А рядом на низком стенде лежали другие черепа. Никита наклонился, невольно присвистнув: эти разбили чем-то твердым, тяжелым. Особенно пострадали от ударов лобная и теменная части – трещины, осколки костей… Где-то он уже видел это… Только там раздробленные кости были белыми, свежими, а здесь – потемневшими от веков и тысячелетий, схожие видом с камнями на морском берегу.

– Это находки из пещеры Чжоукоудянь в Китае, – раздался сзади приятный баритон. Обладатель его слегка растягивал гласные и по-южному смягчал согласные. – Вы, значит, будете Колосов?

Никита круто обернулся. Перед ним стоял плотный брюнет в белоснежной рубашке с короткими рукавами и габардиновых брюках цвета «хаки». Лицо его – широкое, округлое – было довольно симпатичным. Темные глаза щурились.

– Ольгин, Александр, ну, будем знакомы, – сказал он медленно. – Нравятся наши сувениры?

– Жутко здесь, – Никита передернул плечами. – Словно у охотников за головами в гостях.

– Это образцы эволюционного развития. Ну, пройдемте-ка ко мне, раз тут вам жутко, – он вывел Колосова в коридор. (Катя сразу бы узнала это место, напомнившее ей старый университет.)

Ольгин толкнул одну из дверей и пригласил начальника отдела убийств в тесную комнатку, все пространство которой занимали древний желтый письменный стол, заваленный бумагами, и пододвинутая к нему вплотную, неожиданно модерновая компьютерная стойка с компьютером.

– Ну, присаживайтесь. – Ольгин переложил бумаги со стула на подоконник. – Вы по поводу убийства бабы Симы? А разве того типа до сих пор не нашли?

– Пока нет.

– Званцев мне сказал, что там грабитель какой-то, да? Что ж он, подлец, старух грабит? Шел бы лучше дачи «новых русских» бомбить.

– Мы думаем, что он не простой грабитель. Его отчего-то привлекают именно пожилые люди, – ответил Колосов и тут же перевел разговор на другую тему. – Я тут дважды на вашей базе побывал. Чудеса у вас там в решете. Кто бы мог подумать, что обезьяны так вольготно будут жить в сорока пяти километрах от Москвы!

– Живут, – Ольгин навалился грудью на стол. – Неделю я там не был, а сколько всего изменилось! Тут работы до черта. Ну, завтра возвращаюсь. Хоть отдохну там, на природе.

– Мне вот что удивительно, – Никита посмотрел в окно. – Ну, зимой, понятно – в тепле они сидят. Но сейчас? Дожди летние, похолодания там всякие… Как они переносят климат средней полосы?

– Нормально переносят. Впрочем, не нами это установлено. Несколько лет назад, знаете ли, в Псковской области стадо шимпанзе на лето выпускалось на волю. На острове они жили. И ничего себе жили, размножались даже. Максимальное приближение к естественной среде было достигнуто.

– Изучали их, значит?

Ольгин рассеянно кивнул. Было видно, что разговаривать ему с любопытным сыщиком скучно.

– А почему их на остров выпустили? Не в вольер, не на участок леса огороженный?

– Для более полной изоляции.

– Кого от кого?

– Что? – Ольгин взглянул на Никиту удивленно. – Я не понимаю вас.

– Обезьян от людей или людей, окрестных жителей, от обезьян изолировали? – осторожно спросил Никита.

Ольгин помолчал.

– И тех, и тех, – сказал он, – в общем, это был весьма смелый, я бы даже сказал, рискованный эксперимент.

– Простите, а зачем вообще выпускать шимпанзе в подмосковном или псковском лесу? На кой черт, простите, они нам тут?

Ольгин усмехнулся.

– Вы, наверное, слыхали, что эти приматы в некотором роде наши прадедушки и прабабушки. Неужели не любопытно взглянуть, как они там живут, что поделывают, когда им никто не мешает?

– Ну, не знаю, – Никита вздохнул. – Званцев ваш сказал мне, что к ним даже приближаться нельзя, когда они в клетках. Одна обезьянища, здоровый такой бугай, тяжеловес, прямо Мохаммед Али, так заревела, как меня увидела!

– Хамфри, наверное? Он чужих не любит. Бдит всегда, территорию свою охраняет. У обезьян очень развито чувство территории. Впрочем, как и у нас. Из обезьяньего рыка Хамфри, может, весь наш патриотизм вышел, а вы говорите – зачем наблюдать? Вы должны простить его, он все-таки зверь пока еще… – Ольгин неожиданно умолк, отвернулся.

