– Заглохни, – жестко оборвал его Колосов. – Недалеко от того места, где вы остановили и ограбили автобус, найден труп пассажира. Зверски изуродованный, раздетый, обобранный (Колосов, вспомнив о главном капитале наркокурьера, произнес последнее прилагательное с особым ударением). И улик мы там изъяли достаточно, чтобы тебе и твоим недоноскам предъявить обвинение в убийстве.

– Какие улики? Какое обвинение? Какой еще кореец?! – Свайкин затравленно оглянулся на дверь. – Что ты мне снова лепишь? Ты… да я с тобой… Прокурора давай сюда мне, следователя! А с тобой… Да не буду я с тобой говорить, понял – нет?!

– Не ори, Паша. Прокурор с тобой будет разговаривать, но только после того, как ему на стол ляжет твое чистосердечное признание.

– Что ты надо мной издеваешься? – Свайкин понял, что ором и истерикой с этим «убойщиком» не возьмешь, и решил применить иную тактику: – Я ж поклялся: мы и пальцем никого не тронули! Ни разу, ну! За правило взяли: без мокрухи. Да и зачем, Господи? Они ж как овцы – и так все суют, только ствол покажи… И парни мои – Ванька вообще крови не переносит, куренка в деревне у матери зарезать не может… Ты скажи толком, что вы на нас сейчас вешаете такое?

– Сначала, Паша, ты мне толком, хоть и приватно, без протокола, скажешь, как было сегодня утром дело. Не маленький, должен понять – при таком задержании, с таким поличным, – при этих хвастливых словах Колосова Свайкин со скрежетом зубовным вспомнил, как менты изымали у них на дороге оружие и награбленное, – сел ты на этот раз крепко. И проверить мне твои враки – пара пустяков. Говоров-то старший ваш – наркоголик конченый. Шприц только покажи – сдаст всех вас и еще слезы будет лить, что сдавать больше некого.

– А что ж ты сейчас его о мокрухе не спрашиваешь? – находчиво ввернул Свайкин. – Чего ж опять меня мучаешь?

– А его следователь себе забрал, – равнодушно сообщил Колосов. – Там уже протокол пишут. У следователя производственный процесс ни минуты не буксует, это мы с тобой все тары да бары разводим, а там уж признательные показания строчат во все лопатки. И к тому же… тот пистолетик-то у тебя был, Павлик.

Свайкин мрачно хмыкнул. Но еще более получаса потребовалось, чтобы он нехотя, но все же начал откровенничать об утреннем эпизоде.

В принципе, его показания мало расходились с показаниями потерпевших челноков, но так как Колосов их не слышал, то внимал Свайкину, не перебивая. И, лишь когда тот дошел до момента, когда водитель автобуса закрыл двери, заперев налетчиков в салоне, начал задавать вопросы:

– А где именно находился каждый из вас, когда двери закрылись? Ты вот где был?

– Впереди. Ну, когда этот задрыга сам напросился… Я ж пугнуть его только хотел, не убивать же!

– Твое счастье, что не в голову шоферу пуля попала, Паша. А где братья Говоровы были?

– Эти сзади. Там баба еще орать начала, точно ее режут. Потом… потом он дверь открыл, мы и выскочили.

– А кто женщину ударил в подбородок?

– Только не я. Я не видел кто. Вообще не видел, что ее ударили.

– Ты через какую дверь выходил?

– Как через какую? Переднюю – я ж там стоял!

– А Говоровы?

– Следом за мной.

– И что было дальше?

– Ничего. Сели в тачку и дернули.

– Только вы? И Васильченко за рулем четвертый? А кореец?

– Опять двадцать пять, начальник! Какой кореец? – Бритая макушка Круглого Павлика начала наливаться кровью. – Ну какой, на хрен, еще кореец?!

– Тот, что сидел один на последнем сиденье.

– Да я его и не видел вовсе! Я за шофером смотрел, потом эта буза в салоне поднялась, ну стрельнул – так вынудили ж! Зачем бы мне сдался этот, как его…

– Зачем? Ладно. Когда драпали от автобуса, видели что-нибудь? Ведь было рано совсем – машины все наперечет на дороге. Может, кто чинился у обочины, кто голосовал?

– Я на тачки не смотрел. И какие-то вопросы странные мне все задаете… не пойму я, о чем.

– А почему вы именно тем путем драпали?

– Где вы нас тормознули, что ли? Да это Генка, зараза такая, я ж говорил: сворачивать нужно было в лес, а он – через город проскочим, все ништяк, вот и проскочили!

– А что, разве в этом лесу дорога есть? – осторожно спросил Колосов.

