– Да, мама умерла два года назад.

Несмотря на жестокую простуду, я сразу же почувствовала к этому Филипычу глубокую приязнь – он, наверное, находился в сходных со мной обстоятельствах и точно так же страдал от потери близкого человека. Я попыталась завязать с ним дружескую беседу, но он потоптался еще минутку в дверях и ушел.

«Надо и мне к нему зайти, поблагодарить, – тут же решила я, прислушиваясь к робким шажкам, которые доносились сверху. – А рядом с Филипычем обитают Молодцовы».

Молодцовы были бездетной супружеской парой, они уже далеко миновали бальзаковский возраст, впрочем, мадам Молодцова усиленно молодилась – и кудри из парикмахерской, и макияж от отечественных изготовителей косметики, и последние коллекции местного дома моды. Кстати, очень неплохие коллекции, правда, Молодцова, мне кажется, излишне злоупотребляла розовым цветом.

А за стеной рядом довольно большую площадь занимало семейство Аристовых – Любовь Павловна с мужем, их дочь, надменная красавица Инесса, и двое ее детей, ни одного из которых я пока не видела, лишь слышала, как один из них блестяще музицирует на фортепьяно. Вот и все наши соседи...

Я осторожно вылезла из-под верблюжьего одеяла и подошла к трюмо, которое стояло в тетушкиной комнате. То, что я увидела, не слишком меня удивило – следовало ожидать, что за время болезни я не похорошела. Спутанные волосы, бледное личико с огромными синими подглазьями, страдальческие морщинки у губ... но больше всего меня огорчило то, что даже долгая простуда не заставила меня похудеть. Анемичная пухлая барышня с мочалкой на голове... «Выйти замуж? – усмехнувшись, повторила я слова старухи Силохиной. – Да кто ж меня возьмет!» Мне припомнился мой попутчик – вероятно, он был моим последним шансом, который я безвозвратно упустила...

Я вымылась в ржавой ванне, постаравшись избавиться от надоевшего запаха китайской мази, потом стала сушить волосы феном – скоро должна была прийти тетя Зина, мы в это время обычно пили чай и беседовали о русской литературе... впрочем, иногда и о зарубежной тоже.

Дверь внезапно отворилась, и в щелочку просунулась по-мальчишески стриженная головка Инессы. Я выключила фен и изобразила недоумение.

– Я стучалась, – сказала она задорно. – Ты не слышала, да?

– Добрый день...

Не спрашивая разрешения, она скользнула в комнату, уселась напротив меня на шаткий деревянный стульчик. Она была очень хорошенькая.

– Выздоровела, да? – с любопытством спросила Инесса, без всякого стеснения оглядывая меня сверху донизу. – Тебе лучше?

Мягкой прохладной ладошкой она коснулась моего лба, потом пощекотала подбородок. Меня такая бесцеремонность несколько смутила, но я еще раз напомнила себе, что это провинция.

– Я вижу, что уже лучше... – весело резюмировала она. – Пойдем гулять!

– Что? Я только встала после болезни, и в ногах у меня еще такая слабость... – перепугалась я.

– А мы недалеко и ненадолго, – беззаботно сказала она. – Кстати, я чувствую какой-то запах... Китайская мазь? Маменька обожает ею всех пользовать...

Она вскочила со стула и подбежала к окну.

– Что, окна закрыты? И балкон? – Она подергала за ручку.

– Сквозняки, – робко возразила я, со все большей неприязнью наблюдая за соседкой. – Что ты делаешь?!.

Инесса, нисколько не обращая внимания на мои протестующие вопли, изо всех сил рванула ссохшуюся балконную дверь, тотчас же свежий весенний ветер ворвался в комнату, и со стола, на котором тетя Зина проверяла тетрадки своих учеников, слетел календарь.

– Ужасно душно, – строго сказала Инесса. – А теперь одевайся.

– И не подумаю, – насупилась я. – Я еще очень слаба...

Инесса остановилась передо мной.

– Ты гораздо сильнее, чем думаешь, – серьезно произнесла она. – Тебе это будет только на пользу. Я обещала Зинаиде Кирилловне приглядывать за тобой.

Спорить с такими особами – занятие бесполезное, поэтому я с кротким вздохом встала и отправилась в другую комнату – переодеваться.

