тогда как раз вошли в моду сибирские заговоры, их издавали толстенькими брошюрками, по брюшюрке в месяц. У книжного прилавка, где это добро продавалось, она познакомилась с Саной, тогда – Соней, и Сана сманила ее вместе ехать на Курсы.

Потом уже крестная рассказала им, как ее развеселило появление новеньких. Открылась дверь и влетела хрупкая, коротко стриженая, светловолосая и светлоглазая, с острым носиком, взъерошенная, как птенец неведомой породы, и решительная, как бойцовая рыбка, Соня, а за ней вразвалочку вплыла полная, круглощекая, с неистребимым природным румянцем и с бюстом, на который можно ставить ноутбук, Наталья, и обе разом заговорили примерно одно и то же, даже с одинаковыми интонациями.

Поэтому они и получили такие имена.

Соне следовало придать спокойствия и аристократизма, силы характера у нее и своей хватало. Хотя имя «Сана» было из новых, еще не набравшее нужных имени качеств, Дара решила, что Соня – как раз тот человек, чтобы делать имя самостоятельно, а не ждать от него благ. Что касается Натальи – ей-то как раз требовалось сильное имя, способное повлиять на характер. Дара даже хотела придать ее характеру некоторую стервозность, для чего к согласной «р» искала в пару согласную «з». Будь во внешности у Натальи хоть что-то восточное – стала бы она Зарой. Будь в ее внешности хоть что-то западное – Дара бы назвала ее Розмари и успокоилась, в конце концов, крестница не собиралась делать карьеру, и переводить на нее настоящее древнее имя было незачем. Но простое и щекастое лицо не соответствовало ни мусульманскому Востоку и ни англоязычному Западу.

Крестная рассчитала правильно. Прежде всего, новоявленная Изора резко похудела. Не став грациозной ланью, она сбросила пятнадцать кило и на том остановилась. Затем ушли щеки, которые, если она собирала волосы в хвост, были видны со спины. И понемногу прорезался характер.

Бабка-соседка получила такой новогодний подарок – Изора зашла к ней в квартиру, оглянулась и сказала:

– Так, хорошо, тут у нас будет посадочная площадка, а в ванной поселим инопланетян. И вешалку снимите, в стене сделаем люк в параллельную вселенную. Не снимете – привидения напущу, восемь штук. Будут ночью хихикать и хватать за пятки.

Возникший после этого визита донос в милицию послужил весомым основанием, чтобы упрятать наконец старую склочницу в сумасшедший дом. Продержали ее там, правда, недолго – бабка вела себя тише воды, ниже травы. Вернувшись, жила кротко, аки голубица, и, встретив на лестнице Изору, здоровалась первой.

Следующий подвиг Изоры изумил всех, кто ее знал, – она подала на алименты. Брак, правда, был гражданский, но ее мама в свое время заставила незаконного зятя признать дитя. Вот Изора и взялась за него всерьез – не потому, что нуждалась в деньгах, а просто новое имя так на нее подействовало, что стало недоставать самоуважения.

Затем имя разбудило в ней деловые способности. Описывать детали – долгое занятие, промежуточный же финиш был таков: Изора добыла денег и открывала собственный салон. Более того – брала туда на работу Сану, которой лишний грамм спокойствия, идущий от имени, мешал вовремя подсуетиться, и почему-то именно в деловой сфере. В личной же она была более чем активна – возможно, потому, что Дара, нарекая имя, произнесла его вот так: Сан-на. И это протяжное «н» стало в крестнице не то что звонким колокольчиком, а целым вечевым колоколом, стоило мужской руке к нему прикоснуться – гудел торжественно и властно, перекрывая все прочие звуки, и глас благоразумия в том числе.

Так вот – Изора уложила крестную спать, напустив на нее при этом сонные слова, как на малое дитя. Прежде Дара бы сразу почуяла это вмешательство в свою личную жизнь и возмутилась, сейчас же она уснула каменным сном – что еще раз подтверждало: да, действитиельно, попала под гейс и потеряла все, чем владела. Теперь ей оставалось лишь переводить на английский брачные объявления…

Сана ждала в полной боевой готовности. Для серьезных случаев и у нее, и у Изоры были балахоны с дыркой посередке, шерстяные шнуры, которыми их подпоясывать, напольный ковер с подходящим узором и много всякого добра.

– Давай, переодевайся, – велела она подруге. – А то час упустим.

Те, кто считает ведьмовским часом шестьдесят минут после полуночи, ошибаются. Во-первых, не всякая полночь годится. Во-вторых, нужно соблюдать дни: есть мужские, есть женские, а есть воскресенье, в которое всякая магическая деятельность противопоказана. В-третьих, для светлого дела требуется время от первых петухов до полуночи, для темного – от полуночи до третьих петухов.

Глядеть в хрустальный шар ради спасения крестной Сана могла как раз до полуночи и в женский день, Изору же предупредили – в одиночку не пробовать, засосет, так что ей при необходимости все равно следовало подстраиваться к Сане.

Хотя работа с шаром особого церемониала не требовала, этим можно было заниматься и в домашнем халате, обе специалистки быстренько переоделись.

Уж больно серьезную вещь они затеяли – вторгнуться в жизнь своей крестной…

Сана не имела, как полагалось бы, особой комнаты для магических упражнений. Но столик, и скатерть, и сосуды, и подсвечники, и трехгранные, натертые ароматическими маслами, свечи – все это стояло наготове, равным образом и курильница, чтобы очистить любое помещение, хоть кухню, хоть ванную. Пока Изоре переодевалась, Сана установила на подставке небольшой хрустальный шар, зажгла свечи и потушила электричество.