– Есть. Только ведет к черту на кулички. Там карьер был когда-то за лесом. – Круглый вздохнул. – Потом забросили его. Ну дорога была. Теперь бугры одни да ямы, но проехать, если знаешь, можно. Только это все равно что круг на ровном месте сделать: упрешься снова в шоссе как раз позади Кощеевки. Там еще овраг. Мост там ремонтировали весной.

Колосов смотрел на Свайкина. Круглый Павлик – точно автомобильный атлас, открытый на нужной странице.

– Значит, ты предлагал ехать лесом до Кощеевских карьеров и там уже позади блокпоста ГАИ сворачивать на шоссе, а водитель твой выбрал иной путь. Правильно я понял?

– Правильно. Если б там ехали – не сидел бы я сейчас перед тобой. – Круглый мрачно сверкнул глазами. – Клевету разную не слушал бы.

– А ведь именно в этом овраге, в лесу у Кощеевки, пассажира-то того и кончили, Паша, – тихо сказал Колосов, – вот ведь какие пироги-то… Ну ладно. Все пока у нас с тобой. Следователь тебя ждет… А наши беседы с тобой еще не кончены. Учти.

– Я не убивал никого, начальник. И учитывать мне нечего, – твердо повторил Свайкин, но взгляд его что-то Колосову не понравился. Было в нем какое-то странное напряжение, словно Свайкину сейчас невольно вспомнилось нечто такое, что он жаждал вычеркнуть из своей памяти навсегда.

Для Кати черная полоса скуки и безделья вроде бы миновала. Задержание банды Свайкина подбросило неплохой материал для будущих публикаций, и весь следующий день (а это был ее любимый день недели – пятница) она трудилась не покладая рук. О Круглом Павлике, его прежних судимостях и оправдательном приговоре за недоказанное убийство она постаралась узнать как можно подробнее. В отделе розыска, занимающемся преступлениями на автотранспорте, ее, однако, снова предупредили: вся предоставленная информация пока строго конфиденциальна. Пока обстоятельства нападения на «Икарус», пропажи и последующей гибели пассажира не прояснятся – в прессу не давать ни строчки. «Да ладно, – благодушно подумала Катя, – месяцем раньше, месяцем позже. Наберу пока фактического материала».

Про обезглавленный труп в овраге она вспоминала с содроганием. Примечательно было то, что об этой страшной находке в сводке даже не упоминалось. Это Катю насторожило: отчего это? К чему такие тайны? Она чувствовала: что-то происходит. И Кощеевка – не начало, а лишь продолжение каких-то событий, о которых она не имеет ни малейшего представления.

В который уж раз она скрупулезно проштудировала толстый том сводок, начиная с марта. Когда обычно на свет божий и появляются «подснежники« – неопознанные трупы различных сроков давности. Трупы были, однако никаких указаний на то, что какой-то из них найден обезглавленным, Кате так и не удалось разыскать. Но это тоже еще ничего не означало. В сводке эту важную подробность могли и намеренно опустить, потому что…

Катя с досадой отодвинула подшивку. Потому что – потому, что кончается на «у». Как все-таки розыск любит тайну! Понятно, конечно, что преждевременная огласка их работе мешает, но… Какая все-таки это мука вот так по крупицам выуживать необходимую тебе для работы информацию! Видно, снова ничего не остается, как подлизаться к начальнику отдела убийств: самый ты у нас умный, Никита, самый храбрый, самый сильный… Она вспомнила, что в прошлый раз, когда ей позарез нужны были подробности двойного убийства в Кашире, доподлизывалась до того, что… Колосов, кажется, и вправду чуть-чуть не поверил, что он для нее – самый-самый. Хорошо еще, что Никита, несмотря на всю свою грозную стать, катастрофически застенчив с женщинами (или только с ней одной – кто бы подсказал, а?), а то бы…

Катя тут невольно вспомнила драгоценного В. А.: сколько они с Вадькой вместе, сколько друг дружку знают, а Кравченко ни разу не пожелал пообщаться с Никитой лично. Только через Мещерского (тот, правда, тоже давненько Никиту не видел – все дела у них, все заботы неведомо какие). Странные все же существа мужчины. Иногда, кажется, как на ладони они перед тобой – все-то у них на лице написано, чего хотят, чего не хотят. Но вот коснись дело чего-то важного, и оказывается, что ничегошеньки об их сокровенных секретах тебе и не известно. Обвели они тебя, как наивную девчонку, вокруг пальца. Вот и Колосов такой же, когда дело работы касается, а не каких-то там его сердечных склонностей…