Он не выходил из машины, когда приехал огромный кран, не видел, как при помощи его тащили из озера отцовский уазик, который появился из воды вверх колесами: как обнаружили машину на дне, так и зацепили тросами. Когда автомобиль коснулся берега, его перекосило от удара. Одна из задних дверц открылась, и на снег вывалилась туша лося.

Снова замелькала фотовспышка…

– …Пришел в себя? – заботливо спросил Игнат Прохорович.

Глеб слабо кивнул и вылез из скорой. Генерал тут же усадил его в «Волгу», где уже был на заднем сиденье один человек, и сам пристроился рядом. Машина тронулась. Возле водителя восседал высокий мужчина в каракулевой шапке. Он кинул на Глеба быстрый взгляд, но ничего не сказал.

– Где Николай Николаевич? – спросил вдруг Копылов.

– В батином доме, – ответил Глеб, удивляясь, откуда генералу известно про Вербицкого.

По дороге в машине ни слова не было сказано о происшествии. Речь зашла о том, что в этом году большие снега и по весне непременно случится паводок, который может натворить много неприятностей, и что в районе уже создана паводковая комиссия.

«Волга» подъехала к исполкому, следом за ней – милицейский уазик и мотоцикл участкового инспектора. Когда они зашли в здание, первым, кого увидел Глеб, был отцовский шофер Рудик, сидевший на стуле в коридоре. При виде людей в милицейской форме он поднялся, теребя в руках шапку.

Высокий мужчина в каракулевой шапке был прокурор района Кулик, а человек, сидевший рядом с Ярцевым в «Волге», – следователь прокуратуры района Голованов. На месте происшествия присутствовал также начальник Ольховского РОВДа Жихарев. Решено было провести допрос всех, кто мог сообщить что-либо о трагедии на озере. Вот почему и был вызван шофер погибшего директора. Вербицкого тоже пригласили в исполком, все три комнаты которого заняли работники милиции и райпрокуратуры. Вика осталась дома, так как все еще была в шоке и не могла говорить.

С Глебом беседовал Жихарев. Вербицкого допрашивали следователь Голованов и прокурор Кулик. На допросе присутствовал генерал Копылов. Расположились в комнате председателя. Игнат Прохорович сидел в шинели: озяб на озере. Николай Николаевич выглядел ужасно: отекшее лицо, набрякшие мешки под глазами, руки ходили ходуном. Генерал чувствовал себя неловко. Вспоминал те времена, когда он, еще полковник, заместитель начальника областного управления внутренних дел, заходил в необъятный кабинет председателя облисполкома с докладом. Иной раз приходилось выслушивать и резкий выговор: Вербицкий бывал несдержан и мог так отчитать – только перья летели. Ни Кулика, ни Голованова в их краях тогда еще не было.

И вот теперь Николай Николаевич сидел перед ними совершенно растерянный, подавленный, жалкий и старался ни на кого не смотреть.

Заполнив анкетные данные, следователь приступил к существу дела.

– Расскажите, что произошло на Верхнем озере? – задал он первый вопрос.

Вербицкий поежился, откашлялся:

– Даже не знаю, с чего начать…

– Давайте с того, как вы приехали в совхоз «Зеленые дали». Когда, кстати? – Голованов был подчеркнуто вежлив. Наверное, все-таки действовало положение допрашиваемого.

– Вчера утром, – глухо ответил Вербицкий.

– По делам службы?

– В Средневолжске я в командировке. А здесь, собственно, не совсем…

Он говорил медленно, словно цедил каждое слово.

«Тщательно взвешивает», – подумал генерал Копылов.

– Извините, если можно, поточнее, – настаивал Голованов. – Посещение Ольховского района предусматривалось вашей командировкой?

– В праздники человек волен распоряжаться своим временем, – не смог сдержать своего раздражения Николай Николаевич.

– Вчера был рабочий день, – заметил следователь. – Ну хорошо, – смилостивился он, видя, что этот вопрос для допрашиваемого весьма щекотлив. – Чем вы занимались тридцать первого декабря?

Путаясь и сбиваясь, Вербицкий рассказал, что, мол, поохотились, немного отдохнули и затем поехали в совхозный поселок.

– Выпили? – спросил следователь.

Вербицкий промолчал.

– Ярцев употреблял спиртное? – несколько изменил постановку вопроса Голованов.

