– Согласен. Но господин Салахов панически боится, что супруга может догадаться… Он велел мне быть крайне осторожным и деликатным. И выразил готовность удвоить тариф, только бы слежка не была замечена.

– Как ты сказал? – переспросила Динара. – Господин Салахов?! Ну-ка, дай сюда фотографию!

Она впилась глазами в лицо женщины на снимке.

– Узнаешь? – спросил Артем.

– Это же… наша соседка! Та, что купила квартиру Альшванга. Она что, жена Салахова? Того самого?

– Если под «тем самым» ты подразумеваешь известного бизнесмена, то да.

– Странно… – Динара не могла оторваться от фотографии. – Неужели это все-таки она? Такая молодая… Это что, давнишний снимок?

– Салахов сказал, что позапрошлогодний. Более позднего нет.

– Да? – удивилась Динара. – Впрочем, резкость плохая, и свет неудачно падает, так что… Все равно, странно!

– Что ты о ней знаешь?

– Почти ничего, как и все соседи. Я даже забыла, что она вышла замуж за Салахова. Столько лет прошло. Сейчас в ее квартире Фарид устроил спортзал.

– А кто ему разрешил?

– Думаю, он сделал это самовольно. Квартира долго стояла пустая, никто ею не интересовался, вот он и рискнул. Незаконно, конечно.

Динара отдала снимок мужу.

– Где мой галстук? – спросил Артем, роясь в шкафу.

– Посмотри в детской, – рассеянно ответила Динара.

Она была поглощена мыслями о супруге Салахова. Каким образом судьба собирает людей вместе, сталкивает их друг с другом или разъединяет?

– Ты только полюбуйся! – ворвался в гостиную Артем. – Они сделали из галстука уздечку для своей лошади!

– Артем, – Динара серьезно смотрела на мужа. – Господин Салахов хочет, чтобы ты проследил за его женой?

– Именно так. И готов хорошо заплатить!

– Мы сможем обойтись без этих денег?

Артем был раздражен из-за испорченного галстука и не сразу понял, куда клонит жена.

– Сможем. А в чем, собственно, дело? Работа обычная – выяснить подробности из жизни женщины. Она не киллер, не политик, не знаменитость и не криминальный авторитет. Что тебя беспокоит?

– Артем, я очень редко вмешиваюсь в твои дела. Правда?

– Правда.

– И очень редко настаиваю, чтобы ты сделал по-моему. Правда?

– И это правда. Что…

– Выслушай! – перебила его Динара. – Я не хочу, чтобы ты занимался этим!

– Чем?

– Следил за этой дамой.

– Ты что, ревнуешь?

Артем улыбнулся и попытался поцеловать жену, но она уклонилась.

– Не говори глупостей! – рассердилась она. – Я не шучу! Эта женщина… тебе не нужно связываться с ней. Вообще никак! Понимаешь?

– Стараюсь…

Артем снова сделал попытку обнять Динару, и снова она выскользнула из его рук. Похоже, ревность вспыхнула, как вулкан. Цыганская кровь! Лучше не дразнить ее. Придется сделать вид, что послушался, решил Артем. Иначе не миновать семейного скандала.

– Я все понял, дорогая, – дурашливо поднимая руки кверху, сказал он. – Сдаюсь, сдаюсь. В конце концов, слежка – давно не мое амплуа. Это скучно.

– Дай мне слово, что не будешь вмешиваться в жизнь этой дамы ни под каким предлогом! – сверкая глазами, потребовала Динара.

Здорово ее проняло! Ишь, глаза горят, как у пантеры! Бешеный темперамент супруги приводил Пономарева в умиление.

На работу они ехали молча.

– У тебя есть сигареты? – спросила Динара уже в офисе.

– Для тебя, любовь моя, – все, что угодно! – поклонился Артем, подавая ей пачку «Давидофф».

– Что ты сейчас будешь делать?

– Сначала почитаю кое-какую писанину… потом поеду, поговорю с Сашей Мерцаловым. Давно не виделись. Закуришь?

Она покачала головой, отказываясь от зажигалки, заботливо поднесенной супругом.

– Покурю у себя в кабинете, в тишине. Хочу подумать…

– Тоже правильно, – неопределенно хмыкнул Артем, скрываясь за своей дверью. – И мне есть над чем подумать.

