Мы доплелись до того самого поворота, дальше которого я идти не собиралась, и остановились под старой липой. Дальше, в стороне, открывалась другая улица, точно такая же, как наша, – частные домики, огороженные заборами, тишина и ни одной машины.

– Боже, что за жизнь! – вздохнула я. – Тебе не скучно здесь, ты не хотела бы поехать в Москву? Для меня-то это как лечение выписали...

– Какое высокомерие, однако... – Инесса пожала плечами. – Впрочем, я не обижаюсь. Я вообще никогда и ни на кого не обижаюсь... Мне нравится Москва, я там пять лет училась, но мне хорошо только в Тишинске. Раньше, до Петра, здесь было небольшое поселение, потом построили свечной заводик... после Екатерины – она была здесь проездом – жизнь забила ключом. У нее были какие-то особые планы на наш город, правда, они так и не осуществились, но тем не менее... В окрестностях жили несколько известных дворянских фамилий, у них сходились здесь поместья... ах, какое замечательное кладбище за старым парком, имена все известные и громкие, даже один декабрист там похоронен, после ссылки он поселился именно здесь. Ты права, – вздохнула она, – жизнь в Тишинске тихая и однообразная, но что-то мешает мне покинуть его.

– Родной город – ты его любишь и все такое... – сочувственно промямлила я. – Я понимаю. И хорошо, что здесь так тихо. Мне доктор прописал сменить обстановку, поэтому когда тетя Зина...

– Нет-нет, – не слушая, перебила меня Инесса. – Не только из-за того, что родной, я ведь еще ко всему прочему космополитка, ностальгией не страдаю. Что-то мешает мне отсюда уехать – ведь были мысли, планы, даже больше того – я знаю, что в столице смогла бы развернуться, сделала бы карьеру, прославилась – все, что угодно, я могу, чувствую в себе силы, но... есть нечто такое... – Она пошевелила в воздухе пальцами.

– Что-то мистическое? – серьезно спросила я.

– Не знаю, – так же серьезно ответила она и в этот момент даже показалась мне симпатичной. По-человечески симпатичной. – Я как будто жду здесь чего-то. Мне нельзя уезжать.

Эта тема фатума чрезвычайно меня захватила, я собралась высказать по сему поводу одну глубокую мысль, но в этот момент наше одиночество нарушилось и в конце улицы из легкого облачка пыли появилась машина – надо сказать, это был не ржавый «москвичонок» или побитая временем «Волга», по кривой тишинской улице почти бесшумно катила иномарка... я в них никогда не разбиралась, но то, что это была именно иномарка, было понятно даже такой дилетантке, как я.

– О, – вдруг оживилась Инесса, вглядевшись, – знакомые все лица...

За темными стеклами иномарки я решительно не видела никаких лиц. Инесса помахала рукой, словно здороваясь, – и машина затормозила напротив нас.

– Кто это? – шепотом спросила я.

– Это Вова. Познакомься, – сказала она, когда из иномарки вылез низенький толстый мужчина с бородой. – Вова, это Оленька, моя новая соседка...

Она говорила с этим солидным дядей, больше похожим на иллюстрацию к книжке про «новых русских», точно с ребенком – весело и чуть-чуть насмешливо. Кажется, у него даже золотая цепь на шее висела...

– Очень приятно, – невнятной скороговоркой пробормотал Вова, быстро оглядев меня, – в его взгляде не было ничего, кроме безразличного неодобрения, и тут же увлек мою спутницу куда-то в сторону.

– Извини, я сейчас! – крикнула Инесса.

Она была много выше его, с улыбкой над ним склонилась, а Вова принялся что-то быстро шептать ей на ухо. Он держал ее за руки трепетно и почтительно, и, несмотря на свою бороду, золотую цепь и иномарку, было заметно, что он полностью находится в подчинении у Инессы.

– Нет-нет, ты же видишь – я не одна, – сказала Инесса, кивнув в мою сторону. – Что за нетерпение... я позвоню тебе завтра.

Бородач опять ей что-то шепнул на ухо.

– Подвезти? О нет, мы просто гуляем, не надо нас никуда везти... До завтра.

Он залез в свою иномарку, забыв попрощаться со мной, и так же бесшумно скрылся.

– Милейший человек! – Инесса с улыбкой посмотрела ему вслед. – Но очень стеснительный.