– И не особенно кутайся! – крикнула мне вслед Инесса. – На улице настоящее лето!

«Ладно, – подумала я. – В конце концов, так даже лучше. Я заболею еще сильнее, может быть, и... так будет лучше, только жаль бедную тетю Зину!»

Я оделась, причем Инесса резко осудила меня за попытку влезть в цигейковую шубу и заставила ограничиться лишь легким плащиком.

– Что ты! – засмеялась она ласково. – Там лето, настоящее лето!

Конец апреля и в самом деле выдался необыкновенно теплым, даже жарким, и я почувствовала, что, может быть, эта прогулка пойдет мне на пользу... впрочем, все равно – Инесса была большой нахалкой.

Я прибыла в Тишинск еще в начале апреля, но мне вдруг показалось, что произошло это только вчера – все было новым и странным. Уже распустились первые листочки, пахло свежей зеленью и сырой землей.

– Как хорошо! – простонала я, цепляясь за локоть, который мне милостиво предоставила Инесса. – Но пройдемся только вон до того поворота – и обратно... Я бы посидела где-нибудь на лавочке, возле дома.

– Сколько тебе лет? – засмеялась Инесса, глядя на меня сверху вниз – она на полголовы была выше меня.

– Двадцать три.

– Боже, а у меня такое впечатление, что рядом со мной идет старушка. И не идет даже, а плетется... может быть, зайти в аптеку за костылями? Там, на соседней улице, есть аптека...

– Да, тебе хорошо... – заныла я. – А я ведь еще до Тишинска в больнице лежала!

– Что? – подняла она брови. – Ах да, Зинаида Кирилловна говорила о чем-то таком... Но, надеюсь, сейчас все проблемы позади?

Я скорбно и многозначительно вздохнула.

Вдоль улицы стояли низенькие одноэтажные домишки, обнесенные забором, из-за одного вдруг заблеяла коза. Деревня, настоящая деревня!

– Здравствуйте, Инессочка! – кивнула нам из-за забора немолодая женщина в черном платке, с таким желтым лицом, которое сразу напоминало о Китае или о желтухе. – А это кто с вами? Уж не племянница ли Зинаиды?

Я кивнула.

– Добрый день. Она самая! – крикнула моя спутница. – Мы гуляем. Моцион.

– Ну, в добрый путь, в добрый путь... – перекрестила нас женщина.

– Кто это? – спросила я Инессу, когда мы отошли уже на значительное расстояние.

– Вдова Чернова, – равнодушно ответила та.

– И? Кто она?

– Просто – вдова Чернова... Про нее большего нельзя сказать. Нечего.

Меня такое отношение к людям несколько покоробило.

– Тогда расскажи о себе, – потребовала я.

– Разве ты не знаешь? И не помнишь? Тетя Зина не говорила обо мне? – удивилась Инесса.

– Да мы все как-то на общие темы...

– Что ж... Мне тридцать один год, у меня двое сыновей, я не замужем, работаю журналисткой в городской газете – то есть пишу о видах на урожай и успехах местной промышленности, об истории Тишинска и о людях, в нем живущих. И живших... – добавила она, слегка запнувшись. – Время от времени участвую в показах мод при нашей фабрике... Ты знаешь, что весь город живет за счет нашей швейной фабрики?

– Да, – кивнула я, думая уже совершенно о другом. – Так ты еще работаешь моделью?

– А что! – опять засмеялась она. – Ты не веришь?

Она отцепила меня от своего локтя и повертелась в разные стороны, красуясь, – легкая и тоненькая, одетая в темный брючный костюмчик – пожалуй, в таком не стыдно и по Москве пройтись, по главной улице. Я все напрягала память, но никак не могла вспомнить, какая же нехорошая история связана с этой Инессой – давно, очень давно, я слышала об этом в свой первый приезд сюда, когда была еще ребенком...

– Почему же? Верю, – пожала я плечами.

– Что еще тебе рассказать?

– Ну... расскажи о самом Тишинске, ты, наверное, о нем больше других знаешь.

– Знаю... кстати, как-нибудь сходим вместе в краеведческий музей, там очень мило, – произнесла она с нежностью. – Расскажу... только с условием, что потом ты поведаешь мне все о себе.

– Все? – ужаснулась я. – Все я не могу...

– Господи, какая ты забавная... я шучу!