Он велел секретарше никого к нему не впускать, закрылся и достал из сейфа записки маньяка. Прежде чем углубиться в темные лабиринты чужих размышлений, Пономарев завел маленький будильничек, который должен был позвонить ровно через час. Уже десять утра, а на полдвенадцатого у него назначена встреча с Мерцаловым.

…С того незабываемого момента, который перевернул мою жизнь, я потерял интерес к живым женщинам. Противные, жеманные притворы или злобные ведьмы – вот кем они стали для меня. Только мертвые они становятся настоящими, такими, какими должны были быть по замыслу Божьему – покорными, нежными и безмолвными. Никаких лишних жестов, никаких ненужных разговоров – только полное, безоговорочное послушание. А какими они делаются красивыми, спокойными, безмятежными. Им ничего больше не надо, кроме любви – ни денег, ни славы, ни детей, ничего, что могло бы стать для них важнее меня, из-за чего они могли бы изменить мне. Предательство – вот что заключено в самой сердцевинке, которую мы называем женским существом. Оно, это предательство, незаметно зреет, готовое свершиться в любую минуту! Но мертвая женщина лишена и этого, – она уже не предаст, не изменит. Она моя и только моя.

Странно, что моя страсть так долго не проявлялась в полную силу. Она как будто заснула после первой брачной ночи с Принцессой в темном и холодном морге… Я вел обычную жизнь, неотличимую от жизни сотен, тысяч моих сверстников. Я ходил на работу, гулял, иногда посещал вечеринки, на которых невыносимо скучал. По вечерам я зубрил предметы, которые предстояло сдавать в институт. Я был необыкновенно положительным молодым человеком, без вредных привычек, как это принято говорить. К алкоголю и сигаретам равнодушен, к наркотикам тем более. Разгульная жизнь меня не привлекала. Женщины! У меня к ним особая, ни на что не похожая любовь, чистая, как у Грэя, который приплыл к Ассоль на алых парусах…

Отец с матерью еще не знали, что я уже отказался от карьеры медика. Я решил не расстраивать их раньше времени. Почему профессия врача перестала меня привлекать? Затрудняюсь ответить. Может быть, потому, что медицина не приветствует смерть и даже некоторым образом пытается с ней бороться. А у меня свое отношение к Смерти. Она – моя союзница, наперсница моей любви. Я не могу действовать против нее. Она – волшебница, превращающая подделку в истинную драгоценность.

Итак, через год я объявил, что хочу получить техническое образование. Надо отдать должное моим родителям – они с честью выдержали удар. Мама робко заикнулась о факультете журналистики, а отец грозно молчал целую неделю, делая вид, что не замечает меня. В конце концов, они оттаяли. Я, как мог, объяснил им, почему изменил свои планы. Сказал, что желаю быть на переднем крае строительства прекрасного будущего, и они меня поняли.

Я поступил в институт и стал примерным студентом – активистом, отличником и неизменным участником стройотрядов. Погружаясь в учебу или работу, я забывал о своей тоске, о любви к несуществующей Принцессе. Безделье сводило меня с ума, и я превратился в трудоголика. После института отец помог мне устроиться на работу, а мама начала регулярно заводить разговоры о женитьбе. Я так глубоко запрятал свои чувства к женщинам, что и слышать об этом не хотел. Но потом все же решился на брак с милой, тихой девушкой. Вопреки терзавшим меня опасениям, семейная жизнь потекла обыкновенно, как у всех. Близость с женой волновала меня не больше, чем прогноз погоды, но я честно исполнял супружеские обязанности.

Отец мой к тому времени скончался – он, как и я, был фанатиком своей работы и отдал ей все. Мама переехала в Москву, где у нее оставались родственники; столичную квартиру разменяли на однокомнатную в Москве для мамы и квартирку для нас, в Ленинграде.

Новая квартира в старинном петербургском доме поначалу принесла много радости. Но потом жена моя, женщина добрая и покладистая, начала невероятно раздражать меня. Между нами то и дело возникали мелкие стычки, перераставшие в ссоры. По ночам я видел в снах Принцессу и уже не мог отделаться от желания снова пережить то незабываемое ощущение, тот неповторимый экстаз! Кафель стен и холод возбуждали меня, вызывая в памяти помещение морга и наслаждение, пережитое тогда. Я страдал от невыносимого напряжения, которое должно было разрешиться, любой ценой. Это стало сильнее меня. С утра до вечера я был поглощен тем, что жадно искал женщину, которая могла бы подарить мне то, о чем я мечтал.