– Было, – кивнул Вербицкий и добавил: – А что в этом такого? Новый год…

– Что же, он пил в одиночку? – чуть усмехнулся следователь.

Отпираться было глупо: видок у Николая Николаевича был еще тот, сам за себя говорил.

– Я ведь не за рулем, – пожал плечами Вербицкий.

– И много приняли?

– Имеет ли это значение? – чуть ли не со стоном произнес Вербицкий.

– Имеет, Николай Николаевич, имеет, – сказал следователь. – Будь Ярцев трезвый, может, и не случилось бы несчастья. Вы ехали на двух машинах, не так ли? Кто в какой находился?

Николай Николаевич рассказал, стараясь быть предельно кратким. Разумеется, о гонках по льду и других подробностях он умолчал.

Особенно мучительно было Вербицкому рассказывать о самом происшествии. Он почти ничего не видел и не помнил. Радостные крики дочери и Глеба, песни, что он распевал под аккомпанемент Дика, пустая полынья… Смутные отрывки… И чтобы как-то выкрутиться, пояснил:

– Знаете, в машине я задремал. Весь день бродил по лесу с ружьем, устал. Ну, еще рюмочка коньяку. Словом, сморило.

– Да, насчет охоты, – словно вспомнив что-то, спросил Голованов. – Кто получил лицензию на отстрел лося, вы или Ярцев?

У Вербицкого похолодело внутри. Выручило его то, что в комнату заглянул начальник РОВДа.

– Извините, товарищи, – сказал он. – Приехала судмедэксперт, и если есть вопросы…

– Да, да! – ответил молчавший до сих пор райпрокурор. – Есть.

– И у меня, – поднялся следователь.

Они прервали допрос и вышли, сказав, что минут на десять.

Генерал снял шинель: согрелся. Прошелся по кабинету.

– Слушай, Игнат Прохорович, – провожая его глазами, хмуро произнес Вербицкий, – видишь, что этот парень делает?

Копылов остановился возле него.

– Обыкновенное дело – выясняет, – ответил генерал со вздохом.

– Он же меня под монастырь подводит! – воздев руки вверх, трагически сказал Вербицкий. – Неужели не понимаешь, куда он клонит? Вопросики-то какие, а?! Он понавешает на меня такого…

– Но ведь было, да? – снова вздохнул Копылов и сам же ответил: – Было. Ты не скажешь, так этот шофер Матвеича… – Копылов не замечал, что обращается к Вербицкому на «ты», а прежде они всегда были на «вы». Наверное, потому, что так начал сам Вербицкий.

– Шофер не видел, как мы… – поспешно произнес Николай Николаевич и замолчал.

– Глеб даст показания. И потом – вскрытие. Анализы. Тут уж ничего не поделаешь, пьянка налицо.

– Но неужели нельзя избавить меня от всего этого? Ты же генерал! Хозяин области! – В голосе Вербицкого явно звучали просительные нотки. – Слышь, Игнат Прохорович, скажу тебе по секрету… Да, собственно, это уже никакой не секрет. Меня ведь почти утвердили… заместителем министра. Сам понимаешь – связи, возможности. А друзей я не забываю, – многозначительно посмотрел он на Копылова.

– Не те слова говоришь, – покачал головой генерал. – Не те. Времена, брат, переменились. Ой, круто переменились. Тебе, в Москве, это, наверное, еще лучше известно, чем мне.

– Ну что я такого натворил, что? И почему этот мальчишка-следователь позволяет… – начал кипятиться Николай Николаевич. – В конце концов, я могу сейчас снять трубку и прямо к первому секретарю обкома! Действительно!.. – накручивал он сам себя.

– Твое право, – пожал плечами генерал. – Смотри не сделай хуже. В декабре у нас в Средневолжске был зампред госкомитета. В Плесе остановился. Ну и крепко… – Копылов щелкнул себя по воротнику. – Тоже хватался за телефон. И где теперь этот залетный? На пенсию проводили. Без всякой благодарности за многолетний самоотверженный труд. Так что подумай.

Вербицкий сник, еще больше сгорбился.

– И скажи честно, – негромко спросил генерал, – лицензия на отстрел имелась?

Это была последняя капля.

– Какой черт лицензия! – простонал Вербицкий. – Дернула же меня нелегкая потащиться сюда! Поохотился, ничего не скажешь! Отдохнул, называется, душу отвел. Но кто мог подумать? Кто?! Как я мог, стреляный воробей?…