– Да уж... – неопределенно заметила я.

– Если тебе интересно, я могу сказать, кто он мне... – заявила она, глядя мне прямо в глаза.

– Жених?

– Можно и так. Или еще – бойфренд...

– Ты вовсе не обязана...

– Господи, лучше уж мне самой сказать, чем какая-нибудь тетенька начнет сплетничать обо мне и назовет милейшего Владимира Ильича моим хахалем – глупое слово, я его не люблю... – вздохнула она. – Его, ко всему прочему, Владимиром Ильичом зовут – лишний повод для комплексов.

– Странно, что у него комплексы. Это его машина?

– Да. Машина его, особняк на проспекте Мира тоже его, и наша фабрика... Он генеральный директор Тишинской швейной фабрики, – хихикнула Инесса. – Я понимаю, почему ты спрашиваешь, – разве могут у такого человека быть комплексы? Еще как могут! Он шепелявит, при разговоре брызжет слюной, дико боится всех женщин, боится темноты, ненавидит свое имя, свою внешность, не выносит, когда кто-то за его спиной начинает смеяться, потому что принимает все на свой счет, но при всем при том он очень успешный бизнесмен. Уж не знаю, как ему удается заниматься делами, но наша швейная фабрика известна на весь район, и даже в Москве открыт магазинчик, где-то на Садовом... Одежда неплохая, сшита отлично, ткани мы заказываем в Германии.

«Мы»!» – усмехнулась я. Впрочем, в такой глуши, наверное, все говорят «мы», ибо чувство сопричастности и единения, которого нет в урбанистическом мегаполисе, коим является столица...

– О чем ты задумалась? Наверное, считаешь, будто мне крупно повезло, что я являюсь любовницей Владимира Ильича, что такой, как я, пристало быть на содержании... – она говорила полушутя, и мне немного не по себе стало от прозорливости Инессы.

– Нет-нет, я ни о чем таком...

– В сентябре мы собираемся расписаться, – задумчиво произнесла моя спутница, глядя куда-то в сторону. – Он настаивает. Я в принципе тоже не против, хотя семейная жизнь – это так скучно...

– Детям нужен отец! – назидательно возразила я.

– Детям? – Она широко открыла свои прекрасные светло-карие глаза и расхохоталась. – Ты видела моих детей?

– Нет, – промямлила я, совершенно не понимая ее иронии, – но я слышала, как один из мальчиков играет на фортепьяно, дивно играет...

– Со следующего года он будет учиться в Москве. Здешняя учительница музыки, Роза Айратовна, удивительная женщина и талантливый педагог, при всех своих достоинствах уже не может ему ничего больше дать, а Боре надо идти дальше. Он вундеркинд! – опять засмеялась она. – Учти, я посылаю его в столицу не за счет Владимира Ильича, а совершенно бесплатно, ибо есть программа поддержки талантливых детей, в той школе, куда он отправляется, его берут с руками и ногами... У него есть даже способности к композиции!

– Потрясающе! – восхитилась я. – Надо непременно познакомиться с твоими детками.

– Да уж, никуда ты от этого не денешься, – ласково произнесла Инесса, беря меня под руку. – Что, в обратный путь? Кстати, они сейчас гуляют – эти ужасные ролики... Возможно, мы их по дороге встретим, они раскатывают по всему городу, такие лихачи...

Я представила себе детей, лихо раскатывающих по Тишинску на роликах, и мне даже стало немного не по себе. Правда, Тишинск тихий город и очень небольшой, но оставлять детей без присмотра... А вдруг они упадут!

– Ты не боишься отпускать их одних?

Она помолчала, внимательно и ласково глядя на меня, а потом отрицательно покачала головой.

Обратный путь, как ни странно, дался мне гораздо легче, я почувствовала себя почти здоровой. Мимо, поднимая тучи пыли и нещадно громыхая, промчался грузовик.

– Потапов, Люськин муж. Они наши соседи, живут в домике напротив.

– Как здесь мило, все друг друга знают... – вздохнула я.

Навстречу нам, с гиканьем и свистом, мчались на роликовых коньках двое подростков. Прямо на нас, и не думая сворачивать. Прямо помешалась молодежь на этих роликах! Все мое пасторальное настроение вмиг улетучилось.