– Скажите, а вы своих шимпанзе из клеток когда-нибудь выпускаете? – Колосов подходил к тому, зачем, собственно, и явился в музей.

– Сейчас нет.

– А раньше?

– И раньше нет.

– Когда я приехал на базу, у этого здорового Хамфри ноги или задние лапы – Бог его знает – были в грязи. А пол в клетке бетонный…

– Вы чрезвычайно наблюдательны, – заметил Ольгин.

– Так как такое могло получиться?

– Понятия не имею, – Ольгин пожал плечами. – Меня не было на базе. Вы же знаете это. Хамфри – большой чистюля. Это на него не похоже. Впрочем, завтра приеду – разберусь, что там произошло. А можно мне вам задать вопрос, Никита Михайлович?

Колосов кивнул.

– Что вас так наши антропоиды интересуют? Они что, по-вашему, какое-то отношение имеют к убийству бабы Симы? В грабители их записали?

Никита вспыхнул: его поймали за язык. Тут же обругал себя: не будь дураком, веди беседу нормально, он же, этот спец, сейчас на смех тебя поднимет. И прав будет, тысячу раз прав!

– Когда происходит убийство, мы всегда стараемся досконально уяснить для себя ту обстановку, в которой находился потерпевший. Признаюсь, что с таким учреждением, как ваше, я впервые сталкиваюсь, – он старался говорить спокойно. – Многое мне совершенно непонятно. Поэтому я обращаюсь к вам за помощью.

Ольгин улыбнулся примирительно и украдкой взглянул на часы:

– Я вам с удовольствием помогу.

– Тогда скажите, вы кто по профессии?

– Антрополог.

– А как называется та программа исследований, что проводится вами на базе в Новоспасском?

Ольгин полез в стол, достал какую-то папку.

– Официальное название… Вам же официальное, я понимаю, нужно, – «Рубеж человека. Природа грани между человеком и животным».

– М-да, лихо, – Колосов потрогал ямочку на подбородке. – А у вас со Званцевым какая конкретно тема? Это ведь, – он кивнул на папку, – нечто абстрактное, да?

– Конкретная наша тема, – Ольгин сощурился так, словно в глаза ему било яркое солнце: – «Изучение поведения антропоидов в условиях перехода к орудийной деятельности». Мы проводим серию опытов.

– Хотите научить шимпанзе гайки закручивать?

– Хочу доказать обратное.

– Что обратное?

– Обратное утверждению, что, мол, «труд сделал из обезьяны человека». Поясняя, я упростил все, естественно, не принимайте мои слова буквально.

– М-да… буквально… – снова протянул Колосов. Черт возьми! Ну что тут скажешь? Тут и спросить больше не знаешь о чем. Вот ученых-то Бог послал!

– Я вот слышал, что у вас с вашими приматами ЧП разные выходили, – молвил он наконец. – Хамфри однажды бросился на гражданку Калязину. ОН ведь ручной, цирковой. Что же с ним случилось такое? Чем ему старушка насолила?

– Она ему под горячую руку попалась. Что, у людей разве такого не бывает?

– И все-таки как это произошло? Когда?

– Это случилось в прошлом году, кажется, в декабре. Здесь, в лаборатории института, а не на базе. Она хотела убрать из его клетки миску – воду он разлил. Он и прихватил ей зубами руку. Легонько. Но с тех пор баба Сима уборкой клеток не занималась.

– А вы… На вас он разве не бросается?

Ольгин снова посмотрел на часы.

– Понимаете ли, в сообществе приматов все члены стада придерживаются весьма жесткой иерархии. Каждый занимает свой шесток. Наказывают только нарушителей правил. Мы с Олегом стараемся никогда, ни при каких обстоятельствах эти правила не нарушать. Хамфри ценит это и доверяет нам.

– А другие обезьяны, они не пытались бросаться на людей?

Ольгин нахмурился и снова посмотрел на часы.

– Вы куда-то торопитесь? – недовольно заметил Колосов.

– Н-нет, то есть да. Тут надо не опоздать в одно место.

– Тогда я сейчас ухожу, – заверил его Никита. – Только несколько последних вопросов. В прошлом году у вас был инцидент со змеями. Их кто-то выпустил из клеток. Ваш ветеринар Иванова сказала, что это сделала обезьяна по кличке Чарли. Выходит, обезьяны-то все-таки у вас по базе разгуливают?